Дело о спасении телезвезды - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 25

Донельзя довольный, Юрик распахнул передо мной дверь камеры:

— Вот он, душегуб, — произнес он с нежностью.

На нарах сидел ссутулившийся мужичонка в тренировочных штанах и футболке с оторванным рукавом. На лице — вселенская скорбь, под глазами — свисающие на щеки алкогольные мешки.

— Сознался, рецидивист. — Юрка сел с ним рядом и вынул из кармана пачку мятых бумаг. — Вот, посмотри какая у нас биография. Неоднократно судимый, неработающий. Ступил на путь преступности в раннем детстве, первый раз был осужден в 18 лет за хищение госимущества (спер двигатель от трактора). Потом в восемьдесят пятом — угроза жизни, потом в девяносто пятом — опять хищение, из сельмага. Я, кстати, вел дело. Первое… Потом угон машины…

— Да я водить не умею, начальник…— замычал мужик.

— Молчи, лишенец, речь о другом. Лучше рассказывай, что недавно было, В чем вчера признался — что мне сказал, то и рассказывай.

— Ну на почве личных неприязненных отношений я с особой жестокостью нанес смертельную рану топором актеру драматического жанра, этому, как его…— нудно забубнил и запнулся алкоголик-душегуб.

— Пора бы и запомнить! Спиридонову Олегу Сергеевичу, 1961 года рождения!

— 1961 года рождения…— послушно повторил вслед за Юриком душегуб.

Юра победоносно посмотрел на меня.

— И куда он дел труп? — спросил я, изумляясь, как я еще не сошел с ума от всей этой фантасмагории.

— Куда? — переспросил Юрик и грозно насупился в сторону бомжа. — Да, где труп?

— Дак это…— удивился злодей. — Ты ж сам сказал, в морге!

— Бля…— огорченно сказал Юрик. — Это я вчера сказал, а сегодня информация не подтвердилась! Вот ты нам и расскажи — где труп?

Бомж равнодушно пожал плечами.

— Брось ты, — сказал я, поднимаясь со шконки. — Что это за ерунда?

— Не нравится? — Юрик явно расстроился. — А чего? Он асоциален. Все равно через неделю что-нибудь сопрет или стукнет кого-нибудь. Пусть лучше в тюрьме сидит… А с этими актерами себе дороже связываться. Адвокаты понабегут, жалобами закидают, проверку пришлют…

— Трупа нет, Юрик! — сказал я и поправился: — Двух трупов уже нет. Девчонку тоже он зарезал?

— Знаешь, что! обиделся юный опер. — Для тебя же стараюсь… А нет трупа, так нет и убийства, понятно? События преступления нет!

Он продолжал обиженно кричать мне вслед, пока я шел по коридору к выходу.

Последнее, что я услышал, заставило меня вздрогнуть:

— А у меня труп есть! А труп — это знаешь что? Выражаясь вашим киношным языком, исходящий реквизит! А раз есть реквизит — есть и кино! Нет реквизита — нет кина! Нет трупа — нет дела… Есть труп…

«Реквизит!» — билось у меня в мозгу, пока я, задыхаясь, бежал к пансионату.

У крыльца я застал настоящий митинг.

В центре возбужденной толпы размахивала чемоданами Черкасова.

— Я уезжаю! — звонко кричала она. — Я покидаю это логово серийных убийц!

— Кто будет следующей жертвой? — поддакивал Птичкин.

Я подошел поближе, решив послушать выступающих. Моего появления никто не заметил.

— Это безответственно…— слабо возражал Неручко, сидя на крыльце и держась за неумело перебинтованную голову. — Мы не можем сорвать съемочный процесс.

— Засунул бы ты себе в жопу этот процесс, — басил бородатый оператор Калитин.

— Да! — хором рявкнули все его многочисленные ассистенты.

— Кто может работать в такой обстановке? — заламывал руки Босов.

— Да еще с таким режиссером! — ядовито вставила Надежда.

— Да еще за такие деньги! — пискнул актер Кузечкин.

Это прозвучало так громко и неожиданно, что все на некоторое время умолкли, после чего поднялся такой грандиозный шум, что ни одной отдельной реплики было не разобрать.

Я зажал уши и, по-прежнему никем не замеченный, проскользнул в холл. Подойдя к стойке, я бесцеремонно забрал у болтающей с кем-то горничной телефонную трубку и, показав ей — уже открывшей рот — кулак, нажал на рычаг. А потом набрал номер Агентства.

— Здорово, Князь, — сказал я подошедшему к телефону Зурабу Гвичия. — Запиши-ка данные, надо смотаться в два адреса…

Я немного поговорил с опешившей от моей наглости горничной, а через полчаса мне перезвонил Князь и сказал именно то, что я ожидал услышать. Когда я вернулся на крыльцо, меня снова никто не заметил, поскольку митинг был в полном разгаре.

Более того, перебранка перешла в стадию отчаянного скандала с нелицеприятным переходом на личности.

— Ворье!!! — гремел оператор Калитин, грозно тыча пальцем в сторону административной группы. — Где цветные фильтры? Где обещанный «стадикам»?!

— У вас не то что деньги — трупы пропадают!!! — забыв про тяжелую травму, вопил режиссер.

— Да на вас не напасешься! — огрызался толстенький директор фильма Орлов. — Вы и так уже всю смету просрали!

— Да?! — неожиданно визгливо закричала гримерша Ляля, выступая из толпы.

На ее лице я заметил густо закрашенный синяк. — А где обещанный грим? Его тоже просрали? А реквизит? Чего молчишь, Валюха?

— Я не молчу! — выкатилась вперед пухлощекая девушка с косой, работавшая, как я помнил, реквизитором. — Где пистолет? Где икра? Долго у меня будет бандит с доисторической двустволкой бегать? Это все говно, а не реквизит!

— Вот!!! — рявкнул я, почувствовав самый удобный момент для выступления.

Эффект был что надо — все мгновенно заткнулись, а Семен спрятался за спину Черкасовой.

— Что «вот»? — поинтересовалась Ира Комова. Единственная, кто сохранял способность разговаривать спокойно.

Я прошел через раздвинувшуюся толпу и обнял стоящих рядом гримершу Лялю и реквизитора Валю.

— Где реквизит, спрашиваю я вас? — почувствовав движение Вали, я сжал ее плечо покрепче. — Где топор, где нож, в конце концов? Сколько крови осталось в запасе, дети мои?

Теперь уже Ляля беспокойно поежилась под моей рукой.

— Ты что, Володя? — осторожно спросила Ира. — Пусти девчонок, им же больно!

— Не пущу, — замотал я головой. — Бейте, топчите, но не пушу. Пусть предъявят реквизит.

Повисла пауза — никто ни хрена не понимал. И я стал растолковывать этим недоумкам, что к чему.

— Трупы пропадают, говорите…— сокрушенно начал я. — Грим просрали… «стадикам»… Не было никаких трупов, вот что я вам скажу, дети мои… Вот они — юные мастерицы своего дела. — Я вытолкнул в центр круга Валю и Лялю. — За каким хреном им понадобилось помогать этой сладкой парочке, я не знаю. Да только вместо того, чтобы прервать порочную связь немолодого потасканного актера с юной неопытной девушкой, эти засранки устроили целый спектакль, чуть было не доведя нашего дорогого режиссера до психушки, а Елену Борисовну Черкасову до сердечного приступа.

Народ по-прежнему безмолвствовал и явно не врубался. Я повысил голос.

— Вечером третьего дня гражданка Арефьева Ольга Михайловна, гример-визажист сериала…— я указал на сгорбившуюся Лялю, — под предлогом мнимой необходимости пописать, неоднократно пробиралась в номер гражданина Спиридонова, актера, 1961 года рождения, где, пользуясь казенными гримом (в частности, искусственной кровью) и реквизитом (а именно топором), сымитировала картину убийства вышеуказанного гражданина при его непосредственном содействии. Зачем ты это сделала, дура? — ласково обратился я к Ляле.

— Олег попросил…— угрюмо процедила изобличенная гримерша.

— Угу…— закивал я. — Угу-угу… После того, как поднялся шум, следственная группа не обнаружила злоумышленницу на месте преступления и направилась к месту ее проживания. Дверь открыла… Кто дверь-то мне открыл, балда?

— Лерка…— так же угрюмо буркнула Ляля.

— Как Лерка? — подал голос режиссер. — Она же в «скорую» звонить побежала…

— Атак! — победоносно заявил я. — При всем профессионализме гражданки Арефьевой, не могла она не заляпаться всей этой кровищей, равно как и быстро отмыться. Потому и договорилась со своей сообщницей Хомяковой Валерией, о которой речь еще впереди, чтобы та под любым предлогом проникла в ее номер и, намазавшись всякой дрянью, обеспечила ее алиби, благо фигуры у них практически идентичные, — при этом я звонко шлепнул Лялю пониже спины. — Потому-то «скорая» и менты приехали так поздно: гражданка Арефьева их вызвала лишь тогда, когда убедилась, что подлец Спиридонов благополучно смылся из номера. Сие подтверждается показаниями злобной горничной Булькиной Варвары Петровны.