Золотая ветвь - Романова Галина Львовна - Страница 23

— Тебя долго не было, — вместо приветствия сказал генерал, мельком бросив взгляд на сына. — Что случилось?

— Непредвиденное обстоятельство, — поджал тот губы.

— Светловолосая? Лорд Гандивэр рассказал, что произошло в лагере.

— Он здесь?

— Да. Присоединился в Ущелье Дворхов. Он рассказал много интересного… Это из-за этих баек ты собирался рискнуть своей жизнью и свободой?

Хаук отвернулся и стал смотреть на марширующих новобранцев. Те старательно топали ногами и, проходя мимо командиров, таращили глаза так, что, если бы исход кампании зависел от этого, орки давно бы выиграли войну.

— Я узнал кое-что еще, — помолчав, ответил он. — Там была одна светловолосая ведьма…

— Знаю. Хорошая идея — воспользоваться заложницей для того, чтобы сбежать. Надеюсь, ты избавился от нее?

— Хм… Не совсем.

Генерал быстро взглянул на сына:

— Не хочешь же ты сказать, что приволок светловолосую ведьму с собой?

— Она не ведьма! — вырвалось у Хаука прежде, чем он понял, каким тоном это было сказано. — Она шаманка. Она лечила меня.

— Но потом-то ты ее ликвидировал?

Хаук отвернулся.

— Я отпустил ее, — помолчав, сказал он.

— Что? — Генерал за плечо развернул сына к себе. — Ты хочешь сказать, что подарил жизнь одной из этих ведьм? Ты пощадил врага? На войне?

Он коротко размахнулся и хлестко ударил сына по щеке. Тот не сделал попыток увернуться и молча ждал второго удара. Родители были вольны в своих детях — по крайней мере, до тех пор, пока те сами не станут родителями.

— Мне пришлось это сделать, — признался он.

— Почему? — Генерал еле сдерживал себя — да и то потому, что рядом были подчиненные. — Как ты посмел?

«Можно солгать кому угодно — детям, братьям, друзьям… Даже начальству. Но родителям лгать нельзя. Никогда! Ни за что!» — Эту истину каждый орк впитал с молоком матери. И Хаук взглянул отцу в глаза.

— Я излил в нее семя, — сказал он.

И почти сразу получил давно ожидаемый новый удар.

— Как ты посмел? — взвыл Эрдан аш-Гарбаж. — Как ты мог? Ты что, влюбился в светловолосую ведьму?

— Она не ведьма! — с нажимом проревел Хаук, сжимая кулаки. Он сдерживался изо всех сил, но знаменитый темперамент аш-Гарбажей давал о себе знать. Мужчины этого рода слишком часто давали волю кулакам по поводу и без повода, так что это стало притчей во языцех. И сейчас Хаук чувствовал острое желание ответить отцу тем же. Тем более что аналогичной дракой сопровождался его разведывательный поход.

— Она не ведьма! — повторил он. — И я не мог поступить иначе! Ты знаешь, что такое родовая честь! В селении, где в нее смотрелшаман, одна простолюдинка дала мне приворотного зелья. Я должен был разрядиться. А эта светловолосая оказалась знатного рода. Она подходила как нельзя кстати. Но если бы я держал ее возле себя, пока не появятся признаки беременности, я бы потом не смог ее убить! Тогда бы и произошло то, в чем ты хочешь меня обвинить!

Он был в ярости, но именно поэтому генерал выслушал сына до конца.

— Кроме того, — уже спокойнее продолжал тот, — от нее я узнал кое-что. Шаман в селении, который смотрелв нее, обнаружил интересную вещь… Оказывается, эта светловолосая шаманка, когда была совсем девочкой, случайно подслушала разговор своих наставниц. Они выяснили немало интересного о Золотой Ветви. Именно одной из них, Видящей, принадлежит честь отыскать ее. Судьба сама приведет ее к Золотой Ветви! Только тогда они не знали, кто эта Видящая. Они заставили ее забыть об этом разговоре.

— Но мы не можем забывать о нем…

Генерал сжал плечо сына. Он был вспыльчив, но отходчив. Сведения, доставленные Хауком, были достойны того, чтобы сменить гнев на милость. Тем более что в Цитадели в качестве пленницы уже находилась одна Видящая. Как бы то ни было, но Верховный должен был знать новость.

— Заканчивайте без меня, — через плечо бросил он остальным офицерам и, придерживая сына за локоть, спустился с козырька. — Мы идем к Верховному Паладайну.

Адъютант отсалютовал и умчался вперед, чтобы предупредить того об аудиенции.

Верховный Паладайн был занят — пользуясь тем, что до начала похода есть еще несколько дней, он проводил время с наложницей. Девушка уже порядком устала от его домогательств, но он дал ей понять, что в случае рождения сына ей будет обеспечена райская жизнь, а посему она терпела и даже ухитрялась изображать страсть, хотя больше всего сейчас ей хотелось спать, есть и помыться — все в указанной последовательности.

Адъютант остановился за занавесью, отделявшей покои наложницы от общего коридора, и объявил о визите отца и сына аш-Гарбажей. Верховный, застигнутый в разгар соития, злобно прорычал что-то себе под нос, с неудовольствием чувствуя, как пропадает желание. Вечно эти аш-Гарбажи лезут не вовремя! Всего-то достоинства у них, что древнее происхождение да тяга к военному делу. Иначе их бы давно уже не было не то что в Цитадели, но и на свете — как и многих других, не столь полезных, а то и вовсе мешавших Верховному Паладайну в жизни.

— Подождут, — прорычал он, снова стискивая наложницу в объятиях и принимаясь мять и гладить ее тело. Та внутренне застонала, но стала отвечать на его ласки, понимая, что чем раньше ее повелитель доведет дело до конца, тем скорее даст ей отдохнуть.

— О милый! — ворковала она, закатывая глаза. — Ты великолепен! Ты ненасытен! Мой горный лев! Мастодонт! Монстр!.. Я хочу тебя! Иди же ко мне! Скорее! Зажги меня своим огнем… Пронзи меня… О, я таю! Я сгораю от желания…

Она изо всех сил шарила руками по потному телу своего любовника, мечтая только об одном — чтобы все это поскорее закончилось. Наложница по своему опыту знала, что если ему перечить и говорить, что устала — даже после суток почти непрерывного любовного экстаза, — он непременно решит, что у нее есть другой. Тогда ей не миновать сперва жестокой порки, а потом допроса с пристрастием. Когда-то на ее глазах Верховный Паладайн точно так же поступил с двумя другими девушками, назначенными ему в наложницы. Одну он отдал на потеху солдатам, другую обвенчал с тем, на кого она указала. Она же тогда получила просто легкую встряску — для острастки.

— О милый! Что же ты? Иди ко мне…

Неожиданно ее сильно толкнули так, что она кубарем откатилась в сторону. Причиной недовольства было то, что желание Верховного Паладайна, раз ослабев, так и не вернулось. Он злобно выругался.

— Милый, — наложница вытерла кровь с губы и поползла к нему на четвереньках, — зачем ты гневаешься на меня? Позволь мне помочь тебе! Я умею! Я знаю как… Одна старуха научила меня…

— Лучше бы она научила тебя, как поскорее забеременеть! — прорычал Верховный. — Я бьюсь с тобой четвертые сутки и все без толку!

— Подожди еще три недели! Может быть, я уже…

— Я не могу ждать так долго! Мне сейчас нужен наследник!

— Но я не…

— Молчи!

Отмахнувшись от наложницы, Верховный Паладайн стал одеваться. Девушка наблюдала за ним, стоя на краю ложа на четвереньках. Она не могла поверить своему счастью, неужели он уходит от нее? Неужели она отдохнет и перекусит?

Поправив меховую накидку и перевязи с оружием, Верховный подошел к наложнице и провел рукой по ее телу от шеи до живота, задержав руку внизу.

— Жди меня, — приказал он. — Чтобы к моему возвращению ты сгорала от желания, потому что я намерен продолжить!

— Повинуюсь, мой господин, — проворковала она, склоняя голову. И не поднимала ее, пока не услышала шорох опускающегося полога. Только тогда девушка позволила себе упасть на мятую постель и уже через две минуты крепко спала, ничего не видя и не слыша вокруг.

Выйдя от наложницы, Верховный Паладайн сразу заметил стоявших в отдалении аш-Гарбажей, но не стал к ним приближаться. Пусть видят, что их император не настроен на душевный разговор, и готовятся к трудностям. Исподтишка он наблюдал за капитаном Хауком. Тот являл собой вопиющее нарушение правил — из формы на нем уцелели только штаны и высокие сапоги, туго перетянутые ремешками. На голый торс была наброшена меховая безрукавка, грудь крест-накрест перечерчивали ремни перевязи с эльфийскими мечами. Несмотря на то что часть орков вовсю пользовалась трофейным оружием светловолосых, открыто носить их не дозволялось никому. Отец и сын стояли навытяжку, словно почетный караул. Рядом топтался адъютант генерала. Этот явно трусил, но предпочитал держаться в тени начальства, словно оно могло уберечь его от гнева Верховного Паладайна.