Кто-то должен умереть - Малышева Анна Витальевна - Страница 3

– Гулять! – зашипела барменша. – Иди гулять!

Она покинула пост и пошла к двери, надеясь, что пес последует за нею. Но, обернувшись, увидела, что спаниель и не думал выполнять обычный ритуал вечерней прогулки. Он занял позицию перед дверью туалета и продолжал стонать – иначе эти звуки назвать было невозможно. В них было что-то настолько пугающее, древнее, что все посетители разом перестали есть, пить и общаться. Теперь они не сводили глаз с собаки. Барменшу пробрал мороз, хотя из приоткрытой двери тянуло теплым ветром, а в самом кафе было душно.

«Ой, Котик, ты не взбесился ли?!» – обморочно подумала она.

И бросилась к двери туалета. Схватила собаку за ошейник – этот маневр удался впервые – и потащила прочь. Пес дико завыл, обнажая желтоватые зубы, и, с неожиданной силой вырвавшись, принялся скрести белую дверь когтями. Рая потрясенно выпрямилась.

– Что это такое! – пробормотала она, не решаясь вновь прикоснуться к собаке. – Ты и впрямь взбесился?!

Последнее слово оказалось роковым для вечерней выручки. Посетители один за другим принялись подниматься из-за столов и покидать кафе. Это было просто – здесь расплачивались сразу после сделанного заказа, – так что никто никого не останавливал. Официантки метались вокруг обезумевшего пса, пытаясь его утихомирить. Ему совали подачки, называли ласковыми именами, пытались гладить – бесполезно. Спаниель выл, задирая породистую морду, на которой прежде не было иного выражения, кроме дружелюбия и доброты. Но теперь – только страх, первобытный ужас.

Рая первая взяла ситуацию под контроль. Она одновременно схватила пса за холку и за спину и мощным рывком откинула от двери туалета. Котик, пролетев пару метров и будто придя от этого в себя, моментально спрятался под стойкой. А барменша принялась стучать в дверь:

– Послушайте! Что у вас там?!

В голове возникла пугающая мысль – женщина сидит в туалете больше десяти минут. Ненормально? Нет, почему же? Ведь женщины всегда проводят в таких местах больше времени, чем мужчины. Возможно, она там пудрится, красится, возможно, ей стало нехорошо… Но почему она не отреагировала на дикий вой под дверью? Испугалась? Да так, что и на человеческий голос не отвечает?

– Откройте дверь, пожалуйста, – сказала Рая непререкаемым тоном – тоном настоящей барменши, повидавшей на своем веку всякое. – Скажите, вам нехорошо?

«Почему нехорошо, с чего? – лихорадочно думала она, дожидаясь ответа и краем глаза отмечая почти опустевшие столики, появление хозяина, испуганные лица официанток. – Если бы перепилась – тогда ладно. Но она даже не прикасалась к вину!»

Она обернулась к сослуживцам:

– Кажется, там что-то случилось. Я сразу поняла, что с ней что-то не так. Бледная, как смерть, ничего не съела.

Хозяин – полный, желтолицый мужчина – властно постучался и строго попросил ответа. Когда ответа не последовало, велел позвать из подсобки Колю-грузчика и сломать дверь.

Ждали молча. Когда явился Коля – сутулый, тощий мужик с опухшим лицом – и вложил между створкой и косяком двери лезвие топора, которым рубили мясо, женщины отшатнулись.

– Н-ну? – недовольно спросил Коля безмолвную дверь. От косяка отвалилась щепка. Дверь открылась.

Женщина, так и не оценившая достоинств местной кухни, была мертва. Под потолком туалета, довольно высоким, проходила проржавевшая водопроводная труба. За эту трубу она перекинула свой длинный газовый шарф, для чего явно пришлось встать на края унитаза. Для этого она сняла туфли – они стояли рядышком, на удивление аккуратно. Ее ноги в чулках не касались пола. Лицо было повернуто к стене, и только потому многим из официанток не снились кошмары – они не видели смертной гримасы, исказившей это непримечательное, бледное лицо.

Барменше кошмары снились. Во сне она часто видела эту парочку у окна, слышала вой Котика, звук крошащегося под топором дерева, крик подруг… Она никогда не думала, что смерть чужого человека может произвести подобное впечатление. Во всяком случае тогда она держала себя в руках. В тот момент у нее были вполне трезвые, рациональные мысли. С трудом оторвав взгляд от туфель на полу – почему-то эта деталь поразила ее сильнее всего, – она вдруг сообразила, что среди людей, собравшихся у двери, нет того, кого это происшествие должно касаться ближе всех. Рая обернулась, чтобы позвать спутника женщины, но увидела, что столик пуст. Стояли тарелки – полные и полупустые, ополовиненная бутылка вина. В пепельнице еще дымился окурок. А вот клиента не было.

В сумочке, сиротливо висевшей на спинке стула, были найдены кое-какие документы. Паспорт на имя Юлии Федоровны Чистяковой, 1970 года рождения, москвички, замужней, бездетной. Фотография полностью отражала внешность покойной – то же невыразительное, бледное лицо, неряшливо причесанные волосы. В него было вложено свидетельство о браке – документ довольно неожиданный, ибо кто его носит с собой каждый день? Юлия Федоровна была замужем за неким Рудниковым Николаем Константиновичем, родившимся на два года раньше нее, во Владивостоке. Брак был заключен три года назад.

Кроме того, в сумочке находились: пудреница, помада, ключи на связке, общим числом пять, щетка для волос, зубная щетка в нераспечатанной упаковке (что было отмечено особо), шоколадная конфета и проездной на метро, из которого осталось две неиспользованные поездки.

И еще записка. Собственно, запиской это было считать нельзя. Клочок линованной бумаги, вырванный откуда-то нервной, злой рукой. Ни даты, ни подписи, никаких объяснений случившемуся. Только несколько слов, которые всех озадачили.

«Кто-то должен умереть».

Благодаря тому что барменша неотлучно присутствовала при появлении милиции, сразу выяснилось, что клочок был оторван от копии счета, которую после расплаты за ужин положили на столик. Куски совпадали идеально. Барменша не могла вспомнить, чтобы женщина что-то писала, но в конце концов она ведь не все время наблюдала за парочкой…

Домой она шла нога за ногу, вороша в памяти все подробности минувшего вечера, внезапно обратившегося в кошмар. «Взять да повеситься, – думала Рая. – До чего нужно довести человека! А этот тип? Куда он делся? Когда сбежал? Котик начал выть, я сдуру брякнула, что собака взбесилась, люди побежали прочь… Ну а этот? Он же видел, что подружка заперлась в туалете. А пес был рядом, и если бы она вышла, сразу бы вцепился в нее… Если бешеный, конечно. Но Котик с ума не сошел, нет! Не такой это пес! Он предчувствовал! Клянусь – предчувствовал, понимал, что сейчас что-то случится, вот и подал голос! Этому красавчику надо бы встревожиться, а он сбежал вместе со всеми! Ну и проходимец… Можно сто раз поссориться, но нельзя же так бросать человека!»

И чем было ближе к дому, тем больше барменша чувствовала усталость и даже ненависть к людям, которых она многие годы поила, кормила, безропотно обслуживала и по-своему любила. Да, ей нравилась ее профессия, но если бы кто-то сказал ей, что наступит такой вечер и придут такие клиенты…

«А пес? – подумала она, уже подходя к подъезду – Рая жила неподалеку от кафе. – Заперли бедного – так из-под стойки и не вылез. Испереживался… До чего же умная собака! Если бы мне догадаться, что Котик воет к покойнику, мы бы сразу сломали дверь и, может быть, успели бы…»

Милиция еще раз наведалась в кафе, а потом все пошло по-прежнему. Или почти по-прежнему. Никто из клиентов, бывших тут в злополучный вечер, не видел ни взлома двери, ни трупа, но слухи все равно разошлись, хотя хозяин отдал приказ держать язык за зубами. Рае пришлось вынести немало неприятных минут, рассказывая клиентам о том, что тут случилось. Лгать было глупо, потому что сюжет даже показали в какой-то криминальной хронике, и хотя название кафе не было упомянуто, постоянные клиенты узнали интерьер.

А в общем вскоре все утихло и вошло в обычное русло. Обеды и ужины, бесчисленные кружки пива и чашки кофе… О «той истеричке» почти никто не вспоминал. Спаниель вел себя тише воды ниже травы, голоса подавать не пытался, и было лишь одно изменение в его повадках – он совершенно перестал подходить к посетителям. Лежал под стойкой, рядом с ногами барменши, дремал, изредка приоткрывая глаза и уже безо всякого энтузиазма оглядывая окружающий мир. «Стоит ли вставать, если вокруг происходит такое?» – как будто сомневался он.