Тигриные глаза - Конран Ширли - Страница 19

— Еще кофе, сэр? — спросил официант, держа в руках сверкающий серебряный кофейник.

Сол Швейтцер покачал головой и выключил диктофон с видом исполнившего свой долг человека. Он сумел постичь то, чего не хотели понять другие. В Плам Рассел обнаруживались два человека: красноречивый художник и подавленная женщина. Почему бы это?

Глава 5

В десять часов Плам и Дженни вскочили в лифт «Тиффани», когда его двери уже закрывались, и нос к носу столкнулись с героиней современности. Пока лифт поднимался вверх, они потихоньку разглядывали ее, этот символ разведенной женщины. Белокурые волосы заплетены сзади в косу, ниспадающую из-под широкополой ковбойской шляпы; на ногах — высокие ковбойские сапоги; на плечи небрежно накинут темный соболь до пят. Ее история была точным повторением судьбы Золушки 90-х годов, с той лишь разницей, что Ивана сделала себя прекрасной принцессой собственноручно. И вот она здесь, как всякая разумная женщина, делает покупки рано утром, пока в супермаркете не слишком много народу.

Незаметно посматривая на нее, Плам думала о том, что значит быть брошенной.

Когда муж Иваны предпочел ей другую женщину, она сохранила достоинство и, вместо того чтобы мстить ему или предаваться отчаянию, наняла лучших репортеров и специалиста по пластическим операциям и, как Мадонна, заново создала себя, превратившись по мановению своей волшебной чековой книжки в осовремененный вариант Брижит Бардо. Широко разрекламированный по всему миру, этот новый имидж Иваны можно было продавать другим женщинам вместе со спортивной одеждой, бельем, парфюмерией, романами, позолоченными крышками унитазов — с чем угодно. Ивана родилась как бы заново и имела все, что ей нужно: детей, положение, карьеру; миллионы в виде алиментов; переполненные драгоценностями шкатулки; сногсшибательный гардероб; яхты, автомобили и множество зимних и летних курортов, чтобы покататься на лыжах и полежать на солнышке.

Плам вдруг захотелось спросить Ивану, счастлива ли она теперь, когда имеет все, что может только желать женщина. При этом она почти наверняка знала, что Ивана уставится на нее своими голубыми глазами (с помощью контактных линз она изменила цвет своих карих глаз) и скажет: «Ка-а-нешно». Любой другой ответ повредил бы ее бизнесу. Но спрашивать было уже поздно: лифт с шипением остановился, Ивана вышла.

Позднее, когда они сидели за ленчем в «Ла Гренуй», Плам спросила у Дженни:

— Как ты думаешь, Ивана счастлива?

— Не знаю, но она может не обращать ни на кого внимание, — весело откликнулась Дженни. — И вообще поступать так, как ей заблагорассудится, а это немногие могут себе позволить.

— Это могут себе позволить все, кто сидит здесь. — Плам обвела взглядом зал ресторана. — И что же, по-твоему, все они счастливы?

Блистательные и влиятельные дамы Нью-Йорка, как курочки на насестах, восседали среди ароматного изобилия весенних цветов. Подтянутая кожа их физиономий была блестящей и гладкой, сквозь жидкие волосы, истерзанные краской, сушкой и завивкой, просвечивали лысины. Они проявляли железную волю, отказываясь от деликатесов, вместо того чтобы впихивать их в свои разодетые и отощавшие от диеты тела, и пили только дистиллированную воду. Некоторые из них были самыми могущественными женщинами мира, которые создали себя собственными руками.

— Я как-то не так представляла себе вершину успеха, — вслух размышляла Плам. — Во всяком случае, не как ленч в «Ла Гренуй». — Она повернулась к Дженни. — Но вот что меня убивает — я чувствую себя такой же, как они. Изголодавшейся и опустошенной. У меня есть все, что я хотела, — семья, слава, деньги. Так почему же я не чувствую себя счастливой? Почему я ощущаю, что в жизни моей что-то не так, хотя и не знаю, что именно?

— Может быть; у тебя слишком много всего, — смеясь, заметила Дженни. — Может быть, тебя это испортило, подружка. У большинства женщин просто нет времени, чтобы поломать голову над вопросом, счастливы ли они.

После ленча они разбежались в разные стороны: Дженни — опустошать полки «Блумингдейла», а Плам — на последнюю примерку туалетов для поездки в Австралию. Желтое такси резко затормозило у салона на Седьмой авеню. Шофер, не говоривший по-английски, шумно заспорил на сербохорватском по поводу чаевых, и она смущенно сунула ему еще пару долларов, после чего он щелкнул задвижкой замка, и она смогла выбраться на тротуар.

Маленькая круглолицая китаянка Анна Суй была такой же застенчивой, как Плам, и такой же, как она, упрямой и уверенной в том, что касалось работы. Плам любила ее оригинальные модели, в которых неуловимо ощущалась ностальгия по прошлому. Некоторые платья были явно романтического характера, другие напоминали о хиппи шестидесятых годов. Все это было словно увеличенный гардероб куклы Барби, а деловые костюмы выглядели соблазнительно. Анна изготовила также несколько рыцарских шляп, расшитые жемчугом вельветовые панталоны и кавалерийские сапоги. Плам пришла в восторг от этих почти театральных нарядов и экстравагантных шляп. Надев шлем с кольчугой, какие носили древние японские воины, она приняла воинственную позу и, изобразив на лице ярость, поглядела в зеркало. Жаль, что шлем нельзя надевать на встречи с журналистами.

Плам задернула шторы, за которыми скрылось усеянное звездами небо Нью-Йорка, и отправилась в постель. Она решила лечь пораньше, не дожидаясь Бриза, он знакомился с последними работами Дика Смита и предупредил, что вернется поздно.

Она проспала недолго. Часов в одиннадцать она проснулась, охваченная предчувствием беды. Ее била дрожь, во рту пересохло так, что язык не шевелился. Она лежала в темноте роскошной гостиничной спальни, пытаясь уловить хоть малейший звук, но слышала только громкие удары собственного сердца. Из-за приоткрытой двери в холл послышался слабый шорох. Замирая от страха, она дотянулась и включила ночник, ожидая, что вот-вот из темноты к ней метнется невидимая рука и стиснет ее мертвой хваткой.

Комната наполнилась мягким светом. Плам окинула взглядом вазы с белыми благоухающими нарциссами, мебель в стиле английского барокко, солидно разместившуюся на темно-зеленом ковре, охотничьи эстампы, аккуратно развешанные по стенам. В комнате не было никого. И тем не менее Плам ощущала чье-то тяжелое, угрожающее присутствие, словно кто-то притаился и ждал, когда она снова заснет, чтобы с куском провода в руках неслышно шагнуть к ней из… гостиной? Ванной? Небольшого холла?

Плам, дрожа, выскользнула из постели, непослушными шагами закрыла на замок смежную дверь в гостиную, затем, стараясь двигаться неслышно, пробралась в холл и проверила входную дверь. Бронзовая цепочка на месте. Причин для тревоги не было.

Но в памяти неожиданно всплыли все виденные ею фильмы ужасов, в которых герои бездумно запираются в номере, где уже прячется убийца. К горлу подступила тошнота.

Бросившись в спальню, она упала на кровать, схватила телефон, выронила и вновь подхватила его, набрала номер портье, но, передумав, позвонила в службу доставки еды в номера, где никто не подходил к телефону. Она бы выглядела идиоткой, если бы затребовала к себе гостиничного детектива по той причине, что ей приснился страшный сон. Трубку наконец взяли, и она сдавленным голосом попросила принести горячего молока с медом — и быстро. Потом она попросит официанта проверить, нет ли кого-нибудь в ванной или в шкафах.

К тому времени, когда появился официант, Плам уже успокоилась, убедив себя в том, что впадает в панику без всяких на то причин. Но, несмотря на горячее молоко и заверения официанта в том, что система безопасности в их отеле лучшая в мире, заснуть она не могла и лежала в темноте с открытыми глазами, все еще одолеваемая дурным предчувствием. Она опять включила свет и взяла в руки роман. Но сцены безмятежной сельской жизни не отвлекали ее от нехороших мыслей, а мозг отказывался воспринимать печатное слово. В конце концов навалилась тяжелая дремота. Книга медленно свалилась ей на грудь…