За короля и отечество - Асприн Роберт Линн - Страница 85

Теперь уже Стирлинг опешил от удивления. До сих пор он не думал о дорогах как о символе мощи и объединения. Он слишком свыкся с ними как со средством, позволяющим человеку добраться до нужного места с минимальными затратами сил и времени, — уважающий себя офицер должен с пониманием относиться к таким вещам, как логистика. Новый, неожиданный ракурс этой проблемы заставил его ощутить себя несколько глупо.

Ты прав,согласился Анцелотис. Всегда полезно помнить, что римляне, по большей части не отличавшиеся особой силой и крепостью, сумели покорить изрядную часть известного нам мира и удерживать ее на протяжении многих столетий. И в том числе потому, что хорошие дороги помогали им быстро перебрасывать легионы и обозы с припасами. Так что, можно сказать, спасение Британии в дорогах, да еще в умении Арториуса управлять ходом битвы.

Стирлингу в голову пришла еще одна потрясшая его мысль: несомненная связь между «народом дракона», как прозвал бриттов Мёрддин, и вязью напоминавших драконью чешую камней, которыми вымостили римляне свои дороги. Эта чешуя протянулась от Антониевой Стены на севере до Кэрнью на юге, от западных берегов и до восточных земель Сассекса и Уэссекса, захваченных ныне саксами. Повидавший шедевры римского строительства в других городах и странах, изучавший историю военного искусства, в том числе «Галльскую войну» Цезаря, Стирлинг вдруг с отчетливой ясностью увидел, что могут означать эти дороги для такого народа, как бритты, — разрозненного и отчаянно нуждавшегося в объединении.

И ведь Эмрис Мёрддин сумел разглядеть это еще в отрочестве — кто, как не он, предупреждал Фортигерна об угрозе, которой тот подвергает Народ Красного Дракона. Гордый народ объединялся в политическом и культурном отношениях с помощью дорог, длинных каменных драконов, что извивались между горами, стрелой пересекали равнины, медленно просачивались сквозь густые леса, перекидывались через пропасти.

Мощь британских драконов-хранителей заключалась в этих дорогах — отличных военных магистралях. Дороги войны. Красныедороги. Красные драконы. Эмрис Мёрддин объявил дракона символом истинных королей Британии — или, вернее, ее военачальников: Амвросия Аврелиана, последнего римлянина; Утэра Пендрагона, сармата, и его сына Арториуса.

Можно сказать, мужчины и женщины, строившие эти дороги под руководством римских инженеров и римских командиров, не только создали кроваво-красного дракона, но и сами стали его порождением. Они родились заново единым народом, ощущавшим себя бриттами, отдаленной, но существенной частью Римской империи, последнего бастиона цивилизации на Западе. И этот британский дракон, эта огненная эмблема Арториуса, был на деле римскими военными дорогами.

Гений Эмриса Мёрддина, да и вообще бритты вызывали у Стирлинга благоговейное восхищение. Анцелотиса же, не слишком задумывавшегося над этим вопросом, эти мысли несколько удивили.

Ты уверен, что ты не вернувшийся с того света друид? Очень уж твои мысли смахивают на их речи, Стирлинг из Кэр-Удея.

Ха, друид из меня такой же, как из моей лошади. Но я знаю кое-что о психологии и значении символов. Давай-ка просто признаем, что Эмрис Мёрддин гений, не возражаешь?

Анцелотис не возражал, и они поскакали дальше по спине Мёрддинова дракона, а за ними, грохоча копытами по древним римским камням, — катафракты. По дороге Стирлинг пытался соотнести приблизительность ориентиров шестого века с привитой ему двадцать первым веком, его лазерами и спутниковыми навигационными системами привычкой к точности до миллиметра. Черт, как же ему недоставало техники столь точной, что могла определять смещение континентов друг относительно друга. Один-единственный снимок со спутника мог бы подсказать ему, где находится войско саксов, определить скорость их марша, наиболее вероятный путь их дальнейшего следования и, разумеется, численность. Впрочем, его удовлетворила бы даже воздушная разведка с воздушного шара, наполненного горячим воздухом.

Ты уверен, что не можешь назвать местонахождение Кэр-Бадоникуса точнее?

Анцелотис попытался припомнить ориентиры, которые могли бы сохраниться и в двадцать первом веке.

Пойми, я сам ни разу там не был, но мне говорили, что это где-то у самой границы Глестеннинга и Кэр-Дарнака, южнее римского Бата. Западнее Стоунхенджа,добавил Анцелотис, но довольно далеко на восток от Чеддерских пещер.Стирлинг слушал и мысленно втыкал булавки в карту юга Англии. Выходило, что искомая точка находилась где-то на равнине Солсбери. Где на плоской как блин равнине можно построить горную крепость? Нигде. Нигде, кроме… И тут он вспомнил. Кэдбери-Хилл?

Он улыбнулся своей догадке и тут же задумчиво сдвинул брови. Такое расположение крепости было не лишено смысла. Любой армии, пытающейся захватить — и удержать — юго-запад Англии, пришлось бы значительную часть своих сил оставить здесь, чтобы сдерживать попытки атаки в тыл со стороны засевших в крепости войск. Полномасштабная осада крепости потребовала бы еще большей концентрации сил — удовольствия, которое короли Сассекса и Уэссекса могли позволить себе максимум неделю; на более долгий срок у них просто не хватило бы припасов.

Стирлинг упорно гнал от себя мысли о том, что мог бы сделать, имея в распоряжении порох и хотя бы несколько минометов… да что там, хотя бы бронзовых мортир. В принципе отлить их даже при нынешней технологии не составило бы особого труда, вот только времени на эксперименты у него не было. Разумеется, если он переживет битву при Бэдон-Хилле… Посмотрим, посмотрим. Во всяком случае, достать ингредиенты пороха он, пожалуй, смог бы. С углем проблем не будет, селитру можно соскрести со дна навозных ям, а вот сера… Ее, кажется, собирают у горячих источников и вулканов, так ведь? Как с этим в Британии? Единственные известные ему горячие источники находились в Бате — и что-то он не слышал, чтобы в их окрестностях находили серу. Чего ему не хватало — это небольшого такого, ручного вулканчика. И уж чего-чего, а этого в Британии не было точно.

Мысль о вулканах пробудила у него в мозгу какое-то слабое, едва уловимое воспоминание. Что-то важное, только он никак не мог вспомнить, что именно. Что-то насчет британской истории, странным образом связанное с эпохой Артура, что же это такое, черт подери, было?.. Стирлинг нахмурился; Анцелотис пытался тем временем переварить образы из Стирлингова сознания. О вулканах Анцелотис не знал почти ничего, если не считать античных мифов вроде кузницы Вулкана в недрах Этны или записок Плиния-младшего об извержении Везувия, похоронившем Помпеи и Геркуланум. Черт, да каким же местом связаны эти проклятые вулканы с Артуровскими легендами?

Ладно, черт с ним, если уж у Стирлинга не получалось вспомнить это, что он вообще знает о вулканах? Как правило, они расположены по краям тектонических разломов — ну, хоть это он еще помнил, — например, разлом в Атлантике породил Исландию с ее сейсмической активностью, а в Тихом океане — целую цепочку вулканических островов от Гавайских в Северном полушарии и до острова Пасхи в Южном.

Да и вообще Тихий океан окружен Огненным Кольцом вулканов: на западном побережье Южной Америки в Чили и Перу, на северо-западе Северной Америки (вроде знаменитой горы Сент-Хеленз), в Японии с ее беспрестанными землетрясениями, в Китае — и дальше на юг, в Индонезии, где знаменитый взрыв Кракатау в девятнадцатом веке смел с лица земли целый остров.

Грохот этого извержения был, по свидетельству британского адмирала, слышен даже в Индии — тот решил, что его эскадра, подвергается артиллерийскому обстрелу. Взрыв, уничтоживший остров, выбросил в небо столько камней и пепла, что стал причиной «вулканической зимы» — даже в умеренных и субтропических зонах лета в том году так и не дождались. Под темным небом лежал снег, а плодородные сельскохозяйственные земли превратились в пустыню…

Стирлинг охнул.

Пустошь!

Один из самых ярких образов Артуровских легенд. Земля, на которой ничего не могло расти — столь истощенная, что урожаи гибли, а с ними скот и люди. Легенда приписывала это слабости израненного короля. Ну да, пустошь была частью легенды о Чаше Грааля: исцелив телесные и душевные раны короля, бывшего язычника, сосуд Христа помог исцелить и больную землю. Ему вспомнился снятый еще в двадцатом веке фильм… «Экскалибур» — так, кажется, он назывался. Расцветавшая на глазах пустыня, один из самых красивых кадров в истории кино.