Птица не упадет - Смит Уилбур - Страница 44

Только когда дрожь не захотела уняться и после того, как его одежда давно уже высохла, Марк вспомнил, что прошло ровно двадцать два дня с его первого ночлега под фиговым деревом, после первых укусов речных комаров.

Новый приступ озноба сотряс его, и Марк понял, что, вероятно, теперь его жизнь зависит от бутылочки с таблетками хинина в ранце высоко на ветке дерева и от того, успеет ли он добраться до лекарства раньше, чем малярия обрушится на него со всей своей злобой.

До лагеря было четыре мили, и он пошел коротким путем через колючий кустарник и через каменистый хребет, чтобы за гребнем снова выйти на тропу.

К тому времени как Марк вышел на нее, у него кружилась голова и ему пришлось передохнуть. Сигарета показалась горькой и затхлой, он раздавил окурок и сразу увидел новый след. В этом месте след уберегли от дождя ветви дерева махобо-хобо, он накладывался на собственный след Марка и шел в том же направлении, но Марка поразило то, что это был след обутой ноги и обувь была подбита сапожными гвоздями. Узкие следы длинных ног белого человека. И в болезненный миг перед новым приступом малярии эти следы показались Марку чудовищно зловещими.

Его сотряс новый приступ дрожи, но он быстро прошел; на краткий миг в голове у Марка прояснилось, почудилось, что силы вернулись, но, когда он встал, ноги по-прежнему были словно налиты свинцом. Он прошел еще пятьсот ярдов к реке, и тут на хребте за ним крикнула дневная сова — там, где он только что находился.

Марк резко остановился и наклонил голову, прислушиваясь. Укус мухи цеце в шею отчаянно жгло, но Марк стоял, замерев и слушая.

Сове ответила другая; это была искусная имитация, но без естественных интонаций. Второй крик донесся откуда-то справа, и Марк почувствовал озноб, к которому не имела отношения малярия: он вспомнил давнишний крик совы на откосе над Ледибургом.

Он пошел по извилистой тропе быстрее, волоча отяжелевшие ноги, почти не чувствуя их. Не пройдя и ста ярдов, он начал задыхаться; волны тошноты подкатывали к горлу, лихорадка усиливалась.

Начало отказывать зрение, картина перед Марком дробилась, становилась словно мозаичной, ее расчертили неровные полоски тьмы с радужными краями; когда на мгновение нормальное зрение возвращалось, казалось, он смотрит в разрывы картины-загадки.

Он с трудом брел вперед, ожидая, что в любое мгновение почувствует под ногами пружинистую болотную траву и вступит под защиту тростника — ходы в тростнике он хорошо знал, тростник защитит и подскажет дорогу к лагерю.

Снова закричала сова, на этот раз гораздо ближе, и в совершенно неожиданной стороне. Запутавшись, вдобавок теперь испуганный, Марк сел под узловатым стволом дерева отдохнуть и собраться с силами. Сердце колотилось о ребра, мутило Марка так сильно, что едва не вырвало, но он подавил тошноту, и на мгновение чудесным образом перед глазами у него прояснилось, словно отдернули темный занавес. Марк понял, что в приступе слабости сбился с тропы. Теперь он понятия не имел, где он и в какую сторону смотрит.

Он отчаянно старался сориентироваться по высоте солнца или по наклону местности, найти какой-нибудь знакомый ориентир, но небо над ним загораживали ветви дерева, а вокруг стеной стояли кусты, ограничивая видимость пятьюдесятью шагами.

Марк с трудом встал и поплелся вверх по склону, надеясь забраться повыше, и за его спиной снова крикнула сова — горестно, траурно.

Он опять ослеп и упал в ознобе. Почувствовал теплый поток крови по ноге и понял, что шипом ему разорвало кожу на голени, но воспринимал все это отстраненно. Когда он поднес руки к лицу, они дрожали так сильно, что он не смог стереть ледяной пот с глаз.

Слева от него снова крикнула сова, и зубы Марка так застучали, что звук болезненно отозвался в голове.

Марк перевернулся и незряче всмотрелся в направлении совиного крика, пытаясь отодвинуть полог тьмы, смаргивая жгучий соленый пот.

Он словно смотрел в длинный темный туннель или через повернутый обратным концом телескоп.

Что-то двигалось на фоне золотисто-коричневой травы. Марк попробовал заставить глаза служить ему, но картина дрожала и распадалась.

Он был уверен только в том, что видел движение. Потом в его сознании взорвались неслышные метеоры света, красного, желтого и зеленого; они исчезли, в глазах вдруг прояснилось, и он с неестественной четкостью и ясностью увидел: сбоку от него двигался рослый человек с головой круглой и тяжелой, как пушечное ядро, с плечами борца и толстой бычьей шеей. Марк не видел его лица, оно было повернуто в сторону, но что-то в этом человеке было ужасно знакомым.

Через плечо, поверх военной куртки цвета хаки с большим количеством накладных карманов человек надел патронташ, а брюки заправил в высокие сапоги для верховой езды. К груди человек прижимал ружье и шел осторожной походкой охотника. Тут перед глазами Марка все завертелось, картина перед его глазами опять распадалась.

Он с трудом встал, цепляясь за узловатый ствол, и один из шипов глубоко вонзился ему в подушечку большого пальца; не обращая внимания на боль, Марк побежал.

Сзади послышался крик, охотничье «улюлю», и мощи инстинкта выживания Марка хватило, чтобы заставить его переставлять ноги. Марк резко свернул и услышал звук полета пули на мгновение раньше выстрела. Воздух над головой разорвало, как ударом гигантского кнута, и сразу вслед за этим треснул выстрел, будто обдирали кору. Маузер, подумал Марк и мгновенно мысленно перенесся в другое время и в другую землю.

Несмотря на слепоту и болезнь какой-то инстинкт начал в голове отсчитывать секунды схватки, так что Марк не оглядываясь понял, когда преследователь перезарядил ружье и снова прицелился. Продолжая бежать вслепую, Марк снова повернул и снял с плеча П-14.

Внезапно он оказался в гуще деревьев, позади него от ствола в облаке щепок и капель сока отлетел кусок коры, вырванный следующим выстрелом из маузера. Но Марк уже добрался до гребня хребта и, едва оказался за вершиной, повернул под прямым углом, согнулся вдвое и отбежал, отчаянно отыскивая в полумраке позицию для обороны.

Неожиданно над ним словно раскололось небо, Марка оглушил грохот, и солнце будто рухнуло на него; свет был таким ярким и яростным, что на мгновение Марку показалось, будто пуля из маузера разорвала его мозг. Он невольно упал на колени.

И только в наступившей тишине понял, что молния ударила в железняк рядом с ним, все еще остро пахло озоном, над голубой стеной откоса катился гром, а грузные темные тучи опустились почти к самой земле.

Сразу поднялся ветер; холодный, быстро набирая силу, он раскачивал ветви деревьев над головой, а когда Марк встал, взялся нещадно трепать его рубашку и лохматить волосы, вызвав еще один сильный приступ дрожи. Пот на лице Марка словно мгновенно замерз; сквозь порывы ветра поблизости снова послышался крик совы, и опять полило.

Сквозь дождь Марк разглядел впереди кривой ствол сухого дерева. Воспаленным глазам оно казалось фигурой разгневанного колдуна с простертыми руками и скрюченным телом, но сейчас это была лучшая возможность занять позицию.

На несколько благословенных мгновений перед глазами Марка посветлело и поле зрения расширилось, ограниченное серым кольцом.

Марк понял, что он дважды повернул и вернулся к реке. Мертвое дерево, возле которого он стоял, торчало на самом краю высокого крутого берега. Река подмыла корни, убив дерево, и вскоре оно обрушится вниз и вода унесет его.

За спиной Марка река уже разлилась от дождя, и быстрое течение отрезало путь к отступлению. Он загнан в изгибе берега, и преследователи приближаются. Он знал, что их несколько, крик сов был их условным знаком, как на откосе у Ледибурга.

Марк понял, что надеяться можно лишь на одно: разделить их и, ничего не подозревающих, выманить на берег, но действовать надо быстро, пока лихорадка не притупила его чувства окончательно.

Он приложил руки ко рту и воспроизвел траурный крик совы. Прислонившись к стволу, он держал винтовку наготове. Ответили справа. Марк не шевелился. Он неподвижно застыл у дерева, только ворочал глазами и морщил лоб в стремлении лучше слышать. Потянулись долгие минуты, затем крик послышался снова, ближе.