Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дело о картине Пикассо - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Андрей Константинов

Дело о картине Пикассо

(Агентство «Золотая пуля» — 8)

ДЕЛО О ВЛЮБЛЕННОЙ КЛЕПТОМАНКЕ

Рассказывает Светлана Завгородняя

«Работает корреспондентом репортерского отдела фактически с момента создания Агентства. До прихода в „Золотую пулю“ пять лет была фотомоделью и манекенщицей. Легкость в общении, непосредственность, коммуникабельность в совокупности с привлекательной внешностью дают высокий результат при получении важной для Агентства оперативной информации.

Натура творческая, но увлекающаяся, что сказывается на рабочей дисциплине.

28 лет. Не замужем…»

Из служебной характеристики

Я точно знаю день и час, когда пойму, что сошла с ума. Это будет пятница, восемь вечера. Будет лить дождь, я потеряю заколку от волос, и все прохожие, наверное, будут видеть во мне облезлую кошку. Эту заколку очень не любил один человек: он говорил, что с распущенными волосами под дождем я выгляжу как прекрасная нимфа. Или он говорил — как наяда? Неважно. Этот человек — из прошлой жизни. Он тогда тоже не знал, что однажды со мной начнут происходить поистине мистические события. Вернее, так мне казалось поначалу, что это просто мистика. Я ведь тоже не знала, что однажды в пятницу, в восемь вечера, я окончательно пойму, что сошла с ума.

***

За двадцать дней ДО ЭТОГО…

— Ну?

И замолчал. Как умер.

Это «ну?» я узнаю из тысячи других невразумительных междометий.

«Ну?» — ласково спрашивал шеф в коридоре, и любой из сотрудников Агентства, случайно попавшийся на пути венценосному «золотопульцу», за секунду должен был сообразить, с какой ноги утром встал Обнорский и является ли это «ну?» просто мимоходным приветствием или потянет за собой выяснение обстоятельств совершенного проступка. Причем о факте проступка на тот момент младший по званию коллега — и это, с учетом ласковости вопроса, было самым ужасным — мог и не подозревать. Дурацкую привычку начинать разговор с междометий переняли у шефа и другие наши сотрудники. Нонна Железняк как-то призналась, что когда после очередных разборов полетов на планерке Спозаранник зависает над ней со зловещим «ну?», ей хочется снова забеременеть и уйти в декрет с четвертым ребенком. Причем, забеременеть тут же, от любого.

— …Ну? — еще сильнее нажал в трубке Обнорский.

— Что — «ну?» — Я пыталась оттянуть время, лихорадочно соображая, что я умудрилась натворить.

Прошедшие два дня я по поручению Соболина наводила контакты с новыми источниками. После того как в июле начальник ГУВД Павлинов ушел в отпуск и не вернулся (в смысле — не вернулся на должность), в Управлении произошли большие изменения. Новый московский начальник провел некоторую чистку кадров, и на разных местах — важных для Агентства с точки зрения получения и проверки информации — оказались новые люди.

С двумя из трех нужных людей у меня все получилось сразу. Один через десять минут разговора заверил, что открыт для общения с очаровательными журналистками, только вопросы сотрудничества с прессой удобнее решать не в чиновничьих кабинетах, а где-нибудь на нейтральной территории, например, в баре. Я с ним была абсолютно согласна.

Другой в конце беседы, взяв меня под руку и проводив аж до дежурного на выходе, трепетно вздохнул: я страшно напоминала ему жену, безвременно покинувшую его в молодые годы; с тех пор он очень одинок, все не может встретить новую вторую половинку, а тут я… Я еще никогда в жизни никому не напоминала покойниц, но я помнила о задании Соболина, а главное, о том, что он милостиво разрешил мне после знакомства с новыми источниками не заезжать в Агентство, а проводить остатки рабочего дня по собственному усмотрению. А усматривала я в эти дни поход в парикмахерскую и на массаж.

А вот с третьим источником у меня не вышло ничего. Гееобразный майор Парубок (это ж надо — полная дискредитация фамилии!), в отличие от первого источника, сразу заявил, что с журналистами намерен общаться только через пресс-службу. А с некоторыми журналистками (равнодушный взгляд на мою маечку) и вовсе никак не намерен. С голубыми я общаться не умею — кроме своего парикмахера Жеки (с Женькой Мирзоевым мы — одноклассники, его нестандартную ориентацию я заметила еще в девятом классе: при виде любого красивого парня его азиатские глаза-миндалины становились блудливо-порочными, наполнялись влагой). «Придется, Вовка, эту Дивчину тебе брать на себя», — сказала я сразу запаниковавшему Соболину.

— …Есть проблемы? — вкрадчиво спросил шеф.

Я не помню случая, чтобы Обнорский сам звонил мне домой. Если я была нужна срочно, меня обычно отыскивала его секретарь Ксюша.

А может, вдруг решила я, он из другого города звонит? Ведь я пару дней не заглядывала в приемную и потому не знала, на месте ли Андрей. Последние полгода у нас в Агентстве активно развивались два новых проекта, и Обнорский вместе с Повзло, Кашириным и Кононовым мотались по земному шару: от Киева до Усть-Илимска. А поскольку исчезали они всегда неожиданно, увозя с собой авиабилеты с открытой датой, никогда не было известно, кто в какой момент присутствует в конторе, а кого нет. Может, и сейчас сидит себе шеф где-нибудь в украинском шинке и тоскует: не дозвонился ни до Скрипки, ни до Лукошкиной и хочет хоть чей-то родной голос услышать, узнать, как у нас дела…

— В Агентстве, Андрей, все в порядке. Ты когда будешь?

В моей трубке повисла напряженная тишина. Или это — помехи?

— Андрей! — закричала я в телефон. — Ты когда будешь?

— Где? — в голосе Обнорского мне почудились обескураженные нотки.

— В каком смысле — «где?».

— Это я тебя спрашиваю — где буду?

— А я у тебя хочу узнать — «когда?».

— Что — «когда?».

Андрей, обычно говорящий четко, отрывисто, сейчас странно растягивал слова, делал длинные паузы.

«Батюшки! — вдруг сообразила я. — Да он же пьяный!» Ну конечно, обычно так старательно выговаривают слова Кононов с Кашириным, когда не хотят, чтобы кто-то заметил, что они выпили. Вот это номер! Здесь нам не разрешает, чуть ли не обнюхивает всех по понедельникам, а сам… Хотя, если разобраться… Я ведь не знаю, чем они там занимаются. И если он там уже неделю сидит, а проблемы сложные, то поневоле запьешь.

— Ничего, Андрей, бывает. Ты только не забудь аспирина выпить. Шипучего. Мне Васька говорила — помогает. В смысле — разжижает кровь.

Снова тягостная тишина в трубке.

— Света…— через некоторое время вдруг с каким-то даже облегчением сказал Обнорский. — Ты… выпила?

— Когда? — обалдела я: на часах было девять утра.

— Вчера.

Я прикусила язык. Вчера я вообще не была в офисе. Что он имеет в виду?

А Обнорского вдруг разозлило мое молчание.

— Ты бы уж лучше, Завгородняя, коль решила следить за мной, что-нибудь серенькое надевала, чтобы с сумерками сливаться. А то светишься в красном — как фонарь…

— Что-о? — поперхнулась я кофе, забыв о том, что он только что с плиты.

И он отключился.

***

Звонок был ранний. В смысле — ранний для меня. Трудоголик Спозаранник, наверное, уже подруливает к офису. Я не люблю рано вставать, поэтому Соболин не требует от меня приходить в Агентство к десяти, а отправляет обычно на пресс-конференции — они раньше одиннадцати не начинаются: ведь пресс-секретари, в основном, из недоделанных журналистов и тоже спать по утрам любят.

Звонок был странный, и я решила, что надо мной в очередной раз сгущаются тучи. Мысль о пьянстве шефа я отбросила быстро: пьяный Обнорский — это все равно, что плачущий большевик.