Коррумпированный Петербург - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 2

Можно конечно, раздирая на себе тельняшку, заявить, что это, мол, «демократы проклятые» во всем виноваты — дескать, не было раньше в северной Венеции ничего подобного, Петербург жил всегда исключительно культурной и духовной жизнью… Ой ли? О демократах — особый разговор, к ним мы вернемся чуть позже, а вот в Питере казнокрадство, взяточничество, протекционизм и лоббирование на самых высших уровнях интересов различных финансово-политических групп началось, строго говоря, уже тогда, когда новая столица России еще только строилась.

…А строился Петербург, как всем известно, тяжело и трудно. На земляные работы сгоняли десятки тысяч крестьян, каторжников и военнопленных. Всю эту огромную армию строителей нужно было как-то обустраивать и кормить, соответственно, возникала необходимость в подрядах — то есть своеобразных госзаказах того времени. Ясное дело, на этих подрядах не наживались лишь те из ближайшего окружения Петра I, кто был либо ленив, либо глуп, либо труслив не в меру… Мотивация у птенцов гнезда Петрова была проста — мы, мол, большое дело делаем, так сказать «Россию на дыбы поднимаем», сил не жалеем, стало быть — имеем моральное право немного и о себе подумать, облегчить свой быт — исключительно для того, чтобы не сгореть до срока на работе и дольше прослужить Отечеству и Государю. Дескать, «…кто воевал — имеет право у тихой речки отдохнуть!» А работный люд — это всего-навсего расходный материал, который на Руси никогда никто не берег, не считал и не учитывал… Помрут от недоедания и холода десятком тысяч больше — не беда, бабы русские еще нарожают…

И ведь какие интересные исторические параллели возникают — Петру I для осуществления его фантастических замыслов хронически не хватало средств, казна постоянно была пустой и именно в это же самое время ближайшие сподвижники и единомышленники царя становятся очень богатыми людьми. За примерами далеко ходить не надо — взять хотя бы дело знаменитого прибыльщика Курбатова — в нем очень характерно отразилось отношение типичного (и не самого, заметим, плохого и бездарного) русского чиновника к тем морально-нравственным принципам, которые стали базой для развития русской коррупции.

Алексей Александрович Курбатов был крепостным графа Шереметева, служил дворецким и часто выезжал с хозяином за границу. Курбатов был человеком грамотным и умным, а самое главное — умел, как сейчас говорят, чувствовать конъюнктуру момента. В 1699 году он написал Петру «подметное письмо», в котором изложил проект введения гербовой бумаги и некоторые свои соображения об увеличении казенных прибылей. Царь, естественно, заинтересовался, сделал Алексея Курбатова «прибыльщиком» с правом немедленного доклада «Первому» обо всех вновь открываемых источниках государственного дохода.

Чуть позже Курбатов назначается дьяком оружейной палаты, а в 1705 году занимает место инспектора Ратуши, становясь тем самым во главе управления финансами тогдашней России. Вполне возможно, что поначалу Алексей Александрович был беспорочен и чист, аки голубь белый. По крайней мере в том же 1705 году он весьма энергично писал Петру I: «В городах от бургомистров премногие явились кражи вашей казны. Да повелит мне Ваше Величество в страх прочим о самых воровству производителях учинить указ, до воспримут смерть, без страха же исправить трудно». Царь, надо сказать, буквально зверел от одного только слова «казнокрадство» — оно и понятно, сытый голодному не товарищ, Петру, которому принадлежала вся Россия, видимо, трудно было понять своих соратников, вынужденных собственными головами думать о наполнении карманов. Император, чудак, считал, что воровать у государства — это очень плохо. Говорят, что слушая однажды дело о казнокрадстве, Петр пригрозил издать указ, согласно которому всякий, кто украдет у казны сумму, на которую хотя бы можно было бы купить веревку, будет повешен. На это генерал-прокурор Ягужинский раздраженно заметил государю: «Неужели вы хотите остаться императором без служителей и подданных? Мы все воруем, с тем только различием, что один больше и приметнее, чем другой».

Увы, в категорию «мы все» попал и достойнейший господин Курбатов — в 1714 году он был отрешен от должности Архангельского вице-губернатора и предан суду.

Справедливости ради заметим, что «залетел» Курбатов после стычки в 1711 году в Архангельске с агентом Меншикова Дмитрием Соловьевым, который, вопреки царскому Указу, запрещавшему вывоз хлеба за границу, гнал зерно в Голландию. Курбатов настрочил на Соловьева донос — ну, у Меншикова вырос на прибыльщика огромнейший зуб… Надо полагать, бывшие друзья Меншиков и Курбатов разругались из-за того, что не смогли по-людски деньги зерновые поделить, раньше-то светлейший и прибыльщик были просто не разлей вода. Кстати, во все времена коррупционеры сгорали по большей части из-за собственной жадности и нежелания делиться. От этого и все их беды произрастали. А ведь казалось бы — чего сложного-то. Как сказал в конце 1996 года министр финансов России Александр Лившиц: «Делиться надо… и все будет хорошо». Меншиков с Курбатовым до такой гениальной простоты не додумались, в результате — пострадали оба. Впрочем, о светлейшем разговор особый — чуть позже.

К следствию по делу Соловьева, как это часто бывает, привлекли и заявителя. Все фигуранты-коррупционеры ужасно перепугались. И такое начали друг про друга рассказывать… Из этих рассказов перед Петром встала непригляднейшая картина взяточничества, казнокрадства и протекционизма среди его ближайших и более отдаленных сподвижников. Закручинившийся царь с тоски даже издал Указ от 24 декабря 1714 года, в котором, в частности, говорилось: «понеже многие лихоимства умножились… и дабы впредь плутам невозможно было отговорки сыскать… запрещается всем чинам, которые у дел приставлены… никаких посулов казенных с народа не брать, кроме жалованья». На попытку Петра ввести госслужащим твердые оклады и запретить поборы с населения окружение царяреформатора отреагировало весьма своеобразно. Горный инженер и историк Василий Татищев, например, писал Государю: «Я беру, но этим ни перед Богом, ни перед Вашим Величеством не погрешаю. Почему упрекать судью, когда дела решал честно и как следует?» Петр ему отвечал, что «позволить этого нельзя потому что бессовестные судьи под видом доброхотных подарков станут вымогать насильно». Однако мягкие увещевания царя ничего не дали: коррупционеры XVIII в молчаливо «положили с прибором» на царский Указ — точно также, в конце века двадцатого отреагировали чиновники на указ президента Ельцина «Об усилении борьбы с коррупцией» от 4 апреля 1992 года.

Однако вернемся к Курбатову — он в первые годы работы следственной комиссии пытался убедить всех и вся в своей невиновности и безгрешности. Однако, по мере подтверждения следствием одного обвинения за другим тон прибыльщика менялся: «А что до самих нужд моих и прокормления и брал сверх жалованье небольшое, а то не тайно, но с расписками, которой долг и доныне на мне явен есть». Обращался Алексей Александрович и к царю батюшке, напоминая о своих заслугах, как он «без тягости народа» принес казне «многосотные тысячи рублев». То есть Курбатов рассуждал просто и незатейливо. Раз он действительно способствовал существенному увеличению казенных доходов, то ничего преступного в том, что лично для себя «укрысятивал долю малую», не было. В те времена обвиняемый вообще, если не располагал убедительными доводами для своей реабилитации, прибегал к одной из трех формул: прегрешение свершилось либо «с простоты», либо «в беспамятстве», либо «с пьяна». Например, признавая полученную от хлебных подрядчиков взятку в полторы тысячи рублей, Курбатов тут же выдумал оригинальнейшее объяснение: «А те деньги приняты под таким видом, чтобы дослать о том царскому величеству, а в уверении того писал о пресечении дорогих подрядов». Получив от жителей Кевроля и Мезени «в почесть» триста рублей, Алексей Александрович «…запамятовал их отослать в канцелярию на содержание школ и шпиталей»… Следственная комиссия подсчитала, что только за три года Курбатов получил от городского населения управляемой им губернии «харчевых и почесных подносов» на сумму до 4 тысяч рублей. Сам Курбатов сознался в том, что с 1705 года присвоил 9994 рубля казенных денег. Расследованные дела не были закончены — лишь 12 дел были рассмотрены, а к 15-ти комиссия даже не успела приступить, поскольку в разгар следствия Курбатов умер. Следственная комиссия успела лишь подсчитать, что прибыльщик хапнул 16422 рубля. В результате следствие даже не смогло решить, по какому разряду хоронить достойнейшего господина Курбатова — как честного человека или как преступника…