Краткая история биологии. От алхимии до генетики - Азимов Айзек - Страница 13

Английский зоолог Ричард Оуэн (1804 — 1892), лидер оппозиции, был одновременно последователем Кювье в его науке восстанов­ления вымерших животных по ископаемым останкам. Он сопротивлялся не просто кон­цепции эволюции, но мысли, что избранные живут на планете по воле случая. Он считал, что должна быть какая-то внутренняя воля Природы.

Обычно Дарвин сам не отстаивал своих теорий. Однако английский биолог Томас Генри Гексли (1825— 1895) взял на себя роль его защитника. Гексли, кроме того, что был блестящим популяризатором науки, наводил ужас на противников своим талантом орато­ра. Он сам себя именовал «дарвиновским бульдогом».

Поначалу дарвинизм не был принят во Франции, однако Германия в целом восприня­ла идеи ученого. Немецкий натуралист Эрнст Генрих Геккель (1834-1919) был сторонни­ком Дарвина. Он увидел в развивающемся эм­брионе виртуальную сжатую модель эволю­ции. К примеру, млекопитающие начинают Жизнь в виде единственной клетки, как и про­стейшие, затем развиваются в двуслойные организмы, подобные медузе, затем уже — в трехслойные, как какой-нибудь примитивный червь. В ходе последующего развития эмбри­он млекопитающего вырабатывает, а затем те­ряет хорду, потом приобретает и теряет струк­туры, характерные для рыб. С этой точки зрения Геккель имел оппонента в лице эмбри­олога Байера, который пришел к тем же выво­дам, но не принял дарвинизма. Современные биологи также не принимают выводы и кон­цепцию Геккеля как единственно верную кар­тину хода эволюции.

Американский ботаник Аса Грей (1810 — 1888) стал наиболее активным защитником дарвинизма в Америке. Религиозный пропо­ведник, он не мог быть обвинен в атеизме, тем самым его аргументация приобретала до­полнительную силу. Его оппонентом в Аме­рике стал натуралист Жан-Луи Родольф Агассис. Агассис заслужил научную репута­цию изучением ископаемых рыб, но больше всего популярности ему принесла концепция прохождения в давно минувшие времена лед­ников в регионах, где никто из современни­ков их увидеть не мог. Агассис не принял дарвинизма в своем пиетете перед Природой.

Самый уязвимый момент в дарвинизме ка­сается человека. Сам Дарвин завуалировал этот момент в своем «Происхождении ви­дов», да и его соавтор, Уэллес, в конце кон­цов пришел к выводу, что человек не подвержен эволюционным процессам. Однако было бы нелогично предполагать, что эволюция коснулась всех видов, кроме человека.

В 1838 г. французский археолог Жак Бушеде Кревекер де Перте (1788-1868) от­крыл в северной Франции стоянку древнего человека. К тому времени стало возможно определить возраст каменных топоров, най­денных на стоянке, и человеческих останков. Таким образом, стало научно очевидно, что не только Земля, но и человек насчитывает в своей истории гораздо более тысяч лет, чем те б тысяч, о которых говорит Библия. Пуб­ликация этих данных вызвала фурор. Фран­цузские биологи, все еще находившиеся под влиянием уже умершего Кювье, отказались принимать эти изыскания. Английские уче­ные встали на сторону Буше де Перте.

А четыре года спустя геолог Лаэлл, ис­пользовав находки Буше де Перте, опубли­ковал книгу «Античная история человека», в которой не только поддерживал теорию дар­винизма, но и обосновывал ее применение к человеку. Гексли также написал книгу, взяв за основу эту позицию.

В 1871 г. Дарвин открыто выступил с тео­рией эволюции человека от млекопитающих, опубликовав вторую книгу — «Происхож­дение человека». В ней он рассматривал рудиментарные органы человека как доказа­тельства эволюционных изменений. (В человеческом теле имеется целый ряд рудиментар­ных органов. Аппендикс — это остаточный орган, некогда используемый для запасания пищи. Этому запасу пищи в те времена пред­назначалось проходить долгую бактериаль­ную обработку. В основании спины у челове­ка имеются четыре косточки, которые были когда-то частью хвоста; имеются также ныне совершенно бесполезные мускулы, предназна­чавшиеся для движения ушей, и т. д.)

В 1856 г. в Германии, в долине Неандерталь, был раскопан древний человек, вернее, обнаружен его череп. Этот череп, совершенно очевидно, принадлежал примитивному, обезь­яноподобному человеку. Обнаружен он был в слое, насчитывавшем много тысяч лет. И сра­зу же ученый мир потерялся в догадках: был ли то примитивный вид человека, который позже превратился в человека современного, либо обычный дикарь древности, возможно с обезображенным болезнью скелетом и генети­ческой деформацией черепа?

Выдающийся авторитет ученого мира тех лет, немецкий врач Рудольф Биршоу (1821 — 1902), поддержал последнюю версию. В про­тивоположность ему, французский хирург Пол Брока (1824 — 1880), наиболее авторитет­ный эксперт по структуре черепа того време­ни, заявил, что ни здоровый, ни одичавший, ни больной человек новой формации не может быть обладателем такого черепа.

Для того чтобы уладить все эти недоуме­ния, требовалась следующая находка: она была бы связующим и до поры недостающим звеном между человеком и человекоподобной обезьяной. Такие недостающие звенья были частыми в биологической науке. К примеру, в 1861 г. Британский музей приобрел иско­паемые останки существа, внешне напомина­ющего птицу, а также отпечатки перьев в камне. У этого существа, однако, были зубы и хвост, как у ящерицы. Это стало ярчайшим доказательством того, что птицы эволюцио­нировали от рептилий.

Однако поиски необходимого звена в происхождении человека не удавались на протяжении ряда десятилетий. Успех при­шел к голландскому палеонтологу Мари-Эжен-Франсуа-Томасу Дюбуа (1858—1940). Он был одержим идеей поиска недостающе­го звена и считал, что искать нужно либо в Африке, где по сей день обитают шимпанзе и гориллы, либо в Юго-Восточной Азии, где обитают гиббоны и орангутаны.

В 1889 г. Дюбуа был призван правитель­ством страны в экспедицию на остров Ява (тогда — голландская колония). В течение не­скольких лет он отыскал верхнюю часть чере­па, тазовую кость, а также два зуба того, что, вне сомнения, было когда-то примитивным че­ловеком. Череп был больше любого обезьянь­его, но меньше черепа современного человека. Зубы также занимали промежуточное положе­ние между зубами человекоподобной обезьяны и человека. Дюбуа, опубликовав в 1894 г. ре­зультаты своих исследований, назвал суще­ство, которому принадлежали останки, пите­кантроп прямоходячий.

Другие подобные находки были сделаны в Китае и Африке, так что отыскалось сра­зу несколько недостающих звеньев. Теперь аргументы как в пользу эволюции в целом, так и в пользу эволюции человека в частно­сти стили неоспоримы. Безусловные против­ники теории эволюции остались, пожалуй, только среди религиозных фундаменталис­тов. В наше время трудно вообразить авто­ритетного биолога, который являлся бы ан­тиэволюционистом.

Если антиэволюционисты были все же не правы, то напрасно впадали в радостный энту­зиазм слишком горячие приверженцы тео­рии, которые отыскивали признаки эволюции даже в тех областях, куда она не проникала. Так, английский философ Герберт Спенсер (1820 — 1903), наработавший эволюционист­ские идеи еще до выхода книги Дарвина, ухва­тился за эту книгу и взял ее выкладки в дока­зательство своих рассуждений о человеческом обществе и культуре. Таким образом, он поло­жил начало науке социологии.

Спенсер утверждал, что все общество и культура в целом начинались на весьма при­митивном уровне, а затем эволюционировали до современного сложного состояния. Он по­пуляризировал термин «эволюция» (которым Дарвин предпочитал не пользоваться), а также фразу «выживание наиболее приспособ­ленных». Спенсеру представлялось, что все че­ловеческие индивидуумы находятся в постоян­ной борьбе за выживание и слабейшие погибают в ней. Спенсер счел их гибель неизбежным следствием эволюции и прогресса и выдвинул теорию, что следует «помочь» естественному от­севу среди безработных и прочих неблагополуч­ных представителей общества, а не устраивать для них биржи труда и приюты. Он провоз­гласил, что благотворительность, милосердие и социальная помощь вредят прогрессу.