Жертва мистификации - Константинов Владимир - Страница 22

— Она в театре?

— Да. Вам её пригласить?

— Если вас не затруднит. А пока ещё пару вопросов, Лариса Ивановна.

— Да-да, пожалуйста.

— Шмыгов ушел из ресторана вместе с Аристарховым?

— Нет-нет. Он был до конца.

— А когда вечер закончился?

— В двенадцать. А вы, Дмитрий Константинович, каким-то образом связываете смерть Михаила Киприяновича с художником Шмыговым?

— Нет. У меня к этому пока нет оснований, Лариса Ивановна. Просто, восстанавливаю события, предшествовавшие самоубийству Аристархова. Только и всего.

Дмитрий записал объяснения Плитченко. Она прочла, расписалась и пошла за актрисой Цветковой.

Глава седьмая: Новые обстоятельства.

Марина Сергеевна Цветкова оказалась худенькой небольшого росточка женщиной средних лет с бледным анемичным лицом и большими тревожными глазами. Вероятно, она в театре исполняет роли травести. Короткая стрижка усиливала её сходство с подростком. Дмитрий постарался вспомнить, когда последний раз был в театре, но, к своему стыду, вспомнить не смог. И тут же решил в ближайшие выходные сводить свою Светлану в драмтеатр.

Цветкова робко поздоровалась и остановилась у порога.

— Проходите, Марина Сергеевна. Присаживайтесь. — Беркутов указал на стул за приставным столом.

Актриса прошла к столу, села, выжидательно взглянула на Дмитрия.

— Вы рассказывали Плитченко, что были свидетельницей ссоры между Аристарховым и Шмыговым. Это так?

— Да, — коротко кивнула она.

— Расскажите об этом поподробнее.

— Мне сейчас Лариса Ивановна сказала, что Михаил Киприянович... умер? Это правда?

— Да, он покончил с собой.

— Жаль, — печально проговорила актриса. — Он был очень хорошим человеком.

— А вы что, были близко с ним знакомы?

— Нет, но хорошего человека и так видно.

— И все же, что же произошло между Аристарховым и Шмыговым, Марина Сергеевна?

— Ах, да, — спохватилась она. — Извините!... Начало ссоры я не видела. Я была в туалетной комнате, а когда вышла то в тамбуре увидела Михаила Киприяновича и Шмыгова. Оба были сильно возбуждены.

— Отчего вы так решили?

— Но это было сразу видно. Михаил Киприянович размахивал руками и кричал: «Как ты мог?!» Шмыгов пытался его успокоить, говорил: «Миша, ты неправ. Это чья-то злая шутка». Тогда Аристархов воскликнул: «Негодяй!», и ударил Шмыгова по лицу. На это тот сказал: «Скотина! Ты ещё об этом пожалеешь!» Михаил Киприянович бросился на него с кулаками. И в это время в тамбур вошел Олег Николаевич Пригода и оттащил Аристархова от художника.

— А кто он такой?

— Пригода?

— Да.

— Театральный критик. В последние годы стал известным писателем — пишет пьесы, детективы.

— Ясно. И что же было дальше?

— Пригода и Аристархов ушли. Больше я их в этот вечер не видела.

— А Шмыгов?

— Он вернулся к столу и был до конца вечера.

Беркутов покинул театр в половине шестого. Он решил, не откладывая в долгий ящик, узнать адрес и телефон театрального критика Пригоды и договориться с ним о встрече. Может быть он прольет свет на суть конфликта между Аристарховым и Шмыговым. Почему все-же художник скрыл, что виделся с бизнесменом вчера вечером. Испугался? Чего? Как говориться, — чем дальше в лес, тем больше дров. Неужели Аристархов свел счеты с жизнью из-за элементарной семейной драмы? Это на него не похоже. Но пока все говорит именно в пользу этой версии. Ведь именно Шмыгов познакомил Миру Владимировну с Аристарховым. А что если между художником и этой новоявленной Минервой уже были определенные, тасазать, отношения? Это возможно? Конечно, что за вопрос. А почему бы этим отношениям не продолжится и после её замужества? Аристархов каким-то образом узнает об этой связи. Отсюда и его ссора со Шмаговым в ресторане, пощечина и все остальное. Если это так, то следовало бы её выбросить в окно. Это было бы справедливо. Определенно.

Он зашел к Колесову. Его друг сидел за столом и что-то сосредоточено писал. Оторвавшись от бумаги и увидев Дмитрия, сказал равнодушно:

— А, это ты, — и вновь продолжил свое занятие.

Подобное поведение друга Беркутову очень не понравилось и он решил его проучить.

— А все-таки, Сережа, ты свинтус! — проговорил «возмущенно». — До чего же ты довел бедную женщину?

Колесов откинулся на спинку стула, удивленно захлопал ресницами.

— Какую женщину?!

— Ты мне тут давай не придуривайся! Не разыгрывай удивление, понимаешь! Отелло гребанный! До чего ж ты, позорник, докатился, а?! Никак не ожидал от тебя подобного свинства!

— Да в чем дело?! — вконец растерялся Сергей. — Может, ты объяснишь, наконец.

— Только не надо ля-ля, господин подполковник! Не надо! Твое безобразное поведение ещё будет предметом разговора у руководства. Это я тебе клятвенно обещаю. Ишь ты жук какой! Думаешь, что все твои трюкачества просто так сойдут тебе с рук. Не надейся! Понял?

— Да что случилось! — Колесов был уже в панике.

— А знаешь ли ты, друг мой ситный , что Ленка написала заявление о разводе?

Колесов добродушно рассмеялся.

— Да пошел ты со своими приколами. Иди, дурачь кого-нибудь другого.

— Так ты что, мне не веришь?! — нарисовал Дмитрий на лице удивление.

— Ни единому слову.

— Ты ж её этим Валовиком довел до белого каления! Вконец замордовал!

О завотделе Валовике — непосредственном начальнике жены Колесова, который якобы воспылал страстью к его Елене и не давал ей прохода, пожаловался Дмитрию недавно сам Колесов. Но сейчас Беркутов был уверен, что его друг напрочь забыл об этом разговоре. Так и случилось. Лицо Сергея в одно мгновение стало потерянным и несчастным.

— Кто тебе сказал о Валовике? Ленка?

— А то кто же? Может быть он мне во сне приснился? Нет, Сережа, бессовестный ты все же человек!

Колесов вскочил из-за стола, забегал по кабинету. Сжав кулаки, остановился перед Дмитрием и тоном, не обещавшим ничего хорошего, спросил:

— Где ты её видел?

— Где-где. У нас сидит, плачет, заявление на развод пишет. Светка было попыталась её отговорить, что все ты делаешь из-за любви к ней и все такое. Но она ни в какую. «Это, — говорит, — не любовь, а патология. Ему лечиться надо». И я с ней полностью согласен. Ты, Сережа, шизанулся уже на своей ревности. Определенно.

— Ну надо же! — сокрушенно развел руками несчастный Колесов, садясь за стол. — Что же она мне ничего?!... Да я, вроде, с этим Валовиком не очень-то. Так, спрошу иногда как, мол, его здоровье. И все. Что же теперь делать?

— Пасть на колени, просить прощения. Другой альтернативы я для тебя не вижу.

— Точно! — ухватился Сергей за эту мысль, хватая телефонную трубку. Набрал номер. Голос его стал умильно ласковым: — Леночка, ты уже дома?... Ты в суде была?... Как? А разве...он бросил подозрительный взгляд на друга, начиная догадываться, что вновь стал жертвой его очередного розыгрша. — Ты Диму сегодня видела?... А Светлану?... Ясно... Да нет, ничего особенного. А про Валовика ты им ничего не говорила?... Да все нормально. С чего ты взяла. Через часок приду. Разберусь тут кое с кем, и приду. Целую!

Беркутов с нескрываемым удовольствием слушал этот монолог друга. Спросил беспечно:

— Все в порядке?

Тот недоуменно пожал плечами, озадаченно проговорил:

— С тобой все ясно. Неясно только — откуда ты узнал про Валовика?

— А ты мне сам, Сережа, рассказал неделю назад. Неужто забыл?

— Забыл. — Колесов, уперевшись в столешницу руками, стал привставать. Вот уже завис над столом, будто коршун, и с серьезными намерениями на лице, сказал сердито: — А теперь чеши отсюда, шутник! Да побыстрей! Пока я тебе холку не намылил.

— А вот это ты зря, Сережа. На шутку обижаются лишь дураки и негодяи. Я же тебя всегда считал хорошим и добрым малым. Не разочаровывай меня, Сережа.

— Да пошел ты! Шутка! Ведь нужно же понимать — над чем можно шутить, а над чем — нельзя.

— Ты так считаешь?