Дело о похищенных младенцах - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 4

В это время камера наехала на фотокарточку убиенного.

Я застыл. С экрана на меня смотрел человек, которого я видел вчера в «Окуне».

Тот самый мужчина с чашечкой кофе.

Господи, что же он кричал своему собеседнику? «Негодяй!… Вы продавали!…» Что продавали? Чушь какая-то!

Бессмыслица!

Ходя по кабинету взад-вперед, я пытался сосредоточиться. Голову ломило.

Никогда еще мне не было так хреново.

— Глеб Егорович, вы нашлись? Это радует. — В кабинет бесцеремонно вломился Скрипка, в руках он держал блокнот. — Заказы на батарейки будут? Или нужда в них на данный момент отсутствует?

— Отсутствует. Но это не значит, что к вечеру батарейки не закончатся. Так что купите на наш отдел штук двадцать. И в следующий раз не задавайте бессмысленных вопросов.

Скрипка исчез за дверью, и тут меня осенило. Батарейки! Так ведь я записывал беседу с Ивашиной на диктофон.

Разговор за соседним столиком происходил в то же самое время. Будем надеяться, что и он записался. Пусть не так отчетливо, но записался!

Я вытащил из «дипломата» диктофон и бережно, словно пушинку, переложил его на стол. Сейчас я услышу последние слова Геннадия Самарина и, возможно, узнаю, из-за чего он погиб. Пленка перемоталась. Я включил запись.

«Мы, Светочка, культурная столица, ну, может, чуть-чуть криминальная, но уж не кремационная — точно».

Это был мой голос — он записался замечательно. Столь же хорошо, как и Светин рассказ о проекте "К". Но кремационный скандал интересовал меня сейчас меньше всего. Я прибавил громкость и сквозь шумы динамика услышал наконец то, что хотел.

Неизвестный: «Добрый вечер, Геннадий Иванович! Извините — заставил ждать. Позвольте узнать, чем вызвана такая спешка? Вы срываете меня после работы… Назначаете встречу в забегаловке…»

Самарин (прерывает): «Посмотрите документы и ответьте, что все это значит!»

Пауза (видимо, неизвестный читает бумаги).

Самарин: «Поясню, не дожидаясь. Это значит, что вы торговали ими!»

Пауза.

Неизвестный: «Геннадий Иванович, давайте откровенно, раз уж вы все равно обо всем догадались. Какая сумма вас устроит?»

Самарин (будто не слыша собеседника): «Я верил вам. Я… я подписывал эти бумаги, даже не подозревая, что вы используете меня… Вслепую используете… Вы подонок!»

Неизвестный: «Двадцать тысяч зеленых на дороге не валяются!»

Самарин (переходя на крик): «Вы торговали ими! Негодяй! Я завтра же доложу обо всем руководству».

Все! Короткий, однако, разговор.

И — абсолютно неконкретный. Что так возмутило чиновника? Чем он был взбешен? «Вы торговали ими!» Речь могла идти о чем угодно. О куриных окорочках, например. О партиях мороженого.

Нет, тут что-то криминальное. Такое, чем торговать нельзя. Иначе к чему весь сыр-бор? Торговал окорочками, и что с того? Разве это запрещено? Может, гуманитарка? Нет — это пройденная тема.

Думай, Глеб, думай. Истина где-то рядом. Самарин возглавлял Комитет по делам семьи, детства и молодежи. Лекарства? Детское питание? Что?!

Я снял трубку и набрал номер. Света Ивашина ответила таким бодрым голосом, как будто и не была вчера ни в каком «Окуне».

— Светочка, у меня к тебе наиглупейший вопрос.

— Я ждала наиумнейший, Глебик. Ты разочаровываешь, — рассмеялась Ивашина. — Не обижайся. Я вся внимание.

— Помнишь, мы вчера сидели в кафе…

— Еще бы.

— …и за соседним столиком ругались два мужика. Светочка, это важно.

— Ты их не запомнила?

— Мужики, которые орали?

— Ну да, да.

— Что-то про торговлю?

— Про торговлю.

— Конечно не запомнила. Это ты их должен был запомнить — ты же к ним лицом сидел.

— Все правильно, так я и думал. И второй вопрос. Сегодня убили Геннадия Самарина, председателя Комитета по делам семьи, детства и молодежи вашей, между прочим, городской администрации. Узнай, пожалуйста, на каких документах должна была в обязательном порядке присутствовать его виза? То есть без подписи Самарина документ бы дальше не пошел.

— Ты в своем репертуаре, Глебик, — убийства, трупы, подписи. Никогда не хотел написать о любви? Ладно — дай полчаса. Перезвоню.

В ожидании звонка я сел за компьютер и сделал расшифровку диктофонной записи. Перечитал и еще раз удивился.

Самарин отказался от взятки в 20 тысяч долларов. Честный чиновник? Что ж, наверное, бывает и такое.

Света перезвонила даже раньше, чем обещала.

— Слушай и запоминай, — сказала она. — Тебе повезло. У покойного был не такой уж широкий круг обязанностей. Вот должностная инструкция. Как председатель Комитета по делам семьи, детства и молодежи, он обязан был лично визировать документы по вопросам финансирования домов ребенка, муниципальных приютов, распределения гуманитарной помощи малоимущим и многодетным семьям, а также все документы, связанные с процессами международного усыновления.

При последних словах меня прошибло током. Я вскочил и схватил со стола дырокол. Вот оно! Вот оно!!!

— Ты умница, Светочка. Натуральный ангел.

— Ангел в натуре, что ли? Глебик, тебе нельзя общаться с бандитами. Ты становишься вульгарным. Мне советовали, кстати, быть с тобой поосторожней — говорят, ты ходячий диктофон.

— Никому верить нельзя. Мне можно, — ушел я от прямого ответа фразой из бессмертных «Мгновений».

Женщины, как правило, и не нуждаются в конкретике. Их уши настроены иначе, чем у нормальных людей. Они хотят слышать приятные прилагательные. А существительные, глаголы (то есть суть) женщин не трогают. Больше того — ответ по существу их злит. О эти женщины!…

Итак (щелкнул я дыроколом), вернемся к Самарину и будем считать, что ответ на первый вопрос найден. Чем нельзя торговать? Нельзя торговать детьми. Самарин визировал все документы, связанные с процессами международного усыновления. Дети на экспорт. Дети на запчасти. Самарина использовали вслепую. А когда он догадался что к чему, — убили.

Остается, правда, второй вопрос: кто сидел с Самариным в кафе? Очевидно — сам детоторговец. А теперь еще и убийца. Но как его имя?

Имя убийцы я узнал в тот же вечер.

— Глеб, ты сбрендил? — возмутилась Надюша, придя с работы. — Мало того, что приполз домой еле живой на рассвете, так еще теперь, вместо того, чтобы встретить меня с цветами, лежишь на диване в наушниках!

— Цветы — в спальне. За вчерашнее прости. А сейчас я занят. Ты занят, потому что слушаешь музыку?

— Это не музыка. Это — важный разговор.

— Важный разговор со вчерашней важной бабой? Как ты ее назвал — инфор-ма-тор?! Давай я тоже послушаю! — С этими словами Надя выдернула из меня наушники. — А-а, Светка! Старая любовь из Смольного? Которая — как ты там говорил не является угрозой?!

Она же алкоголик!!!

Назревал скандал.

— Наденька, — попытался я успокоить жену, — я слушаю не запись разговора со Светой…

— Ты меня дурой считаешь?

— Там на заднем плане мужики разговаривают. Слышишь?

— И что?

— Их-то я и слушаю.

Жена посмотрела на меня испепеляющим взглядом:

— Ты заврался, Глеб.

Вдруг ее лицо переменилось:

— Так это ж Маминов!

— Что? — не понял я. — Ты про кого?

— Ну мужик, который баксы предлагает. Точно Маминов.

Слишком много потрясений для одного дня. Моя рука начала автоматически искать дырокол.

— Надя, это важно. Кто он такой? Откуда ты его знаешь?

— Александр Николаевич Маминов, профессор, заслуженный врач Российской Федерации, директор элитного роддома номер двадцать пять. Его все знают.

— Откуда ты его знаешь? — повторил я.

— Маминов читал лекции у нас в институте. Такой баритон! И через двадцать лет услышишь — не ошибешься. Что он наделал? При чем тут баксы? Торговля какая-то…

— Пока не могу сказать, Наденька.