Тест на любовь - Копейко Вера Васильевна - Страница 12

Вообще-то он не сомневался в Ирме. Он слишком давно работал над ней.

Если бы ему сказали, что изо дня в день он трудился над ней как Создатель, готовя из нее инструмент, с помощью которого пойдет к своей цели, Иржи вряд ли согласился бы. Но как человек, одержимый собственной идеей, он каждым своим шагом, даже, казалось бы, не имеющим ничего общего с главной целью жизни, приближается к этой цели. Потому что сама идея захватывает человека целиком.

Иногда Иржи одолевало странное беспокойство — а не делает ли он чего-то дурного? Он хорошо помнит опасный, греховный толчок в груди в тот момент, когда понял, что Ирму надо оперировать. Этот толчок был сродни радости, но Иржи пытался увидеть в нем особый знак, разрешение свыше на эксперимент.

Операцию он делал тщательно. По полной программе он готовил ее к будущей работе на его идею. В ту пору эта идея только возникала, оформлялась в сознании, он еще не знал, как ее осуществить. Самое главное, надо было подвести Ирму к ней настолько искусно, чтобы она сама предложила себя в курьеры. А для этого жена должна знать, что он спас ей жизнь.

У человека нет ничего более ценного, чем жизнь, и за нее, сохраненную, он способен пронести благодарность через весь остаток дней.

Гистологию больной Ирмы Грубовой доктор Грубов не подшил к ее медицинской карте…

— Иржи! — Ирма кинулась к мужу.

— Моя девочка! — Он схватил ее, обнял, крепко прижал к себе.

— Все хорошо, дорогой. Все слишком хорошо, — прошептала она ему в самое ухо.

— Молодец. — Он поцеловал ее в щеку. — Поехали. Иржи сам вел машину, осторожно, плавно, точно вез огромный аквариум с золотой рыбкой.

— Мы сразу едем в клинику?

— А ты не хочешь отдохнуть?

— Нет-нет, я хочу закончить свой рейс.

Она радостно смеялась. Ветер трепал кудряшки, врываясь в люк на крыше.

— Хорошо.

— Я готова лететь снова хоть завтра.

— Нет, Ирма, мы должны за тобой понаблюдать. Отдыхай.

Она не хотела отдыхать. Наслаждение, внезапно открывшееся ей, полученное столь необычным образом, требовало продолжения. Ирма думала, как ей поступить. Может быть, вызвать Салли в клинику? Нет, невозможно, Салли нужна у Миня.

Внезапно Ирма подумала: а почему эта форма удовольствия так потрясла ее? Разве она замечала за собой когда-то лесбийские наклонности? Ирма замерла от столь неожиданно возникшего у нее вопроса. Она стала напряженно рыться в памяти. Она — девочка, нянька завязывает ей бант в волосах, потом гладит руками по спине, потом ниже, по бедрам, шлепает, задрав платье, щекочет губами шею. Она смеется…

Входит мама, почему-то кричит на няньку, та что-то говорит, а она, Ирма, стоит, не понимая, что происходит, ей хочется, чтобы нянькины руки и губы ласкали ее… Потом она лежит в постели с мамой, кладет руки на ее теплую грудь, но мама почему-то сбрасывает их и сердится… А Ирма вся горит…

Нет, ничего не бывает просто так, у всего есть своя причина.

Клиника была пуста. Иржи занялся Ирмой.

— Все идеально, — объявил он.

— И много получится лекарства? — поинтересовалась Ирма.

Он подумал. Потом сказал.

Она покачала головой и изумленно проговорила:

— Мы получим за это…

— Я думаю, ты хорошо считаешь. — Иржи засмеялся.

— Я хорошо училась в школе.

Ирма одевалась, говорила с мужем, а в голове звучал голос Салли. Ее шепот. Волнующая музыка…

Иржи остался в клинике, а Ирма поехала домой. Вечером, лежа в постели, она ворочалась, словно пыталась отыскать там несуществующую Салли.

Потом сказала себе — стоп, достаточно. Лучше начать думать о другом.

Ирма слетала во Вьетнам еще два раза, Салли была так же нежна, как и прежде. Ирма была без ума от нее. Именно так — трезвая, расчетливая женщина нашла то, чего, оказывается, хотела всегда. Но не знала, что это такое.

Ласки Салли доводили ее до экстаза, ничего подобного она не испытывала ни с кем. Она не желала расставаться с Салли ни на минуту.

— Сестра, давай поклянемся в вечной любви. — Ирма не отводила глаза от Салли. — Я готова ради тебя на все. А ты?

— Да, клянусь. Я тоже. Я сделаю все ради тебя, — сказала Салли.

Они нежно поцеловались.

После третьей поездки Иржи освободил Ирму от предмета.

— Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? Никакой неловкости? Все в порядке?

— Мы много заработали? — не отвечая на его вопрос, спросила Ирма.

— Думаю, да. По крайней мере на ближайшее время нам ничего не надо от Энди. Лаборатория работает. Больные покупают лекарства. Чем больше пациентов, тем больше нужно лекарства.

— Тем больше мы получим денег.

— Тем солидней клиника. Они захохотали и обнялись.

— Ты мой клад, Ирма. Ты сама не понимаешь, какую революцию в медицине мы совершаем!

6

Итак, Ольга Геро приехала. И поразила Ирму своим видом. Впрочем, подумала она, когда они виделись в Москве в последний раз, Ольга тоже была не слишком хороша. Да, конечно, как всегда одета с иголочки, причесана, но нет блеска в глазах, выделявшего ее из любой толпы. Человека, занятого своим делом, управляющего собой и своей жизнью, легко отличить от покорившегося чужой воле.

Они сидели тогда с Ольгой в привычном для них месте баре Дома журналиста. Довольная, веселая, Ирма смотрела на Ольгу. Был полдень, в баре никого, бармен Слава надевал галстук-бабочку, готовясь к приему посетителей.

Ольгу что-то мучило. Ирма несколько секунд смотрела на нее молча, потом сказала:

— Дорогая, только не уверяй меня, что с тобой все в порядке. — Ирма прекрасно говорила по-русски, у нее был дар к языкам, она учила его в школе и в университете, но казалось, что она всю жизнь провела в доме с окнами на Никитские ворота, в центре Москвы. То же протяжное московское «а», что и у Ольги, те же словечки, которые, вероятно, занесли московские гости из разных редакций, да и она сама часто ездила в Москву. — С тобой не все в порядке. Не пытайся вешать мне лапшу на уши.

Полутемный бар освещали разноцветье шара, который вращался под потолком, и экран телевизора. Они пили коньяк, бармен пытался им налить по сто граммов, но дамы наотрез отказались.

— У нас доза, — заявила Ирма.

— Понимаю. — Он свел брови и хитро подмигнул: — Тогда парижского, а?

— Естественно, — снова кивнула Ирма. И ослепительно улыбнулась молодому симпатичному мужчине.

Телевизор внезапно оглушительно заорал, но Ольга не обратила внимания и, как обычно она делала, на сей раз не направилась решительным шагом к нему, чтобы бестрепетной рукой усмирить. Сейчас она даже не слышала голосов из телевизора, поглощенная собой.

— Итак, дорогая, я тебя слушаю. Только не смей финтить! — заявила Ирма решительно, отпив глоток. — Между прочим, хороший коньяк.

Ольга улыбнулась. Вот оно, прорвалось наконец. Так не говорят сегодня, слово «финтить» — из классической литературы. Из обихода прошлого. Которого давным-давно нет и никогда не будет. Носители языка унеслись в дальние дали мироздания…

Она вздохнула.

А некоторым подобное предстоит. Унестись…

— Финтить, — повторила она. — Да я и не собиралась. Я как раз хотела посоветоваться с тобой, Ирма. Твой муж… ведь он хирург… Онколог, да?

Она попыталась тянуть время, отодвинуть момент и не произносить всего того, что предстояло. Ирма кивнула:

— Дальше, дальше, смелей.

Ее васильковые глаза под солнечными кудряшками потемнели. Ольга могла не продолжать. Лица всех женщин одинаковы, когда узнают то, о чем узнала Ольга, судя по всему, недавно.

Ольга молчала. Перед глазами возникла недавняя картина.

Она попала в больницу по «скорой», все оттягивая и оттягивая визит туда, пока наконец однажды ночью не проснулась от ощущения сырости. Липкие простыни. Невероятно липкие.

Она зажгла свет и похолодела.

Она лежала в луже крови.

Ольга вскочила и кинулась в ванную. Она мылась и видела, как красные брызги оседали на белом кафеле.

Ольга была дома одна. Она вспомнила ощущение неловкости в животе еще вчера, на съемке, но ей казалось, что слишком нагрузила сумку. Она выругала себя — незачем тащить все объективы сразу, ведь знала, что наверняка пригодится только один.