Дело о похищенных младенцах - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 7

Очнулся я оттого, что по лицу текла вода.

— Во жлоб! Сдохнуть решил? Не получится! — довольно ухмыльнулся сержант Круглов. В руках у него было ведро с водой.

Видимо, прошло достаточно много времени, потому что за окнами дежурки светало, а наш мучитель успел слегка протрезветь. Каширин и Витек лежали рядом без каких-либо признаков жизни.

— Сука! — сквозь зубы процедил я, глядя на Круглова.

— Что-о?! Тебе мало, чех?!

В этот момент зазвонил телефон, и дежурный, увидев на АОНе номер звонящего, прокричал: "Всем заткнуть рты!

Звонит начальник отдела!"

Воцарилась тишина. Даже в обезьяннике все затихли.

— Дежурный по триста тридцать пятому отделу капитан Лобачев слушает… Да, товарищ полковник… Так точно… Есть!… Разберемся немедленно… Как их фамилии? Спозаранник? А второй? Каширин?… Есть!… Кто же зная?… Так точно!

Капитан Лобачев повесил трубку и с хмурым видом вышел из дежурки.

— Каширин и Спозаранник здесь?

— Вон они, суки, валяются, — сплюнул на пол Круглов, махнув рукой в нашу сторону.

— Это — журналисты, — удрученно произнес Лобачев.

— А-а, говнописцы-очернители! Чеченозашитнички! Знал бы — сразу убил.

Лобачев нахмурился еще больше:

Это — не просто журналисты. По их душу нашему полковнику Ошейникову только что звонил сам начальник ГУВД Павлинов. За что они задержаны?

— А я помню? — возмутился Круглов. — Повязали у родилки — это точно, а за что — черт их знает. Ссали, наверно, в неположенных местах, — и добавил специально для нас с пришедшим в себя Кашириным:

— Ишь, писуны, какая вонь из-за вас поднялась!

— Начальник ГУВД распорядился немедленно их отпустить, — сказал Лобачев.

— Зря, — прокомментировал сержант Круглое. — Им только дай свободу — они весь город потопят в своей вонючей моче.

Через пару секунд с нас сняли наручники и разрешили умыться. Еще через минуту вернули паспорта, ключи, часы и мобильники. «Вы извините, что так получилось, — сказал капитан Лобачев. — Распишитесь вот здесь, пожалуйста. И — всего хорошего».

На выходе нас ждал Модестов.

— Ребята, вы живы? Вот и хорошо.

Я тут всех на ноги поднял. С Божьей помощью…

Договорить Модестов не успел, потому что в это время в моем кармане начал пиликать мобильник. Я достал его и приложил к уху.

— Вы там совсем о…?! — без всяких предисловий зарычала трубка голосом Обнорского. — Какой, в жопу, роддом? Зачем полезли? Глеб, ты ёбнулся на внутренних инструкциях! Приеду — высчитаю с каждого по три зарплаты! Мы тут, в Бишкеке, делом занимаемся, лекции читаем, а вы от безделья крышами поехали!

— Андрей, я сейчас объясню…

— Объяснялово будет потом! Не хватало, блядь, чтобы ты за мой счет свои сказки рассказывал! Я тебе и сам все объясню. Два х… лезут в роддом. Третий звонит мне ночью: спасай, мол, шеф, — наших загребли! Я должен будить Павлинова, кланяться, блядь, в ножки: отпустите хулиганов, они больше не будут.

В общем, все: к х…!

С этими словами Обнорский бросил трубку.

— Кто звонил? Шеф? — спросил Каширин.

— Он самый.

— И что?

— Ну что что? Недоволен слегка.

Жаловался, что нехороший человек Модестов разбудил его посреди ночи.

— Между прочим, я вас спасал, — пробурчал Модестов. — В следующий раз не буду. Погибайте в своей ментовке.

Я его не слушал. Я наклонился и достал из носка драгоценную дискету, ради которой все и затевалось. Она была цела и невредима…

…Компьютерщик Петя — самый невозмутимый человек в Агентстве журналистских расследований — колдовал над клавиатурой.

— Дискета запаролена, Глеб Егорович. Двадцать три миллиона комбинаций. Может, и удастся открыть ее к вечеру. А может, и нет.

— Удастся, — уверенно сказал я. — Обязательно удастся.

Пароль был расшифрован через четыре часа. Петя аж заерзал на стуле от удовольствия:

— Внимание! Торжественный момент!

На дискете оказался один-единственный файл — «усыновление.doc».

— Ну что, заглянем внутрь? — спросил Петя.

Я кивнул. Компьютерщик подвел к файлу курсор, щелкнул мышкой, и на экране монитора возникла непонятная таблица:

12 января, Мельникова И. Д., $25,000, МакГоверн.

16 января, Кузнецова Ж. И., $25,000, Моррис.

23 января, Лабутина О. Л., $25,000, Рутерфорд.

2 февраля, Зимина А. П., $25,000, Лозинки.

Всего в таблице было 18 строк. «Это значит, что с начала года Маминов продал 18 младенцев, — догадался я. — Недурно, если учесть, что на каждой такой операции он зарабатывает по 25 тысяч долларов. Да наш профессор — без пяти минут миллионер».

— Глеб, смотри, — толкнул меня в плечо Каширин. — Во втором столбце русские фамилии, а в четвертом — иностранные. Думаю, тут все просто. Мельникова, Кузнецова, Лабутина — это матери, у которых украли младенцев. А Мак-Говерны с Моррисами — усыновители.

— Я тоже так думаю. Только где их искать? Знаешь, сколько в Питере Мельниковых и Лабутиных? Тысяч тридцать, не меньше.

— Хорошо, но вот предпоследним номером в таблице идет некая Крячко Е. Т., — не сдавался Каширин. — Фамилия редкая. Найдем в две секунды.

— Крячко… Крячко… — повторял я, раздумывая, как поступить. — Ну что ж, давай. Пробей-ка ее по базе.

— Будет сделано, начальник.

Каширин отсутствовал в кабинете пару минут и вернулся с распечаткой из базы данных Центрального адресного бюро. Лицо его выражало абсолютный восторг.

— Глеб Егорыч, пляши! Людей с фамилией Крячко в Санкт-Петербурге сорок три штуки. И только у одной инициалы «Е. Т.». Знакомься: Крячко Елена Тихоновна, тысяча девятьсот семьдесят пять гэ-эр, проживает: Строителей, сто двадцать, корпус семь, квартира восемь.

Есть предложение поехать прямо сейчас, пока ограбленный профессор Маминов не опомнился и не пошел по следу пропавшей дискеты.

— Постой, постой, — притормозил я Каширина. — Куда ты предлагаешь ехать?

— Как куда? Вот по этому самому адресу, к Крячко Елене Тихоновне.

— Ну приедешь ты. И что, спросишь: «Не умирал ли у вас в роддоме ребенок? Не писали ли вы отказное заявление?» Родион, мы журналисты, а не гестаповцы.

— Глеб, ты, кажется, хотел изобличить убийцу, — обиженно заметил Каширин.

— И продолжаю хотеть. Но это не повод, чтобы врываться в дом к несчастной женщине и задавать беспардонные вопросы. Ей и так больно. Неужели ты не понимаешь?

— Хорошо, твои предложения.

— Нужно ехать к родственникам.

Посмотри по базе, где живут ее родители, братья, сестры.

— Уже посмотрел. Братьев и сестер нет, отец умер, а мать, Оксана Львовна Епифанова, пятьдесят два года, прописана в Зеленогорске.

— Тогда собирайся. Нам предстоит дальняя дорога.

В Зеленогорск — курортный пригород Санкт-Петербурга — мы приехали уже затемно. Я с трудом вел «Ниву» — страшно ныла рука, отбитая сержантом Кругловым. «Зачем берут в милицию таких подонков? — думал я по дороге. — Впрочем, где они еще нужны? Что умеют?»

Дом Оксаны Епифановой находился в самом центре городка, рядом с величественным зданием районной администрации. Мы поднялись на четвертый этаж. Вот и искомая квартира. Каширин уже хотел нажать на звонок, но я его остановил.

— Подожди, она может испугаться и не открыть. В таких ситуациях надо действовать наверняка.

Я достал из кармана «трубу» и набрал семь цифр. Было слышно, как за дверью зазвонил телефон.

— Оксана Львовна? Здравствуйте.

Вас беспокоят из Агентства журналистских расследований. У нас к вам разговор имеется, но хотелось бы не по телефону… Когда встретиться? Да хоть сейчас. Тем более что мы под вашей дверью стоим…

Спустя полминуты дверь квартиры приоткрылась, и хозяйка через цепочку попросила показать наши удостоверения.