Вор (Журналист-2) - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 51

— Почему? — удивился Обнорский. — Я же журналист, я многим вопросы задаю, у меня работа такая… Кондрашов хмыкнул и потер пятерней светлый ежик на затылке.

— Все, кому надо, прекрасно знают о наших с тобой отношениях: что мы учились вместе, что встречаемся часто, водку пьем, баб трахаем… То есть отношения между нами намного ближе, чем между тобой и теми, кому ты вопросы задаешь… А теперь представь ситуацию: предположим, ОРБ, куда меня в свое время приглашали идти работать и куда я идти не захотел, нахватывает меня на какой-нибудь ерунде (на серьезном чем-нибудь взять меня гораздо сложнее, я ведь тоже опером был, и довольно неплохим). Ну вот, что им с этой ерундой делать? Ну, попрессуют в камере, потреплют нервы, а потом все равно придется передавать в суд, где все и развалится… Это если бы речь шла просто о таком вот прибандиченном пареньке Женьке Кондрашове… Но ведь подать-то можно все совсем по-другому: не просто Женька, а бывший капитан спецслужбы угрозыска, рядом с которым бывший капитан Советской Армии, выполнявший спецзадания на Ближнем Востоке, ныне криминальный репортер одной из крупных городских газет, вхожий во многие кабинеты…

— Какие кабинеты? — возмутился Серегин. — Какие спецзадания?

— Да не важно, — махнул рукой Женька. — Подавать будут все равно именно так… А когда узнают, что рядом со мной еще и бывший… Кондрашов вдруг осекся и нахмурился. Андрей немедленно переспросил:

— Бывший… кто?

— Не важно кто, — покачал головой Женя. — Найдут кого-нибудь из знакомых, чтобы пристегнуть. Ну хотя бы того же Серегу Челищева, несмотря на то, что мы его сто лет не видели… Представляешь, какая крутая банда получится?! Бывший капитан-мент, бывший капитан непонятно каких войск и бывший старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры… Это уже будет не банда даже, это будет полный совсем «ого-го, пиздец!» — особо опасное сообщество с планами захвата Кремля… Представляешь, как кому-то отрапортовать красиво можно будет? За такую банду, будь спокоен, и ордена, и звания внеочередные, и должности хорошие получить можно… Что ты смеешься, придурок, я тебе серьезно все это говорю, безо всяких шуточек! Думаешь, я нашу Систему плохо знаю? В том-то и дело, что знаю ее я очень хорошо… — И Кондрашов сердито закурил сигарету. Андрей положил приятелю руку на плечо.

— Ну не заводись ты так… Не можешь чего-то рассказывать — не надо. Я же к тебе не за информацией хожу… Точнее, не только за ней и не столько за ней… У нас в редакции принцип такой — журналист может задавать любые вопросы, а вот интервьюируемый сам решает, отвечать на них или нет… Слушай, а почему ты Челищева назвал бывшим следователем? Он что, уволился? Я очень давно его не видел…

— А ты не знаешь? — удивился Женька. — Я думал, ты в курсе, ты же с Челищевым ближе был, я-то с ним только через тебя познакомился… В общем, с Серегой какая-то странная тема пошла. В августе у него в квартире родителей зарезали… Неужели не слыхал? Тоже мне, криминальный репортер… В твоей же газете об этом писали…

— Мимо как-то проскочило, — пожал плечами Андрей. — Сводки-то каждый день приходят, на них никто уже и внимания не обращает… А родную газету полностью читает только тот, кто обозревает ее на летучке в понедельник, и обозреватель прочитывает только свою неделю… У остальных просто времени нет, да и желания тоже… Чукчи не читатели… Ужас какой ты рассказываешь, жалко Серегиных стариков… Я у них несколько раз чай пил, только давно уже… То-то я звонил пару раз Серому домой, а там никто трубку не брал… А за что их? Кондрашов покачал головой:

— Там какая-то совсем непонятная история: разбой не разбой, вроде не взяли ничего толком… Я по ориентировке помню, нам тоже приходила… А потом вроде хлопца, который стариков кончил, закрыли, он на «уличной» сбежать пытался — его и грохнули с Божьей помощью…

— Значит, есть хоть какая-то справедливость на свете, — кивнул Андрей. — А с Серегой-то что?

— Вот тут самое непонятное и пошло, — почесал затылок Кондрашов. — То ли у парня с горя крышу переклинило, то ли еще чего… Короче, он из прокуратуры ушел — нехорошо ушел — и сначала в адвокаты подался, а потом… Только это строго между нами, понял?

— Не маленький, мог бы и не предупреждать — сердито буркнул Обнорский.

— Потом он какие-то дела с серьезной братвой стал тереть. Я буквально пару дней назад от своих людей это услышал, даже не поверил сначала, — вроде видели Челищева на какой-то стрелке, причем он от очень солидной команды выступал… Про Адвоката ты, конечно, слыхал?

— Ни хрена себе! — ахнул Серегин. — Группировка Званцева? Он же сейчас в Крестах вместе со всеми быками своими…

— «Со всеми»… — фыркнул Женька. — Это тебе не иначе как начальство оэрбэшное так сказало… Сам посуди — бывает ли так, чтобы всех в камеры позабивать? Кто-то все равно на свободе останется… А за Адвоката вроде как женушка его дела ворочает — некая Екатерина Дмитриевна… Я ее видал мельком пару раз — ничего тетенька, смачная такая… И не дура совсем, очень, я бы даже сказал, не дура… Тебе бы понравилась, ты таких баб любишь.

— А ты? — ощетинился Андрей.

— Само собой, — кивнул Кондрашов и погладил себя по голове, был у него такой любимый жест. — Ежику понятно, и я таких люблю… Кто же не любит красивых умных баб? Наверное, только полные дауны. А мы с тобой еще не совсем полные…

Этот разговор с Женькой произошел буквально накануне звонка первого заместителя начальника ОРБ Геннадия Ващанова с предложением повстречаться с вором в законе Бароном… Так что потом, когда Андрей начал размышлять над ситуацией, в которой оказался, ему уже было не так просто решиться на доверительный разговор с Кондрашовым.

Нет, он, конечно, доверял Женьке по-прежнему, но… Бог его знает, какими делами тот сейчас занимается. Да и своих проблем у бывшего опера, судя по всему, хватало с избытком, чего на него еще какую-то муть нагружать? Тем более что вплоть до самых похорон Барона Андрей откровенно сомневался в реальности всего, что успел нашептать ему умирающий…

Как ни странно, сомнения эти были во многом развеяны пышными и богатыми проводами Юрия Александровича. Что-то здесь было не так, нелогичное что-то таилось в хорошо и дорого срежиссированной церемонии прощания «соратников» с безвременно ушедшим «другом и отцом». Где, спрашивается, были все эти «соратники», когда их патриарха, больного и старого, в тюрьму законопатили по какой-то ерундовой теме с валютой и патронами? Почему лучшие адвокаты города не подключились к проблеме немедленно, почему под залог Барона не освободили? Почему старик явно не барствовал в тюремной больнице, почему ему не передавали необходимых дорогих лекарств с воли? Не потому ли, что кто-то из этих «соратников» сам был крайне заинтересован в том, чтобы Михеев оказался в тюрьме?

Вопросов было много, а ответов на них — гораздо меньше. Но Серегин уже хорошо знал, что чем больше с самого начала задашь сам себе неприятных и сложных (пусть даже безответных до поры) вопросов, тем легче потом будет работать. Потому что прежде всего нужно хорошенько выявить слабые и уязвимые места. Единственное, что совсем не насторожило Андрея, это роль ОРБ (а точнее, не ОРБ, а подполковника Ващанова) в том, что умирающий вор получил возможность пообщаться с журналистом. Обнорский решил, что Геннадий Петрович преследовал достаточно понятную цель — похвастаться успехом через газету. С Ващановым Серегин несколько раз пересекался на гувэдэшных брифингах и заметил, что подполковник неравнодушен к прессе — точнее, к тем ее представителям, которые прославляют тяжелые будни сотрудников милиции…

Андрей еще подумал тогда, что тщеславие — не самый большой грех в этом жестоком мире… (Ошибка в оценке личности Ващанова и движущих м мотивов потом очень дорого обойдется Серегину, и не ему одному, но это все будет потом…) Андрей просидел полчаса в своей припаркованной у кладбищенской ограды «Ниве» и выкурил чуть ли не полпачки сигарет. В результате было принято решение: надо найти загадочную жену (теперь уже, конечно, вдову) Михеева и поговорить с ней. В конце концов, сделать это будет не так уж и сложно.