Дело профессора Заслонова - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 3

— Это ты к чему? — спросил меня старший лейтенант.

— Да так, для общего развития, — пояснил я. — А что вы думаете по поводу этого? — спросил я и показал на окно.

— По-моему, криминала, тут нет, — ответил милиционер.

Я поехал в агентство к своим вахтерам. Дело о десяти тысячах долларов можно было считать закрытым.

5

Из Финляндии вернулся Обнорский. Вызвал меня к себе. Сказал:

— На счет нашего агентства поступило двести сорок три тысячи рублей. От какого-то «Техлесимпорта». Ты не знаешь, за что?

— Это деньги с того света.

— То есть?

— Ну, профессор пообещал нам десять тысяч долларов авансом. И умер. А деньги в рублях пришли. Когда они, кстати, были отправлены?

— Позавчера.

— Все правильно. За день до смерти.

— Этим надо заняться, — сказал Обнорский, подумав.

— А чего заниматься? Деньги пришли. Клиента нет. Напишем отчет о выполненной работе, и все.

— Нет, — с малопонятной злобой в голосе отрезал Обнорский. — Мы этим займемся.

Как этим заниматься, Обнорский не сказал. Поэтому можно было заняться другими делами.

Например, составить журнал использования автотранспорта сотрудниками агентства. На балансе у нас находились две машины. Но ездили ребята как попало, не следили за уровнем масла и тосола, и этому надо было положить решительный конец.

6

Обнорский решил устроить совещание. Позвал меня, бывшего опера Зудинцева и нелюбимую мной Горностаеву. Она зачем-то надела жутко короткую юбку. Ноги у нее действительно довольно приличные. Но зачем надевать такие юбки, если не испытываешь никакого интереса к мужчинам?

Обнорский сел в любимое кресло. Кресло заскрипело и закачалось. Я от греха подальше устроился в уголке на диванчике. Как назло, рядом со мной стала дымить своим кубинским зельем Горностаева.

— Финны, — сказал Обнорский, — обеспокоены смертью профессора Заслонова. Они готовы оплатить нам расходы на расследование его смерти.

— А откуда твои финны знают о профессоре? — спросил я.

— Это не мои, а другие финны. У него был с ними договор на поставку леса. И наверное, что-то еще, но они об этом не говорят. Ну давайте, рассказывайте, что мы о Заслонове знаем.

— Знаем мы мало, — доложил я. — Называл себя профессором. Неизвестно, каким и где. Намекал, что химик и даже открывал сто четырнадцатый элемент в таблице Менделеева. Директор «Техлесимпорта». Конкуренты. Слежка. Сумасшедший священник.

— Давайте так, — сказал Обнорский, — Зудинцев займется выяснением всех данных по профессору и попытается узнать в РУВД, как идет расследование по его смерти. Горностаева доработает ситуацию с «МикСом». Скрипка узнает, что там с коммерческой деятельностью профессора. Координировать работу будет он же.

Работать с Зудинцевым было хорошо. Он всегда в срок выполнял задания и пытался докопаться до сути вещей. Кроме того, у подполковника милиции в отставке были приятели практически во всех районных управлениях, которые — порой даже с удовольствием — делились с ним информацией.

Другое дело Горностаева. Работать с ней я не хотел. Но — пришлось.

Мы вышли с Горностаевой в коридор. Она демонстративно закурила в неположенном месте. Я не стал с ней ругаться.

— У одного моего приятеля, — сказал я ей, — жили кошка и собака. Собака была добрая и умная. А кошка ей постоянно портила жизнь. И вообще никакой пользы хозяину не приносила. Но приятель мой был добрый и кошку не только не бил, но даже подкармливал всякими «Вискасами». А потом наступил финансовый кризис. И «Вискасы» закончились. И что ты думаешь? Собака осталась, а кошка сбежала.

— Я думаю, Алексей Алексеевич, — сказала Горностаева, — что завхоз — он и рождается завхозом, и умирает завхозом. И на могиле ему ставят памятник, на котором выбита инструкция по использованию этого надгробного камня.

— В общем, Горностаева, — ответил я на этот бред, — топай в «МикС». Завтра доложишь. 

7

Я отправился в «Техлесимпорт». Повод у меня был железный — необходимость подписания акта приемки-сдачи работ на сумму двести сорок три тысячи рублей.

Этот «Техлесимпорт» оказался не государственным или постгосударственным предприятием, как можно было бы заключить из названия, а недавно образованным обществом с ограниченной ответственностью. Оно занимало две комнаты в здании какого-то НИИ у метро «Академическая». Бухгалтер — пятидесятилетняя тетушка в толстых очках — ни слова ни говоря поставила мне печать на принесенный мной документ, а когда я спросил ее, что будет делать фирма после смерти профессора, сказала, что не знает. Пока деньги на счету есть. Может, объявятся другие учредители.

— И кто они?

— А я их никогда не видела, — ответила бухгалтер. 

8

Утром следующего дня мы уже кое-что знали о профессоре Заслонове,

Зудинцеву удалось выяснить, что версия самоубийства Заслонова уже не рассматривалась. Прежде чем он выпал из окна, кто-то ударил его по голове тяжелым предметом. Оперативники считали, что этим предметом была мраморная пепельница, которую обнаружили в квартире. Сейчас ее отправили на экспертизу.

Впрочем, этот удар пепельницей или чем-то другим не был смертельным. Скорее всего, Заслонов потерял сознание. А потом его выбросили из окна. Из квартиры вроде бы ничего ценного не пропало. В квартире сняли отпечатки пальцев, но кому они принадлежат, пока не выяснили.

Жильцы дома говорят, что профессор купил в нем квартиру около полугода назад, но появлялся в ней редко. А если и появлялся, то в основном один. В течение нескольких дней, предшествовавших убийству, соседи видели около дома немолодого мужчину, который кого-то явно ожидал или искал. После убийства его никто не видел.

Машину, которая стояла рядом с домом в утро убийства, кроме моей старушки никто больше не видел. А старушка утверждает, что в машине сидели двое мужчин. Марку и номер машины старушка назвать не может.

— Есть еще чудеса с профессором, — про должал Зудинцев. — Скорее всего, он никакой не профессор.

— Может, он был доктором каких-нибудь непрестижных наук, — предположил я. — Вот у меня был знакомый, который упорно называл себя прапорщиком, хотя на самом деле был только сержантом-сверхсрочником. Когда его спрашивали, зачем он так мелко обманывает окружающих, он отвечал, что, конечно, прапорщик — не Бог весть какое звание, но сержант-сверхсрочник — это что-то еще более неприличное. Самое удивительное, что он не считал, что кого-то обманывает. Вот, говорил он, если бы я называл себя старшим прапорщиком, тогда, наверное, обман имел бы место…

— Не отвлекайся, Алексей, — сказал Зудинцев. — Ладно, проверим все диссертации — докторские и кандидатские.

— А что с его семьей?

— С семьей все хорошо. Он дважды женат. С первой женой жил долго. Потом развелись. И она куда-то уехала. То ли в Иркутск, то ли в Минусинск. От этого брака у него дочь. Она уже большая. Ей двадцать один год. Студентка университета. Недавно вышла замуж. Вторая жена моложе его на двадцать лет. Живет в отдельной квартире в центре. Не работает.

— Что же они, и жили раздельно?

— Вроде да.

Горностаева, поджав губы, тоже выложила мне кучку информации.

— «МикСу», — сообщила она, — заказал подготовку компромата на «Техлесимпорт» некий Рушан из Петрозаводска. Рушан — это молодой и уже очень состоятельный бизнесмен, занимающийся лесом. Говорят, что одновременно он — один из лидеров карельского преступного сообщества, которое пытается взять под свой контроль весь экспорт леса на Северо-Западе.

— Кроме того, — продолжила Горностаева, — говорят, что через несколько месяцев у «Техлесимпорта» заканчивается лицензия на вырубку леса. И если раньше у Заслонова была рука где-то среди вице-премьеров областного правительства, то теперь и этой руки уже там нет, и самого профессора нет. В общем, кое для кого все очень удачно складывается.