За короля и отечество - Асприн Роберт Линн - Страница 41

А потом до нее дошел вдруг смысл сказанного Мёрддином: «живот пьяногораба».

С трудом удерживаясь от сатанинской улыбки, она выехала из Глестеннинг-Тора на встречу с одним из думнонианских принцев — безмозглым молодым распутником, соблазнить которого своим телом и обилием вина не составило ей особого труда. То, что он приходился Арториусу двоюродным братом, делало процесс соблазнения еще восхитительнее. Она заманила его в Глестеннинг-Тор, в свою личную кузню в глубокой пещере под горой. Там струили свои воды подземные реки, берущие начало в священных ключах Тора: одна кроваво-красная от железной ржавчины, другая — белая, как молоко, от мела.

Она соблазнила его своим телом, помогая этому бесчисленными флягами вина и похотливым смешком. Она завела его в глубь пещеры, пообещав показать такое, чего он не забудет никогда. Она позволила ему смотреть на то, как она выкует самый замечательный дамасский меч на свете. Она улыбалась, ударяя молотом по горячей стали, а он все пил, кричал какой-то вздор и снова пил, опрокидывая в себя флягу за флягой.

А потом она вонзила меч ему в живот, и молодой болван умер со страшным криком и шипением пара из раны. Она смеялась, пока он умирал, заливая кровью ее руки. Затем она осмотрела меч, и тот оказался идеальным — клинок пел в ее руках и легко рассекал на части тело дурака, что ценой своей жизни помог выковать его. Она изрубила тело на мелкие куски и спустила их в сточную яму, где их унес прочь водяной поток, и все это время она улыбалась.

Она подарит этот меч Арториусу и будет смеяться про себя всякий раз, как тот будет восхищаться им. И еще один подарок получил от Ковианны ее злейший враг: ножны из серебра и драгоценных пород дерева с берегов Африки, внутренность которых она отделала промасленной овечьей шерстью для смазки клинка. Более того, в смазку она добавила древнее друидическое снадобье, сок омелы. Подержав меч в ножнах несколько часов, она несильно ранила им козу, и та истекла кровью, несмотря на то, что рана была совсем неглубокой.

Десять лет прошло с тех пор, как она отдала этот меч в дар Арториусу, и он одержал с ним победу в одиннадцати сражениях — одиннадцати сражениях, после каждого из которых она забирала у него меч и ножны, дабы «освежить заговор», как она, смеясь, заверяла его. Великий Арториус, которого никто не мог одолеть в бою, сияющий языком огня на солнце всемогущий клинок Калиберна… и всего-то «волшебства» — сок растения, которое можно найти на листьях едва ли не каждого дуба в Британии. Настанет день, мечтала она, и она откроет эту тайну Арториусу — в минуту его поражения. Желательно, чтобы он при этом лежал, умирающий, у ее ног.

А до тех пор она довольствовалась мелкими (а если повезет, и крупными) пакостями его родным и близким. Судьба бедного думнонианского принца так и осталась загадкой. Родные оплакали его исчезновение, но списали это на известные всем дурные привычки. Что ж, а теперь, похоже, юный Медройт с Морганой предоставляли ей еще одну отличную возможность отомстить. Она терпеливо выждала, пока Моргана выйдет из комнаты, а потом сама бесшумно скользнула по коридору, постучала в дверь Медройта и, не дожидаясь ответа, переступила порог.

При виде ее Медройт вздрогнул и покраснел как рак; губы его шевелились в тщетной попытке произнести хоть какое-то приветствие.

— Может, я не вовремя? — невинно осведомилась Ковианна, подойдя к нему вплотную и положив руку ему на грудь. Сердце его колотилось как загнанная птица — скорее всего от страха.

Паренек сделал над собой отчаянное усилие и совладал-таки с голосом.

— Ч-чего тебе надо?

— Бедный мальчик, как они с тобой обходятся! — Она пригладила рукой его всклокоченные волосы и улыбнулась ему в глаза. — Как ты похож на свою мать!

Глаза его удивленно округлились.

— Ты знала мою мать?

Ковианна громко усмехнулась.

— Конечно. Маргуаза была главным моим учителем. Тебе что, никогда не говорили, что она обучала искусству целительства в Глестеннинг-Торе?

Он даже рот открыл от изумления. Ясное дело, не говорили.

— Ну конечно, она делала это не открыто, — улыбнулась Ковианна, поглаживая его руку. — Однако Маргуаза училась этому мастерству у Девяти Владычиц Айнис-Меноу, а когда приехала к нам в Глестеннинг-Тор, взяла меня под крыло.

Медройт, похоже, окончательно лишился дара речи. Страшная боль утраты горела в его глазах — боль и жажда узнать хоть что-то еще о матери.

— Посиди со мной, Медройт, — мурлыкнула она, усаживая его на край кровати рядом с собой. — Твоя мать была прекрасной, умнейшей женщиной, глубоко образованной и воспитанной. Другие только завидовали ее достоинствам — так завидовали, что начали возводить на нее ложные обвинения.

Юноша вздрогнул как от удара и бросил на нее затравленный взгляд, изрядно ее позабавивший.

— О да, — продолжала Ковианна. — Уже тогда ее обвиняли в чернокнижии и сатанистских ритуалах. Не слишком верь тому, что тебе говорят, — особенно тем, кто стоял за ее смертью и позором.

Медройт невольно покосился на дверь.

— Т-ты имеешь в виду…

— Моргана? — переспросила она. — Нет, ее я винить не могу. Однако Маргуаза обладала правом первородства, а Арториус предпочел ей сводную сестру Моргану. Маргуаза с юности имела собственную точку зрения, не во всем совпадавшую с мнением сводного брата. Как знать, возможно, твоя мать в качестве правительницы и уступала бы Моргане. Но какова бы ни была причина выбора Арториуса, не забывай одно: для Арториуса безопасность Британии — одна, всепоглощающая страсть. Поэтому стоило только кому-то обвинить твою мать в отравительстве и чернокнижии, это сыграло на руку дукс беллоруму, который убрал с трона ее и посадил править Айнис-Меноу и Гэлуидделом Моргану.

Боль и замешательство боролись в душе у Медройта.

— Арториус всегда был добр ко мне, — вяло возразил он.

— Еще бы! В конце концов, это ведь он взял грех на душу, убедив твоего деда казнить собственную дочь.

Медройт прикусил губу.

— Значит, это правда, что Маргуаза была дочерью Игрейн и Горлуаза? Мне казалось порой, что отцом ее мог бы оказаться и Утэр Пендрагон, а может, и сам Арториус…

— Нет, она была законной наследницей Горлуаза. Это разбило ему сердце: то, что ему пришлось приказать бросить ее в море с камнем на шее. Он сам погиб вскоре после того — в бою, когда ирландцы попытались вторгнуться в Айнис-Меноу. Вот тогда Моргана и взошла на трон. Бедная Игрейн тоже погибла к тому времени — бросилась в море, не выдержав позора. Арториуса-то она родила, побывав игрушкой в руках Утэра. Моргана родилась от второго брака, и твой дед с самого начала больше благоволил к ней. Она ведь сестра Арториусу не по крови, только по родству. Потому Арториусу и не мешало ничего установить с ней… ну, скажем так, очень, очень дружеские отношения, так ведь? Они ведь очень близки друг другу. Очень.

Смотреть на недоверие в глазах у мальчишки было истинным удовольствием. Недоверие и страх того, что этот грех окажется правдой. Ну, не кровосмешение, и все же, стань эти «очень, очень дружеские отношения» достоянием гласности, и это не оставит от их репутации камня на камне. Если, конечно, Ковианна сумеет что-нибудь доказать. И как раз тогда, когда она почти утратила надежду отомстить, подворачивается такой восхитительный случай!

Долгую минуту Медройт молчал, нахмурившись чернее тучи.

— Что ты хочешь сказать мне, Ковианна? Не вижу, каким образом это меняет мое положение. Мой дед лишил мать наследства, законным образом отдав трон Моргане, а не мне. Так ведь он имел на это право!

— Может, и имел, — мягко произнесла она, погладив его по руке. Тело его отозвалось на ее прикосновение дрожью, лучше всего остального объяснившей Ковианне все, что произошло, — и его возбужденный, несчастный вид, и гнев Морганы. То, как переглядывались Медройт с Ганхумарой, разумеется, не укрылось от внимательного взгляда Ковианны. Значит, Моргана застукала эту парочку, оставив его неудовлетворенным — а значит уязвимым. Что ж, таким положением грех не воспользоваться и уж насладиться сполна. — Конечно, имел. Он имел право лишить наследства Маргуазу, а заодно и тебя. И все равно жаль. У тебя задатки отличного короля, дружок.