Выдумщик (Сочинитель-2) - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 50

Он обшарил весь короб по бревнышку, но никаких гвоздей или штырей не обнаружил…

Пользуясь тем, что его никто не видит и поэтому смеяться не будет, Андрей попытался было в прямом смысле полезть на стенку — вернее, на две сразу: он встал в угол и попробовал вскарабкаться наверх, как паук, упираясь руками и ногами в разные стенки… К сожалению, очень быстро выяснилось, что в отряд ниндзя Обнорского бы не взяли — его личным рекордом стали три преодоленные венца сруба.

Андрей снова сел на пол, положил руки на колени, а на руки — голову.

«Что там у нас еще из мировой практики побегов? Ах да, подкоп, конечно… Граф Монте-Кристо, вон, целую скалу продолбил… Его, правда, временем никто не ограничивал — копай себе на здоровье…»

Обнорский с сомнением ковырнул плотно утоптанный пол носком кроссовки. Земля, это, конечно, не скала, но… Копать-то все равно нечем… Руками рыть? Так только пальцы до крови сточишь, и все… Была бы саперная лопатка… Или хотя бы совочек детский — металлический, раньше такие продавали… Но тут — ни совочка, ни лопатки… Ни в куличики тебе поиграть, ни окопчик отрыть. Ну, и какое же принять решение? Просто сидеть и ждать, пока придут те, кто его похитил, или те, для кого его похитили? Хоть бы знать точно, кто они, тогда можно было как-то приготовиться, разработать линию поведения… Хотя (если это, конечно, не инопланетяне побаловались) вариантов всего два: его взяли либо люди Палыча, либо ребята из «ТКК» или из их «крыши»… Скорее всего, кстати, похищение — дело рук «тэкакашников» — ну, раз Назаров его расколол… И что же делать? Надо подготовиться к предстоящему допросу, надо прикинуть варианты…

Серегин вспомнил, как не так давно объяснял Катерине в Стокгольме: «Запомни, Катя, принимать поспешные решения — это все равно, что в гусарскую рулетку играть, особенно в таком случае, как наш… Знаешь, как Боевой устав советских офицеров учил? Перед тем, как принять решение, нужно сначала грамотно изучить обстановку, а потом грамотно ее оценить… Понимаешь? То есть — сначала собрать максимум информации, потом эту информацию спокойно и тщательно проанализировать и лишь после этого принимать решение на какие-либо активные действия… И уж если начинаешь действовать — то действовать нужно стремительно, последовательно и слаженно, то есть не шарахаться из стороны в сторону, не сомневаться в правильности принятого решения… Сомневаться можно раньше, в процессе выработки решения. А потом — потом нельзя, иначе погубишь и себя и людей… Ты можешь, конечно, сколько угодно улыбаться и подкалывать меня насчет „солдафонства“ и всего такого прочего… Только учти — Боевой устав, он кровью писался, а потому содержит очень мудрые положения… Нужно только постараться экстраполировать их из сферы военной в нашу более-менее гражданскую жизнь… Хотя — какая она гражданская? У нас тут самые настоящие боевые действия идут — со стрельбой, с убитыми, и со всеми другими прелестями…»

Лицо Катерины вдруг так явственно встало перед глазами Обнорского в темноте бревенчатого короба, что Андрей вместо того, чтобы «прикидывать варианты» и готовиться к допросу, окунулся в воспоминания…

Обнорский вспоминал, как в ноябре прошлого года случайно «высчитал», что появившаяся в «Гранд-отеле Европа» зеленоглазая израильтянка Рахиль Даллет — на самом деле Екатерина Званцева, сумевшая убежать от людей Антибиотика, прикончивших в июне на хуторке под Лугой двух Адвокатов — Сергея Челищева и Олега Званцева… Катя появилась в Питере, чтобы расплатиться с Виктором Палычем, и наняла для этого Василия Михайловича Кораблева — бывшего телохранителя ее первого мужа, Вадима Петровича Гончарова. Кораблеву почти удалось осуществить ликвидацию Антибиотика, но в последний момент Василия Михайловича задержали сотрудники пятнадцатого отдела РУОПа под руководством майора Кудасова — друга Серегина… Катерина ничего о задержании Кораблева не знала, но Обнорский ее предупредил…

Званцева поверила Андрею не до конца и решила проверить информацию, отправившись на Сенную площадь — там, в доме номер 2 по Московскому проспекту у нее была снята «конспиративная квартира», окна которой выходили на площадь и из которых хорошо просматривался пятачок перед магазином «Океан», где и должна была состояться контрольная встреча Кати с Кораблевым… Василий Михайлович в условное время в условленном месте появился, но подал сигнал тревоги, что убедило Катерину в правдивости слов Обнорского… К сожалению, подача тревожного «маяка» стоила Кораблеву жизни — его застрелил снайпер прямо на глазах Серегина и Званцевой… А потом сотрудники РУОПа начали прочесывать площадь и отрабатывать жилмассивы — видимо, кто-то заметил Катерину и Андрея в окне.

Катя тогда чуть было не наделала глупостей, даже вытащила «ствол» из тайника, но Обнорский взял инициативу в свои руки и сумел переломить ситуацию, разыграв перед сотрудниками милиции (по счастью, руководил группой, отрабатывавшей дом номер 2 по Московскому Виктор Савельев, который Серегина знал) постельную сцену. А потом, когда все кончилось, постельная сцена состоялась на самом деле… Андрей и Катерина знали друг друга к тому времени лично всего несколько часов, но они были такими насыщенными, такими напряженными и нервными, что их буквально швырнуло друг к другу… И потом — у них обоих была одна и та же цель: и Обнорский, и Званцева хотели отомстить за близких им людей, уничтоженных Антибиотиком или его подручными… Достичь этой цели поодиночке Андрей и Катя не смогли — стало быть, логика подсказывала попробовать сделать это вместе… И уже тогда, 13 ноября, Обнорский начал объяснять Катерине, что попытки прямого физического устранения Виктора Палыча почти стопроцентно обречены на провал — слишком уж хорошей охраной обладал Антибиотик…

Уже тогда в голове Серегина забрезжили первые смутные идеи (точнее, это были даже не идеи, а какие-то неясные образы, трудноуловимые ассоциативные всплески) — как можно попробовать перехитрить Виктора Палыча, обыграть его, «развести».

Но Андрей и Катя были настолько опустошены и измучены, что, конечно, они не могли сразу даже приступить к серьезному разговору — Званцева и Обнорский заснули, тесно прижавшись друг к другу на старенькой тахте, и проспали почти сутки…

А на следующий день Андрей столкнулся с новой проблемой — с Катериной творилось что-то очень странное: она словно была не в себе — вяло реагировала на вопросы, молча плакала, не хотела вставать и все время норовила свернуться калачиком на тахте. Казалось, будто она выплеснула из себя всю свою жизненную энергию и медленно угасала — Катя не хотела есть, не хотела пить, она не хотела ничего.

С большим трудом Серегин уговорил ее встать, одеться и уйти из квартиры на Московском проспекте. Но как только Андрей привел Званцеву в снимаемый ею номер «Гранд-отеля» — молодая женщина снова легла на кровать, глядя в стену неподвижным, пугающим Серегина взглядом… Обнорский проклял все на свете и, боясь оставить Катерину одну хотя бы на минуту, начал дозваниваться своему другу — замечательному врачу и просто хорошему человеку Борьке Алехину, с которым когда-то учился в одном классе. Боря был настоящим фанатиком своей профессии — она давалась ему нелегко, в Военно-медицинскую академию он сумел поступить лишь со второй попытки, но — именно такие люди, как Алехин, по убеждению Обнорского, и должны были получать медицинские дипломы. У Борьки не было блата, поэтому после окончания Академии его законопатили на Дальний Восток обычным полковым врачом, но Алехин не сложил руки, не спился, он сумел стать сначала хирургом в окружном госпитале, а потом вернулся в Питер учиться уже в адъюнктуре, поменяв специализацию — как ни странно, Борька всегда хотел стать гинекологом…

Обнорский, в принципе, боялся врачей, но Борьке он бы со спокойной душой доверил любую свою болячку — для Андрея Алехин был непререкаемым авторитетом в любой области, касавшейся медицины… А самое главное, Серегин знал, что Борька — настоящий друг, который сразу придет на помощь, бросив все свои дела.