Мужья и любовники - Конран Ширли - Страница 8

Неожиданно Джуди поняла: ей неприятно, что он смотрит, как она одевается. Она открыла шкафчик с обувью, отделанный таким образом, чтобы идеально соответствовать ковру, покрывавшему пол.

— Гриффин, мне необходимо сказать тебе что-то важное. — Она достала пару серебряных босоножек. — Вчера я встретилась со своим прошлым.

— Что случилось? — Так вот почему она сегодня так странно себя ведет!

— Ты знаешь, что я, когда училась в Швейцарии, забеременела. Девочку потом удочерили.

— Но ведь это было так давно! — Теперь Гриффин наконец все понял. Он умел, когда надо, быть великодушным. — Это не должно становиться между нами.

— Гриффин, ты можешь дослушать? Моя дочь жива, и она разыскала меня.

— Что?! — Гриффин встрепенулся. — Завтра первым делом позвоню своему адвокату. Он объяснит этой леди, что она ошиблась: Джуди Джордан не тот человек, которого можно шантажировать ради нескольких баксов.

— Гриффин, дело не в этом. Моя дочь — Лили. Та самая. Знаменитая актриса.

— Тигровая Лилия? — Так ее называла пресса.

— Да.

Гриффин на секунду задумался.

— У нее наверняка есть какой-то свой умысел.

Скорее всего она хочет привлечь к себе внимание публики.

— Бог мой! Да ей достаточно просто появиться на людях, и внимания будет хоть отбавляй.

— Все равно тут что-то не так. Не волнуйся, я выясню.

Джуди поняла, что разубедить его все равно не удастся, а потому лучше не спорить.

Максина наклонилась вперед к лобовому стеклу и с удовольствием вдохнула полной грудью, когда ее бледно-голубой «Пежо» спустился с возвышенности и перед госпожой Шазалль открылись ее виноградники. Она всегда любила возвращаться в воскресенье, когда вокруг было совершенно пустынно.

Машина выехала из небольшого леска и бесшумно покатила прямо к замку. Максина уже перебирала в уме дела на будущую неделю.

Стая белых голубей выпорхнула почти из-под колес автомобиля. Припарковав «Пежо», Максина радостно взбежала по каменным ступенькам лестницы.

Войдя в спальню, она остолбенела. На сбитых простынях, совершенно обнаженный, лежал ее муж Чарльз, а верхом на нем восседала черноволосая громоздкая женщина в зеленой, местами разорванной комбинации. Чарльз сжимал грудь женщины так сильно, что плоть рубцами выступала из-под его пальцев, а великанша, одной рукой придерживая копну волос, другую засунула себе между ног.

Как у раненого зверя, у Максины подкосились ноги. Ее первым побуждением было захлопнуть за собой дверь и бежать отсюда, чтобы не видеть больше своей семейной кровати, оскверненной мужем и его любовницей. Дрожа как в лихорадке, она прислонилась к двери, но затем внутренний голос подсказал ей, как поступить. Она вновь надела перчатки и, подобно фурии, устремилась к кровати. Максина схватила женщину за волосы и с трудом оттащила ее от мужа. , — Чарльз, как ты смеешь? — яростно прокричала Максина. — В нашей постели! Почему тыле мог держать эту шлюху в Париже, вместе с остальными твоими увеселениями?

Глава 2

17 октября 1978 года К несчастью для Максины, оказалось, что она ошиблась: темноволосая женщина не принадлежала к разряду дешевых шлюх. После минутного ослепления госпожа Шазалль узнала женщину, с которой занимался любовью ее муж. Симон, самая толковая ассистентка Чарльза.

— А мы думали, ты приедешь только завтра, — промычал он и тут же сообразил, что это едва ли можно счесть оправданием. Обычное удивленное выражение его лица сменилось тревогой. Девица освободилась из рук Максины и, спокойно усевшись на край кровати, жестом собственницы накинула край простыни на худое обнаженное тело Чарльза.

— Он хочет кое-что сказать вам, графиня, — четко произнесла она, глядя прямо в глаза Максины. — Ну же, Чарльз, смелее! Не позволишь же ты своей жене издеваться над тобой.

Какое-то мгновение супруги молча смотрели друг на друга, а потом Чарльз, откашлявшись, произнес:

— Я хочу получить развод.

Максина не могла поверить своим ушам.

— Никогда! — отрезала она с гораздо большей решимостью, чем ощущала на самом деле. А потом почти закричала:

— Убирайтесь с этой кровати! Убирайтесь из этой комнаты! Немедленно!

Ноги Максины тряслись. Пошатываясь, она прошла в ванную и захлопнула за собой дверь.

На следующее утро ассистентка Чарльза исчезла, и в замке воцарилось ледяное молчание.

Максина все еще находилась в шоке, но, чтобы хоть как-то отвлечь себя, с головой погрузилась в работу.

К полудню Максина вдруг осознала, что ее корректный, очаровательный муж никогда не сознался бы в существовании своей любовницы, не говоря уже о том, что не посмел бы заикнуться о разводе, не застань Максина их вместе и не заставь эта скотина Чарльза заговорить. Слишком поздно Максине стало ясно, что самым разумным с ее стороны было бы бесшумно закрыть за собой дверь и выйти из спальни, а потом уже наедине переговорить с мужем, и тогда — Максина в этом не сомневалась — он согласился бы на все ее требования. Но теперь все испорчено.

Не первый раз Максина ощущала опасность, нависшую над ее браком. По традиции, существовавшей в аристократических семьях Франции, супруги часто жили отдельно друг от друга, но ни один из них никогда не допускал ни малейшей угрозы нарушения святости домашнего очага и, что еще более важно, — священного права собственности. Но Чарльз слишком легко поддавался соблазнам, а Максина была слишком романтична, чтобы жить как все цивилизованные люди.

Все друзья Шазаллей полагали, что чрезмерное увлечение Чарльза женщинами из низших классов и чрезмерная преданность со стороны Максины составляют перманентную угрозу самому существованию их брака.

После первой серьезной измены Чарльза только благодаря вмешательству Джуди супругов удалось примирить. Со свойственным янки здравым смыслом Джуди объяснила графу де Шазалль, что он может потерять. И сейчас Максина подумала о том, что, если ей не удастся самой справиться с ситуацией, придется посылать сигнал SOS в Нью-Йорк.

Зевнув, Лили взяла трубку телефона.

— Алло! Кто это? Поль Кролл? Тебе нужен Симон? — Черт бы драл этих режиссеров, которые уверены, что могут позвонить актеру в любое время суток. — Поль, а ты не мог бы подождать до завтра? В Нью-Йорке уже одиннадцать вечера, и Симон сейчас в ванной.

— Но Симон ничего не имеет против моих поздних звонков.

— Да, но я имею. Ты в Париже или в Лондоне?

Я попрошу Симона перезвонить тебе завтра, как только он проснется.

— А почему бы тебе не проснуться прямо сейчас, Лили? — Голос Поля заглушали помехи на линии.

— Что ты имеешь в виду? Я не сплю.

— Нет, дорогая, ты в плену грез. — Слащавые нотки в голосе Поля напомнили Лили, что приятель Симона был «голубым».

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду"!

— Я имею в виду, сладкая ты моя, что ты одна не хочешь знать того, что известно всем. — Теперь, хотя слова долетали по-прежнему плохо, в голосе Поля слышалось нескрываемое торжество.

— Говори яснее.

— Ну что ж, если ты настаиваешь… Как бы Симон ни притворялся, что он нормален, это только притворство. Мы уже несколько лет вместе, дорогая. Конечно, чего актер не сделает, чтобы получить хорошую роль, но Симон делает это, потому что ему так нравится. Он любит это, дорогая. Ему ненавистна мысль, что рано или поздно придется в этом признаться, но у людей, как ты догадываешься, длинные языки. Когда ты была на съемках, cherie, Симон и я жили вместе в Марракеше, потом в Танжере. Когда ты…

Не будучи в силах ни заговорить, ни положить трубку, загипнотизированная отвратительной историей о похоти и предательстве. Лили молча слушала, и слезы текли из ее глаз, пока наконец Симон, выйдя из ванной, не выхватил у нее телефонную трубку. Не проронив ни слова, он тоже долго слушал, потом наконец крикнул:

— Заткнись, Поль, ты пьян… Ты все испортил, идиот несчастный! — Симон положил трубку и решительно посмотрел в глаза Лили. — Поль для меня ничего не значит!