Дело о спасении телезвезды - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 27

Отныне мне приходилось пробираться в свой кабинет исключительно боком (а то и раком), дабы, не дай Бог, не задеть кем-то натянутый провод, либо не свалить неизменно бьющий жарким лазером прямо в морду многоваттный фонарь. К тому же из кабинетов стали пропадать вещи. Нет, служители муз, конечно, не страдали повальной клептоманией. Просто для съемок очередных сцен им постоянно требовался самый разнообразный реквизит, и они без зазрения совести тянули все, что попадется под руку. У меня, например, ушла из стола (между прочим, закрытого) бутылка коньяку, которую в свое время привез Зурабик.

Когда я с превеликим трудом сумел-таки ее отыскать, бутылка опустела приблизительно на две трети. Как было сообщено, снималась крайне сложная сцена спаивания журналистами высокопоставленного государственного чиновника с целью получения от него сверхсекретной информации.

Последующие вопросы отпали сами собой после того, как я узнал, что в эпизодической роли этого самого чиновника неожиданно решил выступить сам господин Худокормов, известный своим пристрастием к благородным напиткам. Вот такая, блин, богема. Мать ее!..

Сегодня, вернувшись в контору с очередного анонимного заминирования, я снова с большим трудом проложил маршрут через наш коридор, обтекая по дороге снующих туда-сюда киношников. Судя по озабоченным лицам, у них что-то не клеилось. В конце пути меня ждал бонус в виде стоящей в коридорном проеме топ-модели Аси Барчик, играющей в сериале Прибрежную. Насчет актерских данных не знаю, но со всеми остальными у Аси полный порядок. По крайней мере то место, за которым, по слухам, спрятана человеческая душа, было у нее не менее объемным, нежели у Светки. И я еще раз убедился в этом, невзначай прижав Асю в тесном проходе, изображая эдакую неловкую попытку разминуться. В ответ она лишь смерила меня презрительным взглядом. Я, признаться, даже немного расстроился. Неужели действительно старею? По крайней мере раньше на подобный фокус с моей стороны дамы реагировали с большим задором.

Дверь в наш кабинет была приоткрыта, и из-за нее приглушенно раздавался гнусный голос моего альтер-эго Михаила Поручейкова. Изучив сценарий, он почему-то решил изобразить меня в образе распальцованного быка-недоумка в отставке, для чего навесил себе на шею толстенную цепь желтого металла, прикрепил на поясной ремень сотовый телефон и безжалостно обрил голову.

Впрочем, сценария я не читал. Возможно, в нем я действительно прописан именно таким вот идиотом. Кстати, не исключено, что это тайная месть Обнорского, который до сих пор подозревает меня в порочной связи с Лукошкиной.

Я осторожно заглянул в дверную щель.

Поручейков сидел на диване рядом с настоящей Завгородней и, нервно теребя правой рукой ее обнаженное колено, сладострастным полушепотом спрашивал:

— Скажите, Светлана, те чувства, которыми буквально дышит каждая строчка в «Деле о Красном озере», ведь вы их действительно пережили, выстрадали?

Светка томно повела плечами и что-то коротко промурлыкала. По-видимому, утвердительное, поскольку Поручейков удовлетворенно кивнул и еще крепче сжал ее коленку.

— Я так и думал… Понимаете, Светлана, как мне кажется, именно этот материал является наиболее сильной частью в нашем сценарии. Я очень хорошо представляю себе, как надо играть этот кусок, однако Ася… Она просто не справляется. Вы меня понимаете?

Завгородняя зажмурилась, давая понять, что понимает.

— Она слишком юна и неопытна… Была бы моя воля, я сделал бы так, чтобы в этом сериале вы играли сами себя. Вы настолько органичны и естественны, что в каждом кадре вам нужно было бы просто оставаться собой. — Левая рука Поручейкова между тем нашла другую Светкину коленку. — Знаете, я не очень понимаю мотивацию вашего выбора. Я имею в виду Шаховского. Скажите, что в нем могло привлечь вашу героиню?

Ведь, как мне показалось в процессе нашего с ним разговора, он, как бы это сказать, весьма недалекий человек?

«Ах ты с-сука, я тебе покажу недалекий», — с негодованием подумал я. «И ты, кстати, тоже», — это тоже мысленно я обратился к Завгородней, которая в ответ на нахальную реплику актеришки утвердительно кивнула головой. Поручейков между тем продолжал:

— Мне кажется, что такую женщину, как вы (вернее, вашу героиню), могло подкупить в человеке подобного склада лишь одно — сила. Такая, знаете ли, первобытная, необузданная. Сила грубого животного…

Сравнение с грубым животным добило меня окончательно, и я дернул дверь на себя. Поручейков вздрогнул, как ошпаренный сорвал руки со Светкиных коленок и стремительно скрестил их у себя на груди.

Выглядело это весьма комично.

— А, Виктор Михайлович, — с наигранным воодушевлением произнес мой крестник, приведя себя в надлежащий вид. — А мы тут со Светланой., э-э.. Аристарховной… обсуждаем некоторые детали сценария… Я, знаете ли, все никак не могу нащупать образ..

— И что, Михаил Георгиевич, до сих пор не нащупали? — Я недвусмысленно мотнул головой в сторону Светкиных ножек. — Так, может, стоит пощупать в другом месте? — И я перевел взгляд на другую, не менее привлекательную часть ее тела.

Завгородняя, давно привыкшая к подобного рода скабрезным шуткам, традиционно возникающим в ее присутствии, ничуть не смутилась. Однако Поручейков, напротив, покраснел до самых кончиков ушей.

Он суетливо заелозил по дивану, посмотрел на часы и взволнованно протарахтел:

— Ох, уже первый час! А ведь в двенадцать мы с Беркутовым собирались прогнать еще одну сцену… Так что, извините, вынужден буду вас покинуть. — И он стремительно прошагал к двери.

Однако перед тем как окончательно удалиться, Поручейков обернулся к Завгородней и заговорщицки произнес:

— А все-таки я был прав, Светлана Аристарховна. Всего лишь грубое, животное начало. Чистый Фрейд. — И он поспешно закрыл за собой дверь.

Я облегченно вздохнул и уселся в свое кресло.

— Как ты выносишь этого педика?

— Во-первых, он не педик, — огрызнулась Светка. — А во-вторых, тебе-то какое дело? Вечно ты суешь нос в мою личную жизнь. — Она поднялась с дивана, одернула юбку и, одарив меня презрительным взглядом («Вторым за последние десять минут», — не без грусти отметил я), удалилась, покачивая бедрами. Впрочем, секунду спустя она просунула голову в дверь и полным яда голосом сообщила:

— Между прочим, с самого утра тебе названивала твоя ненаглядная.

— Какая из десяти? — плоско сострил я, испытав при этом невесть откуда нахлынувшее волнение. До сих пор на этот номер в Агентство мне звонила лишь одна женщина.

Но ведь… ведь это никак не могла быть она?

— Свой порядковый номер она не сообщила, — съязвила Завгородняя. — Кстати, я вчера случайно увидела ее в новостях.

Выглядит — ужасно… Вообще-то она названивала сюда уже как минимум три раза и была ну о-о-очень взволнована.

Светка выждала паузу и, почувствовав, что я жду продолжения, сочувственно сообщила:

— Наверное, у нее очередная задержка.

— Какая задержка? — не врубился я.

— Месячных, — хохотнула Завгородняя и, довольная, испарилась.

Я же бросился к телефону и торопливо принялся набирать номер сотового Татьяны, понимая, что раз уж после того нашего разговора она заставила себя позвонить первой, значит, действительно случилось что-то очень серьезное.

Таня ответила сразу, как будто в ожидании моего звонка все это время не выпускала телефон из рук.

— Танюша, привет. Это я.

— Шах… Ну наконец-то. Как хорошо, что ты позвонил…

— Что случилось?

— Я не знаю, но мне очень страшно…

У Рустама проблемы. Серьезные. На него наехали какие-то бандиты. Требуют денег.

Постоянно звонят, угрожают… Якобы он их кинул…

— А это действительно так? Он на самом деле им должен? Сколько? За что?