Кракен - Мьевиль Чайна - Страница 39

«Не уверена, что стоит это делать», — заявила она, когда Мардж предложила объединить усилия и попытаться выяснить, что случилось.

«Мне кажется, полиция не… — сказала тогда Мардж. — То есть я уверена, они очень стараются, но слишком заняты. А мы могли бы обдумать то, чего они не сделают. Ну то есть мы могли бы продолжать поиски?» Мать Леона пообещала связаться с Мардж, если что-то узнает, но было ясно, что ни одна из них в это не верила. Поэтому Мардж не упомянула о последнем сообщении Леона.

Пообещав в ответ то же самое, Мардж вдруг поняла, что дает обещание не столько этой женщине, сколько самой себе, вселенной, Леону, чему-то — не оставлять этого, не останавливаться! Мардж пришлось испытать гнев, панику, возмущение, грусть. Иногда — как было от этого удержаться? — она старалась думать, что полностью ошиблась в Леоне, что он лишь опустошил ее, испортил ей жизнь. Может, он участвовал в неудачном мошенничестве, страдал от психического расстройства, спасался от преследования на корнуоллском побережье или в Данди, стал другим человеком. Но эти мысли не приживались.

Мардж отослала матери Леона ключи от его квартиры, которые заказала в свое время, но перед этим сделала себе копию. Она прокрадывалась внутрь и ходила из комнаты в комнату, словно могла там уловить какую-нибудь подсказку. Сперва все комнаты были точь-в-точь такими, какими Мардж их помнила, вплоть до полного беспорядка внутри. Но однажды она пришла и увидела лишь голый остов квартиры: родственники Леона вывезли все вещи.

Полицейские — те, с кем говорила Мардж, с кем она могла говорить, — по-прежнему считали, что причин для беспокойства мало, а потом стали все чаще ссылаться на ограниченность своих возможностей. Мардж очень хотелось поговорить с другими, куда более странными полицейскими, что навещали ее на дому, и не раз звонила в Скотленд-Ярд — но никаких следов тех ребят не обнаружилось. Ей давали номера разных Бэронов, но совсем других. А ни одной Коллингсвуд вообще не нашлось.

Да полицейские ли это вообще? Или банда мерзавцев, охотящихся за Леоном из-за нарушения какой-то договоренности? Не от них ли он скрывается?

Когда она вернулась на работу, коллеги отнеслись к ней сочувственно. Бумаги, которыми ей пришлось заниматься, оказались легкими и маловажными. С Мардж разговаривали очень осторожно — это утомляло, но также и трогало; оставалось лишь смириться с этим. Домой она возвращалась в задумчивости, не оставлявшей ее со времени исчезновения Леона.

Что-то ее тревожило: некая составляющая дневного городского шума, автомобильного урчания, детских криков, полифонического пения сотовых телефонов. Этот звук становился все громче, повторяясь раз за разом, пока она не расслышала — совершенно четко — свое имя.

— Маргиналия.

Не успела Мардж достать ключи, как перед ней появились, возникли бесшумно мужчина и мальчик. Они стояли по обе стороны двери в ее квартиру, опираясь на кирпичную кладку, лицом друг к другу, так что Мардж находилась ровно между ними. Глазеющий на нее парнишка в костюме; потрепанный мужчина в более невзрачной одежде. Мужчина заговорил.

— Марджори, Марджори, такое несчастье, звонят со студии, никому не нравится этот новый альбом. Поедемте на студию, нужно пересвести.

— Простите, — сказала она. — Я не… — Она попятилась. Ни мальчик, ни мужчина к ней не притрагивались, но оба одновременно двинулись в ту же сторону, что и она; Мардж по-прежнему находилась между ними. — Кто вы, кто вы такие?..

— Мы очень надеялись, — сообщил мужчина, — что вы сможете уговорить того гитариста заскочить к нам снова, добавить кое-какие штришки. Как там его кличут? Билли?

Мардж остановилась, потом двинулась снова. Странный тип выдохнул дым. Она отшатнулась, продолжая пятиться. Ей хотелось бежать, но мешала полная обыденность обстановки. Все происходило средь бела дня. В трех футах от нее проходили люди, никуда не делись ни транспорт, ни собаки, ни деревья, ни газетные киоски. Она пыталась оторваться от незнакомца, но он и мальчик двигались вместе с ней, оставаясь по сторонам от нее.

— Кто вы такие, черт возьми? — спросила она. — Где Леон?

— Прямо в точку, верно? Мы до крайности рады. Смею заверить, что мы ищем не столько Леона, сколько его старого приятеля, Билли Харроу. Что до Леона, у меня есть ощущение, где он может быть, — Сабби говорит, мне надо худеть, а я говорю, что же тут поделаешь, небольшой закусон… — Он облизнулся. — Но вот мы выловили Билли, и тут же — бац! — все пошло наперекосяк. Итак… Куда он подевался?

Мардж бросилась к шоссе. Парочка не отставала, передвигаясь бочком, на манер крабов, мальчик по одну сторону, мужчина — по другую. Они не трогали Мардж, но и не отдалялись от нее.

— Где он? Где он? — повторял мужчина. Мальчик стонал. — Вы должны извинить моего болтливого друга: никогда не умолкает, верно? Я его люблю, хоть у него свои привычки. Но не сказать, чтобы он был не прав: он поднял отличный вопрос — где Билли Харроу? Это вы внушили парню мысль исчезнуть?

Мардж прижимала к груди сумочку и шла неровной походкой. Мужчина и мальчик кружились вокруг нее в хороводе. На них смотрели прохожие.

— Кто вы такой? — крикнула Мардж. — Что вы сделали с Леоном?

— Да что же, съел его, и все, честное слово! Но давайте-ка посмотрим, с кем это вы болтали…

Мужчина лизнул воздух перед ее лицом. Мардж отпрянула и завопила, но его язык так и не коснулся ее. Незнакомец почмокал. Ни во рту, ни в руке его не было сигареты, но он выпустил еще одну струю дыма.

— Помогите! — крикнула Мардж. Прохожие нерешительно глядели на нее.

— Видишь, найти тебя совсем просто, потому что от Леона-батона сюда ведет густой-густой след, и я думаю… — Он лизнул воздух раз, другой. — Не так много, Сабби. Говори-ка правду, цыпочка, где старина Билли?

— С вами все хорошо, милая? Помощь не требуется? — К ним приблизился крупный молодой человек со сжатыми кулаками, готовый к драке; позади маячил его друг, тоже в бойцовской стойке.

— Ежели вы еще заговорите, — сказал невзрачный тип, не смотря на него и не отводя взгляда от Мардж, — или подойдете ближе, мы с моим парнишкой отправим вас в плаванье, и вам оно совсем не понравится. Подгоним вам платьице из тафты, такое длинное, белое. Поняли? Если вы заговорите, мы испечем вам, бог свидетель, самый поганый пирожок на свете. — Он понизил голос до шепота, но потенциальные избавители все слышали. Затем незнакомец повернулся и уставился на них. — У, он серьезно, он серьезно, одолеем, мальчишку, старый хлюпик мой, на счет три, только он, должно быть, вправду вроде ушлый и так далее. Хотите пирожок? — Он издал неприятный смешок, с примесью глотательных звуков. — Еще шажок. Еще шажок.

Последние слова он не проговорил, а выдохнул. Птицы по-прежнему кричали, машины жаловались друг на друга, в нескольких метрах от них люди разговаривали так, как разговаривают везде, — но то место, где стояла Мардж, было пронизано холодом и ужасом. Двое парней заерзали под взглядом Госса. Мгновение — и они отступили. «Нет!» — с ужасом воскликнула Мардж. Парни не ушли, только наблюдали с расстояния в несколько футов, словно были покараны за утрату самообладания и осуждены стать зрителями.

— Простите, что я ненадолго прервался…

И Госс снова начал лизать воздух вокруг нее. Мардж была зажата между двумя этими типами так же надежно, как если бы они к ней прижимались.

— Что ж, ладно, — сказал наконец Госс, распрямляясь. — Не нахожу никакого привкуса. — Он пожал плечами, обращаясь к своему компаньону, тот сделал то же самое. — Вроде ничего нет, Сабби.

И оба шагнули назад.

— Просим прощения за беспокойство, — извинился Госс перед Мардж. — Просто решили проверить, знаешь ты чего или нет. — Она отступала. Госс следовал за ней, но теперь уже не вплотную. Мардж пыталась дышать. — Мы так хотим выяснить, чем занят малыш Билли, мы думали, он все знает, а потом подумали, что ничего, а потом он вот так пропал, и мы снова подумали, он таки все знает. Но чтоб мне треснуть, если мы можем его найти. А это значит, — он поелозил языком в воздухе, — что у него имеются свои пути-способы не оставлять вкусового следа. Нам стало интересно, не говорили ли вы друг с дружкой. Хотели узнать, не сотворили ли вы какой магической мудрости-хитрости-пакости-подлости. Я попробовал — нет, не сотворили.