Италия: вино, еда, любовь - Такер Майкл - Страница 3

Я начал медленно закипать. Наш агент намеренно ввел нас в заблуждение. Он тратил все силы, чтобы протолкнуть нас наверх по карьерной лестнице, а потом ему это, видимо, надоело, и он решил унизить нас перед всей прессой. Ударить ножом в спину. Я что хочу сказать… Быть звездой вообще штука сложная, а когда перед тобой никто не преклоняется, так это практически невозможное дело.

А потом мне подумалось, что Иисусу, с которым мы вчера ужинали, явно пришлось бы по душе положение, в котором я оказался. Он-то знал, что надо делать. Он не любил лести. Знал, что его предадут. Я сидел и, лелея раны, ассоциировал себя с Иисусом Христом. Врать не буду, мне стало гораздо легче.

Кстати сказать, Иисус оказался самим очарованием. Это был не тот Иисус, который висит на распятии и смотрит на тебя с таким выражением, словно хочет сказать: «Я умер за твои грехи». Перед нами был молодой Иисус, Иисус-мечтатель, обаятельный, с вкрадчивым голосом, остроумный, причем шутки у него были добрыми, не как у Хенни Янгмена. [3]Словом, во время общения с ним действительно начинаешь верить, что он понимает, как устроен мир. Я даже собирался ему рассказать анекдот про Иисуса и Моисея, играющих в гольф. Зря не рассказал, ему бы понравилось. Подводя итог, должен сказать, что он мне показался очень симпатичным и милым. Гораздо более симпатичным, чем наша знакомая, согласившаяся на роль медиума. Ей следовало бы почаще становиться Иисусом.

К ней мы приехали преисполненные ожиданий. Нельзя сказать, что всерьез рассчитывали побеседовать с Иисусом (до такого мы еще не дошли), однако нам было интересно, как подруга все обставит. Во время ужина она провела с нами подготовительную беседу, сказав, что не меньше нас потрясена этим чудом и сама не понимает, как оно происходит, ну и так далее в том же духе — обычная чушь, которую несут медиумы.

Однако, когда дело дошло до сеанса, подруга вошла в транс довольно быстро, причем без всяких театральных жестов и фокусов. Она просто закрыла глаза, и все. Мы немного подождали. Потом Джил призналась мне, что почувствовала, как по комнате словно волна энергии прокатилась — у нее даже мурашки по коже пошли. Впрочем, не будем забывать, что речь идет о Джил — она по мурашкам вообще рекордсмен. Я ощущал лишь беспокойство, опасаясь, что все мы окажемся в неловком положении. Если Джил хорошо ощущает изменения в «энергетическом поле», то я мастер потеть от волнения.

Прошло довольно много времени, и наконец наша подруга заговорила. Вернее, заговорил Иисус, поскольку голос, зазвучавший в комнате, явно принадлежал не ей.

— Пожалуй, будет лучше всего, если вы начнете с вопросов, — произнес Иисус. Он говорил с акцентом. Я бы сказал, с арамейским, пусть даже не знаю, как звучит этот язык. Однако по какой-то причине я решил, что арамейский акцент звучит именно так.

— Как у вас дела? — Ничего лучшего мне просто не пришло в голову.

— Спасибо, хорошо.

— Мы бы хотели поблагодарить вас за то, что вы согласились провести этот вечер с нами. — Джил, как всегда, была сама вежливость.

— Ваше общество доставляет мне огромное удовольствие.

Как я уже сказал, Иисус оказался славным малым. Разговаривать с ним было очень легко, и при этом не ощущалось никакого напряжения.

— Вы часто сюда наведываетесь? — задал я очередной идиотский вопрос. Вообще-то мне хотелось поддержать беседу, но реплика прозвучала так, словно я хотел снять Иисуса в баре. Все, включая Иисуса, отвели глаза, сделав вид, что не слышали моего вопроса.

— Спрашивайте о том, что у вас на сердце, — помолчав, произнес Христос.

— Вы можете сказать, где мы будем в следующем году? — спросила Джил. — Я имею в виду: мы останемся здесь или переберемся куда-нибудь?

Он одобрительно улыбнулся нам обоим:

— Ваше путешествие уже началось.

Очень правильный ответ. Джил просияла. Откуда Иисус нас так хорошо знает? На меня же его слова не произвели особо сильного впечатления. Дело в том, что подруге, выступавшей в роли медиума, прекрасно известно о начале нашего путешествия. Мы много раз ей об этом сообщали, когда разговаривали о нью-эйдж: о всех этих мантрах, тантрах, медитациях и китайских лечебных травах. Наверняка ей не составило труда передать эти сведения Иисусу. Ей даже не нужно было ничего рассказывать, потому что в данный момент она являлась Им, или Он являлся ею. Впрочем, неважно.

— Вы переедете в дом, окруженный соснами, на которые будут выходить окна вашей спальни.

Вот это уже лучше! Вместо общих фраз пошла конкретика.

— Звучит просто здорово. — Джил по-прежнему сияла.

Некоторое время беседа продолжалась в том же духе. Однако всякий раз, когда мы пытались добиться от Иисуса четких ответов, он напоминал нам, что «у жизни свой план» и «у судьбы имеются для вас в запасе неожиданности». Никаких других внятных предсказаний типа «дома в окружении сосен» я не помню, но в целом у нас создалось впечатление, что мы движемся в правильном направлении. Наше путешествие уже началось, и это, по словам Иисуса, было очень хорошо.

Долгий ли мы уже проделали путь в этом странствии или нет — оставалось загадкой вплоть до следующего вечера, когда мы оказались в импровизированном пресс-центре в отеле «Беверли Хилтон».

На соседнем столике рядом с нами стоял телевизионный экран, по которому шла трансляция встречи представителей NBC. Пока я сидел, потягивая далеко не лучшее вино, ругая под нос растяпу-агента и дуясь на изменчивую судьбу, мой блуждающий взгляд уткнулся в телеэкран, на котором Дон Олмейер как раз рассказывал о планах на грядущий сезон и о том, как он собирается привлекать дополнительную аудиторию. Олмейера недавно перевели из отдела спортивных передач и назначили начальником вещания на Западное побережье. В NBC слишком много начальства. Прокормить все это начальство — задача сложная и вообще трудновыполнимая.

— Ну и самое важное объявление. Мы собираемся отправить на отдых нашего старого верного боевого коня — сериал «Закон Лос-Анджелеса». У нас в разработке новый проект. Мы будем пускать его в самый прайм-тайм, в десять вечера по четвергам.

Может быть, я даже не расслышал, что он сказал. Говорят, когда тебе сообщают какую-нибудь жуткую новость, слух будто отказывает. Мы с Джил быстро переглянулись и тут же отвели глаза, словно вмиг пришли к молчаливому согласию не верить в услышанное. Потом, когда Олмейер перешел к подробностям, правда, словно яд во внутривенной капельнице, стала медленно доходить до нас.

Кап. Самое горькое, самое обидное заключалось в том, что Олмейер прав. Сериал исчерпал себя и устарел. Мы не раз и не два пускали в ход одни и те же сюжетные ходы. Проект следовало закрыть хотя бы из жалости.

Кап. Отторжение. Удар прямо в сердце. Людям не просто надоел сериал, они устали от нас. Да, у нас с Джил была своя изюминка, некоторое время на этом можно было играть, теперь пришла пора уступить чему-нибудь новому.

Кап. Деньги. Господи, опять эти деньги! Наши доходы сократятся просто катастрофически. А много ли я успел отложить? И вообще возможно ли в принципе отложить «много»?

Кап. Снова деньги. Может, я неправильно себя повел? Может, я так старался по максимуму заработать на нашей славе, что вызвал у зрителей неприязнь? Да, это так.

Кап. Кап. Всё. Смерть.

Ну и что теперь? Да, мы еще способны продержаться. Я знавал угасавших звезд, которым удавалось тянуть на остатках былой славы целые десятилетия. Из большого города они перебирались в город поменьше, потом еще меньше, ну и так далее. На место в ресторане «Spago» рассчитывать не придется, но в каком-нибудь Питтсбурге в твою честь будут готовы устроить парад.

С тем же успехом мы могли бы вернутся к прежней жизни в Нью-Йорке. Сейчас там как раз была мода на звезд, возвращающихся с телевидения в театр.

Я посмотрел на Джил. На этот раз внимательно. У нее голубые глаза. Иногда кажется, в таких глазах можно утонуть. Глядя в них, я понял, что Джил скорее беспокоится обо мне, а не о себе. Слава и деньги ее никогда особо не привлекали.