Князь - Мазин Александр Владимирович - Страница 24

   – Драться полез, – сообщил десятник. – Пришлось успокоить. Аэто – тиун ихний, – он перехватил аркан и подтянул второго вперед.

   Тиун с хрипом втягивал воздух, пучил налитые кровью глаза. Сразу видно, с физподготовкой у тиуна неважно.

   – Покойников нет?

   – Все, как ты велел, воевода! Да там их и было всего четверо. Трое мерян [10]и этот. Меряне, как нас увидели, – сразу на жопки. Аэтот, здоровый, с секирой полез. Секиру я у него забрал, так он начал кулаками махать. Ну мы ему морду легонько поправили, чтоб уважение к варягам имел. Так, батька?

   – Все верно. Ачто тиун?

   – Кричал много, – усмехнулся десятник. – Но это сначала, а как мы коней рысью пустили, сразу орать перестал. Теперь только пыхтит.

   – Развяжите их! – приказал Духарев.

   Освобожденный от аркана тиун без сил осел на траву рядышком со своим защитником. Утого глаз подбит, борода встрепана… Но что-то смутно знакомое…

   – Как зовут? – спросил Духарев.

   – Сычок… – мрачно пробормотал побитый.

   – «Сычок, воевода!»—поправил его десятник, сопроводив поправку пинком.

   – Сычок, воевода, – покорно повторил побитый.

   – На кулачках дрался ловко, – заметил десятник.

   – Так он новгородец, – сказал Сергей.

   – Тогда понятно. Они на своем вече только и делают, что на кулачках дерутся!

   Варяги захохотали.

   Сычок стоял, понурив голову. Осознал, что косяк упорол.

   – Что ж ты, Сычок, в Киев подался? – спросил Духарев. – А почему не домой, в Новгород?

   – Дак это…

   – А Чифаня где?

   – Чифаня? – Сычок вскинул голову, изумленный. – Дак он же помер три лета тому! Аты…

   – …Воевода! – рявкнул десятник.

   – …воевода… – Сычок опять понурился.

   – Со мной поедешь, Сычок, – распорядился Духарев и строго взглянул на тиуна. – А ты как, отдышался? Знаешь меня?

   – Да.

   – Что ж не пришел, когда я позвал?

   – А ты мне не господин! – дерзко ответил тиун. – У меня свой боярин есть, а ты мне никто!

   – Позволь, батька, поучу его маленько? – попросил десятник, поигрывая плеткой.

   – Бей! – визгливо закричал тиун. – Сейчас твоя сила!

   – А потом будет твоя? – усмехнулся Духарев.

   – Будет и моя! Боярин мой самой княгине служит!

   – Ишь ты! – удивился Духарев. – А я не знал! Это, значит, тебе княгиня приказала знамено сдвинуть!

   – А вот у княгини и спроси! – нагло ответил тиун. – Она и рассудит, кто прав! Иза то, что ты меня и человека моего побил, – тоже рассудит! Ты, воевода, ой как пожалеешь!

   Духарев наклонился к тиуну, сказал ему негромко:

   – Еще слово – и я тебе язык вырву, – потом приказал двум гридням – Возьмите эту жердину и вкопайте во-он там, под тем пригорком. Сделаете – догоняйте. Мы в Вышгород поедем, – а десятнику велел – Сычку – коня.

   – А этому? – десятник кивнул на перетрусившего тиуна.

   – Пешком добежит!

   – Не добежит! – уверенно заявил десятник. – Хлипкий. До Вышгорода, считай, четверть поприща.

   – Ладно, уговорил. Сычок! Дуй в свою деревеньку, приведи какого-нибудь одра!

   – Батька, может, лучше кого из наших послать? – десятник с сомнением поглядел на новгородца.

   – Не беспокойся, он не потеряется! – сказал Духарев.

   Сычок благодарно закивал: понял, что суровый варяг на него не сердится. Он так и не признал в грозном киевском воеводе своего старого партнера по рыночному тотализатору.

   В Вышгород приехали ближе к вечеру. Всам городок воеводу с гриднями пропустили беспрепятственно, но позвала его княгиня не сразу. Пришлось подождать. Атем временем прибежал сам боярин Шишка. Должно быть, кто-то ему доложил, что Духарев приволок Шишкина тиуна.

   Увидев своего человека в плачевном положении (связанный, с заткнутым, чтоб зря не болтал, ртом, тиун только и мог, что жалобно мычать и пучить глаза), Шишка с ходу принялся орать.

   – Уймись, – посоветовал ему Духарев. – Пузцо от натуги лопнет.

   – Немедля отпусти моего холопа!

   – Ах это твой холоп… – протянул Духарев. – Значит, за его воровство мне с тебя следует спрашивать?

   – Какое-такое воровство? Не было никакого воровства! – запальчиво закричал Шишка. – Ты сам…

   Тут он сообразил, с кем говорит, и осекся.

   – Я сам – кто? – вкрадчиво поинтересовался Духарев. – Ты договаривай.

   Шишка договаривать не стал. Еще слово – и потянул бы его воевода на правеж. Аправеж по-варяжски – это выйти на перекресток и драться. Шишке вовсе не хотелось, чтобы варяжский меч проделал в его упитанном теле несовместимое с жизнью отверстие.

   Боярина выручил посыл от княгини. Ольга звала воеводу в горницу.

   – Много воли забрал, воевода! – сердито бросила княгиня. – Боярам моим грозишь, людей ни за что бьешь! Ишь, указывать решил, как мне править надобно! Забыл, что сам ко мне пришел и моего суда ищешь?

   – Да я могу и не искать, – сказал Духарев.

   Препирались они с Шишкой уже часа два. Достало. Княгиня, сначала отнесшаяся к воеводе благосклонно, постепенно начала брать сторону своего боярина. Отчасти потому, что за эти два часа в терем набилась прорва народа – все Ольгины бояре, такие же хапуги, как пузан Шишка. Эти, не стесняясь, орали в защиту своего кореша. АДухарев был один. Даже гридни его остались снаружи, во дворе.

   – Могу и не искать, – сказал Сергей. – Могу и сам рассудить. Кто думает, что я княжью землю защищать умею, а свою – нет, тот очень ошибается. Если ты, княгиня, не можешь умерить жадность своего боярина, я сделаю это сам! Но не обессудь, обойдусь как с пойманным разбойником.

   – Ты никак грозишь мне, воевода?

   – Предупреждаю. Ине тебя, а вот этих… – он обвел взглядом столпившихся вокруг бояр.

   – А не боишься, что я велю наказать тебя за дерзость?

   Духарев усмехнулся и положил руку на оголовье меча. Он был один, а бояр – десятка три. Все, как и положено, при оружии. Но пожелай княгиня действительно его наказать, пришлось бы кликнуть стражу.

   Ее ближники на такого, как Духарев, могли только тявкать издали. Ив этом было серьезное отличие партии княгини от партии ее сына. Иуж, конечно, Святослав не стал бы устраивать целый спектакль из-за паршивого лужка стоимостью в четверть гривны.

   – Осмелишься обнажить меч в моем тереме? – поинтересовалась Ольга.

   Духарев пожал плечами.

   – А вот я сейчас велю тебя в цепи и в подпол.

   – Может, проще сразу в землю закопать? – предложил Духарев.

   Бояре возмущенно загалдели. Ольга в ниточку сжала губы. Не любила она, когда напоминали о подробностях ее мести древлянам.

   Какое-то время она колебалась: не кликнуть ли стражу?

   Духарев ее прекрасно понимал. Втой экономической реформе, которую княгиня вот уже несколько лет проводила на подвластных Киеву землях, эта жадная толпа прихвостней в высоких шапках играла первостепенную роль. Не у Духарева пытался оттяпать Шишкин тиун пресловутый лужок, а у родовичей. Сродовым укладом сейчас боролась княгиня. Спорожденной им системой полюдья. Чтобы не князь с дружиной, странствуя по державе, брали что удастся, а тиуны и наместники через мытарей собирали положенное. Чтобы были это налоги, а не «прокорм». Как в Византии. Как в Булгарии. Как в цивилизованных странах.

   Теоретически Духарев, порождение цивилизованной эпохи, должен был поддержать такое начинание… Апрактически – ну ее к лешему, такую цивилизацию, где заправляют бояре типа Шишки!