Золотая эпоха морского разбоя - Копелев Д. Н. - Страница 30

Разбитую «ЭдвенчеТалей» он сжег, а сам перебрался на «Куидей Мерчент». Впрочем, команда, недовольная своим капитаном, покинула его и разбрелась по другим судам.

С августа же 1698 года в Адмиралтейство стали поступать жалобы от индийских купцов на действия Кидда. Осенью было приказано задержать его как пирата, где бы он ни появился. Однако когда английская военная экспедиция, направленная к Мадагаскару, вошла в пиратскую гавань Сен-Мари, корабля Кидда на стоянке уже не было. События между тем приобретали все более неприятную окраску. Власти Империи Великих Моголов, под давлением жалоб купцов, возмущенных действиями пиратов, начали угрожать санкциями против английской торговли. Одновременно в самой Англии активизировалась парламентская оппозиция, обвинившая правительство в попустительстве и поддержке морских разбойников. Разразился громкий скандал. Дело Кидда разрослось в громкий политический скандал. Газеты создали не слишком удачливому приватиру репутацию короля пиратов.

Тем временем Кидд на купленном шлюпе уже находился в Вест-Индии. Точно неизвестно, когда он покинул Сен-Мари, но очевидно, что у него был разработан план дальнейших действий. Понимая трудность и двусмысленность своего положения, Кидд все же решил вернуться в Америку. В оправдание своих действий он подготовил защитную версию: заниматься незаконной деятельностью он якобы был вынужден под давлением своей команды. В июне 1699 года пришел в Бостон и вступил в переписку с губернатором Нью-Йорка графом Белломонтом. Успокоенный заверениями в личной безопасности, он явился в Нью-Йорк, где был арестован.

По местным законам, Кидда не могли осудить на смерть за пиратство, и поэтому весной 1700 года его перевели в Англию. Судебное разбирательство продолжалось целый год. Кидд был обвинен в убийстве одного из своих людей (Мура) и пиратском нападении на «Куидей Мерчент». Несмотря на недостаточность материалов по обвинению, Кидд был приговорен к смертной казни.

23 мая 1701 года Кидд и шесть членов его экипажа были повешены в Уоппинге на берегу Темзы. Казнь состоялась в период «между уровнем полной воды и низшей точкой отлива», в соответствии с традициями Адмиралтейства. Труп Кидда, опутанный цепями и просмоленный, долгое время висел на набережной в назидание морякам, а потом еще несколько веков беспокоил живых, являясь им по ночам.

Сложное время для морских разбойников наступило, когда начали заканчиваться широкомасштабные европейские войны. Несмотря на то, что демобилизация личного состава флотов и окончание приватирского промысла расширили пиратские ряды, положение сложилось угрожающее. Донесения с торговых путей о бесчинствах грабителей переполнили чашу терпения европейских властей, а слухи о мощи и численности пиратов заставили их ответственно подойти к решению этой проблемы и приложить максимум усилий для искоренения разбоя. В 1721 году, как упоминалось выше, карательная эскадра Мэтьюза прошла вдоль Мадагаскарского побережья, но пираты растворились в просторах океана. Свои брошенные поселки они не восстанавливали, так как, столкнувшись с твердым намерением погасить разбой в Индийском океане, вновь перебирались в Атлантику. Впрочем, пиратское братство попыталось открыть предохранительные клапаны для спасения. Их тайные посланцы отправились в Европу и вступили в переговоры с представителями шведского и датского королей, российского царя и султана Османской империи о принятии их под покровительство. Частично им даже удалось добиться своих целей, так как рассказы о невероятном могуществе и несметных богатствах мадагаскарских пиратов воспламеняли воображение правителей Европы и создавали у них иллюзии получения политических дивидендов на Востоке с помощью разбойников. В 1718 году посольство пиратов прибыло в Штромштадт и пообещало шведскому королю Карлу ХП полную власть над Сен-Мари в обмен на предоставление им зашиты. 24 июня Карл ХП подписал охранное письмо и начал снаряжать экспедицию к Мадагаскару. Однако в ноябре 1718 году король погиб у стен крепости Фридрихсхальд, а государственный секретарь барон Герц, занимавшийся этим делом, через год был повешен по обвинению в государственной измене. О пиратах на время забыли, но спустя три года, в 1721 году, была подготовлена новая экспедиция. Ее командующий, командор генерал-адъютант Карл Густав Ульрих, с эскадрой под купеческими флагами добрался до Кадиса (Испания), где была назначена встреча с пиратскими представителями, которые должны были сопровождать эскадру до Сен-Мари. Экспедицию ждала неудача. Несколько месяцев Ульрих простоял на рейде, эмиссары пиратов не появились, среди офицеров начались раздоры. Ульрих был вынужден вернуться в Швецию, где был отдан под суд за срыв экспедиции. Тогда же в события попыталась вмешаться российская сторона[47].

Ранней зимой 1723 года по укатанному санному пути среди однообразных снежных пустынь и глухих безмолвных лесов Эстляндии скользил санный караван. Это были самые обычные транспорты, ничем не отличавшиеся от сотен других, пробиравшихся по широкому тракту, проложенному крестьянскими и почтовыми санями.

Неделя прошла с того раннего декабрьского утра, когда караван выехал из столицы Российской империи Санкт-Петербурга. 12 декабря зимнее путешествие закончилось, и санный обоз въехал в новостроившийся порт Рогервик (совр. Палдиски, Эстония). Расположенный в небольшой бухте к западу от Ревеля, он привлек внимание императора Петра I, решившего построить здесь главный порт на Балтике.

С караваном прибыл прокурор Адмиралтейской коллегии капитан-лейтенант Иван Козлов, представивший свои документы полковнику Евгению Маврину, осуществлявшему руководство строительством в Рогервикской гавани. В тот же день он появился на квартире полковника, но не один, а в сопровождении неизвестного господина, прибывшего вместе с ним из Санкт-Петербурга. Незнакомец был одет в черный камзол без знаков отличия. Его поселили « … тайно в особливых покоях» и в течение следующих дней его… «не токмо другим кому видеть, но и означенный полковник Маврин не видал».

Ни с кем не общаясь, таинственный постоялец прожил у Маврина три дня, а 15 декабря покинул квартиру так же внезапно, как и появился. Накануне в гавань прибыл из Ревеля фрегат «Декрон-деливде» и стал на якорь. Утром неизвестный господин в черном и его багаж были переправлены на фрегат. Через несколько часов в гавань вошло другое судно — фрегат «Амстердам-Галей», — также пришедшее из Ревеля. Вечером в капитанской каюте «Декронделивде» состоялось совещание, на котором присутствовали Козлов, таинственный незнакомец, капитаны «Амстердам-Галея» и «Декронделивде» Данило Мясной и Джеймс Лоренс, а также офицеры с обоих фрегатов.

Козлов объявил собравшимся, что они поступают в распоряжение незнакомца, и предупредил, «чтоб они были сему господину во всем послушны…»

В течение следующих дней на фрегатах в беспорядочной суматохе шли торопливые приготовления к отплытию. Никто в порту не знал, куда должны отправиться корабли. Тайна нависла над Рогервиком. Явно шли приготовления к дальнему плаванию: грузили доски и крючья для абордажного боя, продовольствие заготавливали на несколько месяцев, а днища кораблей приспосабливались для защиты от моллюсков южных морей.

К тому же и время для выхода в море было выбрано неподходящее, и от этого дело приобретало еще большую загадочность. Стояла промозглая холодная погода, дул сильный ветер с дождем и снегом, и на Балтике гуляли шторма. Офицеры кораблей отчетливо видели погрешности, допущенные в подготовке, капитаны жаловались руководителю плавания. Да и он сам находил массу недоработок. Однако чья-то высшая воля нависла над всеми, и мнение участников плавания, по-видимому, никого не интересовало.