Дело о вражеском штабе - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 42

…Владика убили Костик и Казбек. На квартире Костика. Пили. Трахали ее, Кэт, как могли и как хотели… Костик даже снял кое-что видеокамерой… Еще пили… Потом у них начался спор вокруг каких-то процентов, долей, рублей…

Хрен поймешь, короче… Владик — урод паскудный, садист! — уж на что до секса охоч, но от процентов и долей завелся больше… Про нее забыли. Спорили. Орали. Потом Казбек и Костик начали Владика бить. Казбек — ножом. А она уже плевала на все на это — вмазалась… Под утро ее заставили мыть пол в гостиной и в ванной… В ванной крови было очень много. Все было в крови! И пол, и стены, и сама ванна. Еще там лежал туристский топорик…

— Знаешь — маленький такой. Казбек и Костик снова выпили, стали обсуждать, что делать с телом. "…Отвезем на комплекс, — сказал Костик, — там в блоке "Б" полы совсем тонкие… под низ и — бетоном!… Хер кто когда найдет…" А Казбек ему в ответ: «Кто, мол, бетонировать будет?…» — «Мудак, — сказал Костик, — я ж сам бетонщик… всех делов на час-другой…» Тогда Казбек и говорит: «Хорошо, давай. А с этой сучкой чего? Она же все видела, блядь такая! Может… ее тоже?…»

Но Костик сказал: «Не надо, она молчать будет. Ты, падла, молчи, поняла? А то кому менты поверят — тебе или нам? Ты молчи, сука, а то закроем…» И дали мне двести баксов… выгнали… больше ничего не знаю. Честно… я скинуться хочу, домой уехать… У меня мать там одна.

Она больная, старая… Я скинуться хочу.

СТРАШНО!

— Далеко еще? — спросил Зураб. Он сидел за рулем.

— Нет, — ответила Вера, — рядом.

Впереди показались низкие, недостроенные корпуса. Вздымалась лапа экскаватора, стояли вагончики-бытовки. Зураб аккуратно объезжал выбоины на дороге. Навстречу нам проехал КамАЗ, обдал грязной водой из лужи… Трое мужчин в спецовках оранжево-голубого цвета оживленно спорили, совали друг другу какие-то бумаги. На голову над ними возвышался Костик. Бизнесмен. Партнер. Который верит. Твердо. Который еще и бетонщик.

Мы подъехали. На нас никто не обратил внимания, все были увлечены производственным спором. Это здорово напоминало сцену из какого-нибудь фильмеца советской эпохи, «поднимающего сложные моральные-этические проблемы в жизни молодого советского рабочего». У нас никаких сложных морально-этических проблем не было. По крайней мере, у меня.

Я приехал посмотреть на полы в блоке "Б".

Всего-то.

Потом один из прорабов (или бригадиров — я не знаю) увидел «форд». И что-то сказал Костику. Разумеется, он знал этот «форд». Костик обернулся. Спокойно так обернулся, солидно. Как и подобает бизнесмену. Как и подобает квалифицированному бетонщику. И даже сделал морду лица, которая должна означать: удивлен… приятно удивлен, Верочка… нет ли каких известий от Владика?

Есть у нас, господин бетонщик, известия от Владика. Есть.

Первой из машины вышла Вера, и Костик двинулся ей навстречу. А потом вышли мы с Князем. И Костик остановился.

А в глазенках метнулось что-то… Страх?

Наверно, страх.

А потом из машины выбралась Кэт.

И страх превратился в ужас. И респектабельное мурло закаменело.

Я подошел в упор и спросил:

— Где?

Он молчал… Интересно, скулила ли такса, когда они убили партнера? Нужно будет спросить у Кэт.

— Где блок "Б", господин бетонщик?

— Там, — сказал он, но никакого направления не показал. Так и стоял столбом, опустив руки.

— А Казбек где? — спросил я.

— Не знаю… уехал.

— Понятно… Ну веди, хоть блок "Б" посмотрим.

И мы пошли смотреть могилу Владика — блок "Б". Вера не пошла, осталась у машины. Зураба я попросил остаться тоже — присмотреть за Кэт. За славной радисткой Кэт. Конечно, она не тянула на «17. Блондинка. 90-60-90». Но Зураб кивнул молча и остался.

А мы с бетонщиком пошли смотреть блок "Б". Он шел впереди, я сзади. Он плелся как студень, шел, не разбирая дороги. По грязи, по лужам… Дорогущие ботинки шлепали, полоскались обшлага брюк.

Блок "Б" оказался низким и гулким бетонным помещением. Совершенно пустым, безликим. Если бы я не знал, что этот блок стал могилой для человека, я бы просто заглянул внутрь — и вышел. Но теперь все в этой бетонной коробке носило иной смысл… Жалко ли мне моего одноклассника Владика Завьялова? Нет.

Нет, мне нисколько не жалко моего одноклассника Владика. Я всего лишь бывший мент. Черствый, бездушный мент. Стебок.

Мы вошли. Шаги гулко отдавались под низким бетонным сводом. В углу по стенке сочилась вода. Что будет в этом блоке? Гараж? Ремзона? Склад запчастей?… Я не знаю. Я знаю, что пока здесь могила садиста.

— Вот, — сказал Константин, остановившись в углу.

На бетонном полу выделялась «заплатка» размером полметра на полтора.

…Элитный дом… Наверное, это означает, что дом населяет элита нашего высококультурного города: ученые, архитекторы, писатели, мыслители.

— Элитный дом, — сказала Вера.

Я не стал уточнять, какого рода элита живет в доме. Элита как элита… Бляди как бляди, сказала Антонина, когда получила полста рэ на похмелку…

Мы вошли в подъезд с телекамерой над входом. Внутри, в застекленной будке, сидел охранник. Меня он изучил тщательно.

Я подмигнул… Охранника звали Витя.

В 1993 году Витя служил в ОМОНе. Ему вменяли 148-ю — вымогательство, но за недоказанностью Витек был оправдан. Брал его я и покойный нынче капитан Р. Я подмигнул, но Витек не ответил… А форма у него красивая, черная, с надписью «SECURITY» красным шрифтом в желтом круге.

Чистый, не изгаженный лифт с большим зеркалом плавно, быстро и бесшумно поднял нас на восьмой этаж. Вера открыла стальную дверь квартиры: входи. Я замешкался на секунду… Двадцать с лишним лет назад самая красивая девочка с дерзкими глазами открыла простеньким ключом картонную дверь двухкомнатной «хрущевки» и сказала: «Входи… мать на дежурстве, придет часа через два».

Я замешкался на секунду и вошел.

Вспыхнул свет, освещая просторный холл с зеркалом во всю стену, с изящными бра, с подвесным потолком, с… Зеркало отражало красивую с бледным лицом женщину в кожаном плаще стоимостью с новые «Жигули».

— Вот… здесь я живу.

Кухня тоже была просторной. Пожалуй, она вместила бы четыре кухни, вроде той, где мы пили чай с вареньем двадцать с лишним лет назад… нормальная элитная кухня.

— Выпить хочешь? — спросила Вера.

«Я тебя хочу», — хотел сказать я. Но не сказал. А сказал другое:

— Да, выпью.

Она открыла бар. Там много разных бутылок стояло. Они искрились, сверкали, разбрасывали разноцветные лучики…

Во, сказал Владик, виски!… Ну ты ва-а-ще стебок…

— Ты что предпочитаешь? Водку, виски, коньяк?

— Водку, — ответил я.

— Какую? — спросила она, не оборачиваясь.

— Все равно.

Она брякнула бутылками. Я подошел сзади… я подошел сзади и ощутил запах ее волос. Вера замерла… а я уже начал терять контроль над собой. Я хотел эту женщину двадцать с лишним лет… И хочу сейчас.

— Сергей, — сказала она тихо.

— Что?

— Нельзя… Нельзя, Сережа… не надо.

Она обернулась ко мне. Глаза оказались совсем близко. В них не было ничего от той девочки из десятого "а". Порыв ветра обрушился на окно кухни. Крупные капли зазмеились по стеклу… Этого я, разумеется, не видел — я ощущал спиной. И ветер, и холодный дождь, и тяжелое шевеление Финского залива.

Губы… вкус губной помады. Кажется, той же самой, что и двадцать лет назад…

Снова рванул западный ветер с Финского залива… Это бред! Жена небедного питерского бизнесмена из 2000-го года никогда не станет пользоваться помадой, которая годится для шестнадцатилетней школьницы из 79-го.

Губы… губы, губы! Вкус помады. И ветер с залива. Не слишком ли много для бывшего мента?

…Нельзя, Сережа… не надо…

Эти слова звучали в моей голове семь с половиной тысяч суток. А может быть, семь с половиной тысяч лет… Какая разница?