Дело о заикающемся троцкисте - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 19

Я бросилась в кабинет и принялась названивать по полученным от Соболина телефонам. Первый номер молчал, второй был занят, третий послал меня по первому, четвертый оказался квартирой. Наконец второй номер отозвался, но сообщил, что не в курсе ситуации. Те сотрудники, которые могут что-то сказать по данному вопросу, вот только что, буквально секунду назад, отправились домой. А завтра их не будет, потому как они отправляются в краткосрочный отпуск. Звоните, барышня, недельки через две.

Одна ниточка оборвалась. Но сдаваться еще рано. Попробую воспользоваться старыми милицейскими связями Зудинцева. Означенный субъект как раз маршевым шагом входил в кабинет.

— Георгий Михайлович, есть серьезные наработки по делу Золотаревой, — бросилась я к нему.

— Похвально, Нонна. Докладывайте. — И.о. начальника уселся на свое рабочее место.

Я изложила все, что услышала от Соболина.

— Подтвердить тот факт, что здание принадлежит детдому, мне пока никто не может — все обэповцы снялись с места и в полном составе ушли в отпуск, — закончила я.

Зудинцев вскочил с места и принялся кавалерийскими шагами мерить кабинет.

Его усы топорщились как мини-антенны, что означало крайнюю степень заинтересованности. Приблизительно на втором километре Зудинцев резко затормозил и повернулся ко мне.

— Что вы намерены делать дальше?

— Георгий Михайлович, мне, видимо, потребуется ваша помощь. Сама я узнать о притоне вряд ли смогу. Вы ведь не откажете?

Тут я, очень кстати вспомнив маневр Завгородней, уселась на стол и медленным томным движением закинула ногу на ногу.

Правда, юбка на мне была не мини, а скорее уж макси, но получилось тоже неплохо.

Для усиления эффекта я зазывно улыбнулась. Зудинцев, по-моему, немного оторопел. И даже частично потерял дар речи.

— Я попробую, — только и смог лаконично сообщить он.

Так, трогательную беспомощность изобразила. Хватит о работе. Нужно сменить тему.

— Вы сегодня уже обедали? — попыталась я проявить заботу.

— Да, Нонна, уже обедал. А вы? — Зудинцев был галантен просто по-гусарски.

— Я тоже. А куда вы направляетесь сейчас? — полюбопытствовала я, увидев, что мой кандидат для охмурежки взялся за ручку двери.

— В бистро «Рио». Пить кофе. У Татьяны Петровны он закончился. Если понадоблюсь в течение ближайших двадцати минут — звоните или ищите меня там. — И тем же кавалерийским шагом Зудинцев направился в коридор.

Я продолжила мыслеобразующий процесс, параллельно пытаясь дозвониться до детдома. Однако мысли растекались в разные стороны и в одно русло сливаться не желали. Выходило так, что притон для педофилов организовал чиновник. Парнишка, которого я видела у него в приемной, вполне мог оказаться из тех несчастных детей, которых заставляют работать в притоне. Бедный мальчик, как он плакал тогда в приемной у этого негодяя в чиновничьем обличье! Наверняка к любовным забавам его принуждали! "Ну ничего, — мысленно ободрила я его и себя, — подожди, мальчуган, недолго осталось ждать.

«Золотая пуля» выведет твоего мучителя на чистую воду и у тебя будет прекрасное счастливое детство… то есть юность".

Детдом словно и вправду вымер с голодухи. Так как других дел пока не было, я отправилась к Агеевой за рецептом кофе. Нельзя вторично допустить, чтобы в самый ответственный момент Зудинцев снова от меня смылся в кофейню. Просто безобразие — полно людей в Агентстве, а напоить настоящего мужчину пристойным кофе некому!

— Вот скажи, Нонна, на кого бы ты поставила — на Завгороднюю или на Лукошкину? — обратилась ко мне Агеева, когда я переступила порог ее кабинета.

— Они что, в скачках участвовать собираются? В качестве лошадей?

— Да нет, ты что, не в курсе? Завгородняя и Лукошкина соперничают друг с другом из-за Обнорского…

Минут пять я слушала не очень внятную историю об Обнорском, Лукошкиной и Завгородней, каких-то грязных шмотках, автомобиле, ревности и предательстве.

— Пусть устроят дуэль. На маникюрных ножницах, — предложила я.

— Нонна, я, между прочим, серьезно спрашиваю, — разобиделась Агеева.

— Тогда я бы поставила на Завгороднюю.

Аккуратно выщипанные и подкрашенные брови Агеевой поползли вверх.

— Нонна, но почему? Ведь Завгородняя ведет себя ну совершенно непристойно — кокетничает с Обнорским, заигрывает просто в открытую…

— А чего вы, собственно, все на Завгороднюю-то ополчились? Тогда уж Обнорского костерить надо. Светка девчонка незамужняя, эффектная, э-э-э… — я на секунду задумалась, прикидывая каким еще эпитетом можно обозначить сущность Завгородней. Эпитет нашелся, — пикантная…

— Сексуально раскрепощенная, — ядовито добавила вошедшая в кабинет Горностаева. Я демонстративно не обратила на нее внимания.

— Что же, Завгородней теперь серной кислотой облиться или в паранджу завернуться? Это же Обнорский на ее формы таращится. С него и спрос. Не маленький, за свои поступки отвечать должен.

— Ну я не знаю, Нонна. Мне казалось, вы с Аней подруги,… — огорчилась Агеева.

Из кабинета Агеевой я вышла в растрепанных чувствах, так и позабыв спросить про кофе. С Анькой мы, конечно, подруги. Но неужели ей всерьез нужен такой… человек, как Обнорский? Сильно сомневаюсь. Но ей самой я об этом говорить не буду — не маленькая, сама догадается.

Однажды я уже пыталась устроить ее судьбу — такого потом наслушалась! Я даже не предполагала, что интеллигентная с виду женщина знает такие обороты. Парочку из них я запомнила и собиралась при случае к месту применить. Потом мы, конечно, помирились. Мои чувства к Завгородней были более противоречивыми. Однако я защищала ее перед Агеевой вполне искренне. Светка — девушка незамужняя, Обнорский не женат. Впрочем, Лукошкина тоже не замужем. Хотя последнее время ходят упорные слухи, что она как раз туда собирается. Короче, пусть между собой сами разбираются.

Я вернулась в свой кабинет и продолжила попытки дозвониться до приюта.

Сначала голодающие не отвечали. Наконец раз на пятнадцатый мне повезло.

— Ал-ло-о… — послышался полуобморочный голосок.

Судя по интонации, моя собеседница собиралась вот-вот отойти в мир иной.

Нужно хотя бы успеть представиться и сообщить, чего я хочу.

— Вас беспокоит корреспондент Агентства «Золотая пуля», Железняк моя фамилия! Могу я побеседовать с тем, кто в настоящий момент исполняет обязанности директора?

— А что вы хотите? — голос слегка оживился. Похоже, дама передумала помирать.

— Хотела бы побеседовать с сотрудниками о самом детдоме и о вашей директрисе, Алле Николаевне. Хотелось бы попытаться разобраться в этой темной истории с ее отстранением от должности.

Голос, представившийся Ниной Петровной, сразу окончательно ожил и пригласил меня приехать тогда, когда мне будет угодно — персонал хоть и голодный, но на рабочем месте присутствует и на вопросы ответить сумеет.

Такой ушат дифирамбов, направленный на одного человека, мне приходилось выслушивать нечасто. Разве что от группы поддержки безвинно арестованного бизнесмена Гурджиева. Если послушать сотрудников детдома, так Алла Николаевна, даже находись она в коме, все равно умудрилась бы наделать кучу добрых дел. Солировала одна пожилая бабуля с седым перманентом. Она назвалась Матильдой Львовной.

— Аллочка просто прелесть, душка! Да ей все просто завидуют — и хороша собой, и умна, и при хорошем деле! Просто страсть, сколько вокруг развелось нехороших, завистливых людей!

Остальные сотрудники — человек пять — в основном согласно кивали. Но все больше помалкивали.

Я попыталась вцепиться в разговорчивую бабулю хваткой бульдога. Однако никаких усилий и не понадобилось — старушенция охотно посвящала меня в подробности биографии «милой Аллочки».