Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман - Страница 40

Когда горничная вернулась, выглядела она измученной, но и ожившей немного, будто избавилась от своей хвори.

– Ты что, заболела? – поинтересовалась Краста. – Если так, не вздумай меня заразить! Мы с полковником Лурканио собираемся завтра вечером на бал.

– Госпожа… – Бауска запнулась. Ее мертвенно-бледные щеки окрасил чуть заметный румянец. – Госпожа, – продолжила она, подбирая слова с особенной осторожностью, – это не заразно… между нами, по крайней мере.

– О чем ты болтаешь? – раздраженно выпалила Краста. – Если больна – врачу уже показалась?

– Меня временами подташнивает, госпожа, но я не больна, – ответила горничная. – И к врачу мне незачем ходить. Луна мне и так все подсказала.

– Луна? – В первую секунду Краста не поняла, о чем идет речь. Потом глаза ее вылезли на лоб. Теперьвсе было понятно. – Ты беременна!

– Да, – призналась Бауска и опять порозовела. – Я уже дней десять как в этом уверена.

– И кто отец? – поинтересовалась маркиза, поклявшись себе, что если Бауска ляпнет сейчас, будто это не хозяйкино дело, то будет жалеть об этом до конца своих дней.

Ничего подобного служанка не ляпнула.

– Капитан Моско, сударыня, – прошептала она, уткнувшись взглядом в ковер.

– Ты… носишь… альгарвейского ублюдка? Кукушонка? – спросила Краста. Горничная, не поднимая глаз, кивнула.

Маркизу охватил гнев – гнев, смешанный с завистью. Она с самого начала полагала, что капитан Моско не только моложе своего начальника Лурканио, но и куда симпатичней.

– И как это случилось?

– Как? – Вот тут Бауска подняла голову. – Обычным способом, конечно!

Краста зашипела от ярости:

– Я не об этом говорю, и ты прекрасно меня поняла! Ну так ты сказала этому мужлану, что он натворил?

Горничная покачала головой.

– Нет, госпожа. У меня духу не хватило покуда.

– Сейчас скажешь.

Ухватив служанку за руку с такой силой, что та застонала, – будь у Красты хоть на каплю больше злости, пострадало бы ухо горничной, – маркиза потащила Бауску за собой, не обращая внимания на ее всхлипывания: Краста привыкла пропускать жалобы прислуги мимо ушей. Когда они пересекли границу, отделявшую отданное во власть альгарвейцам западное крыло от остальной части дома, Бауска всхлипнула снова. Краста сделала вид, что не слышит.

Пара писарей из оккупационной администрации Приекуле подняли головы при виде двух валмиеранок. Взгляды, которые бросали рыжики на Красту (да и на Бауску, хотя последнее маркизу не трогало), были куда более сальными, чем потерпела бы та от валмиерской черни. Поначалу они приводили маркизу в бешенство. Потом она притерпелась – как привыкла к власти альгарвейцев.

– Но есть же пределы, – пробормотала она. – Клянусь силами горними, всему же есть пределы!

Бауска недоуменно булькнула. Маркиза продолжала делать вид, что не слышит.

Где работал капитан Моско, она знала: в приемной, рядом с комнатой, служившей в последние месяцы кабинетом полковнику Лурканио. Когда маркиза влетела в приемную, капитан как раз беседовал с кем-то по хрустальному шару, установленному на столе – украденном, без сомнения, в мастерской валмиерского краснодеревщика. При виде Красты он бросил что-то в каменный шар и, когда изображение в хрустале погасло, с поклоном поднялся на ноги.

– Дамы, – промолвил он по-валмиерски с небольшим акцентом, – как приятно видеть вас – и вдвое приятней видеть вас вдвоем.

Без сомнения, капитан был галантен. Бауска с улыбкой сделала реверанс и уже собралась ляпнуть что-нибудь миленькое – что, по мнению маркизы, было в ее положении противопоказано. А требовалось… нечто обратное.

– Коварный соблазнитель! – завизжала Краста. – Растлитель невинных! Извращенец!

При этих словах занятые альгарвейские писари – по крайней мере, те, кто понимал валмиерский, – воззрились на взбалмошную маркизу с чувством, далеким от похоти, а из кабинета выглянул на шум сам полковник Лурканио. Капитана же Моско ее тирада не тронула нимало. Как многим его соотечественникам, дерзости ему было не занимать.

– Заверяю вас, сударыня, вы ошибаетесь, – промолвил он с новым поклоном. – Я не соблазнитель, не растлитель и не извращенец. Могу вас также заверить, – добавил он с непереносимо мужским самодовольством, – что соблазнять никого не потребовалось. Ваша служанка была довольна не менее моего.

Краста обожгла взглядом Бауску. В то, что простолюдинка еще и шлюха, она готова была поверить. Но с некоторым усилием маркиза заставила себя припомнить, что сейчас разговор не об этом. Краста в свое время накопила большой опыт по части презрительных взглядов и применила его в полной мере.

– Лгите сколько вздумается, – промолвила она, – но никакие лживые оправдания не заставят испариться дитя во чреве этой несчастной девчонки!

– Что-что?! – вмешался Лурканио.

Моско испуганно поднял глаза – и тут же опустил, ковыряя пол носком сапога. Вид у него по-прежнему был очень мужественный, но теперь это было мужество мальчишки, расколотившего по нечаянности дорогую вазу, которую ему велено было не трогать.

– Ну, говори! – бросила Краста своей горничной и стиснула ее плечо, которое не отпускала все это время, еще сильней.

Бауска всхлипнула в очередной раз и тихонечко прошептала:

– Госпожа все верно рассказала. Я в тягости, а отец ребенка – капитан Моско.

За эти мгновения к капитану вернулась вся самоуверенность.

– Ну и что же с того? – ответил он, по-альгарвейски выразительно поведя плечами. – Такое случается порой от бурных акробатических упражнений. – Он повернулся к Лурканио: – Не я же единственный, ваша светлость. Эти валмиеранки готовы раздвинуть ноги перед каждым встречным и поперечным.

– Я заметил, – отозвался Лурканио, не сводя взгляда с Красты.

Кровь бросилась ей в лицо – от гнева, не от стыда. Маркиза уже набрала воздуха в грудь, готовая высказать Лурканио все, что о нем думает, но миг спустя так же тихо выдохнула, а вертевшиеся на языке слова проглотила. Краста не призналась бы в этом даже себе самой, но Лурканио пугал ее, как никто другой.

Полковник обратился к своему адъютанту по-альгарвейски. Моско снова принялся ковырять ковер носком сапога, потом ответил на том же наречии. О чем они говорили, Краста понятия не имела. Хотя маркиза уже давно ходила в любовницах у альгарвейского командира, разузнать больше полудюжины слов на этом языке она не считала нужным.

К изумлению ее, Бауска прошептала хозяйке на ухо:

– Они говорят, что меньше всего им нужны полукровки. Что же они со мной сделают?

Казалось, горничная готова была провалиться сквозь землю.

– Ты понимаешь этот их смешной щебет? – с некоторым удивлением поинтересовалась Краста.

По мнению маркизы, прислуге едва хватало ума овладеть родным валмиерским – что уж там говорить о чужеземных наречиях. Однако Бауска кивнула.

Лурканио и Моско продолжали спорить, не обращая внимания на женщин. Краста вновь стиснула руку служанки, требуя переводить дальше их невнятную болтовню, и та, помедлив, зашептала:

– Моско говорит, что надо озаботиться тем, чтобы ребенок в будущем завел приличную альгарвейскую семью. Через несколько поколений, говорит он, каунианская скверна расточится.

– Что, вот такими словами? – прошипела Краста, вновь вскипая гневом.

Каждому было известно – каждому в ее кругах, – что каунианская кровь неизмеримо превосходит жидкую слизь в жилах хвастливых дикарей Альгарве. Но бросить эту очевидную истину в лицо полковнику Лурканио у Красты отчего-то не хватало смелости. Она испробовала иной подход.

– И что скажет жена капитана Моско, узнав о его маленьком ублюдке?

Она не была уверена даже, что капитан женат, но Моско вскинулся с таким ужасом на лице, что ответ становился очевиден.

– Вы, – промолвил Лурканио тем невыразительным голосом, каким обыкновенно отдавал приказы, – ничего не станете рассказывать супруге капитана Моско. Сударыня.

Чтобы бросить на него уничтожающий взгляд, Красте пришлось пару секунд приходить в себя. Но в попытке запретить ей затеять великолепный скандальчик Лурканио в кои-то веки переоценил свои силы.