Пришествие драконов. Начало. - Лейк А. Дж. - Страница 19

Утром он усадил их под деревом и ушел, чтобы вернуться через некоторое время со свертком под мышкой.

— Это тебе, — сказал он Элспет, отдавая ей мальчишескую шерстяную блузу и гетры. — Стражи ищут мальчишку и девчонку. А мы предъявим им двух мальчишек! Только придется тебя обкорнать. — С этими словами он вынул из-за ремня нож.

— А это для тебя, Эдмунд. — Он достал бутылочку, содержимое которой в лесной тени показалось черным. — Сок грецкого ореха, — объяснил он, — краска для твоего лица и волос. Ты слышал, о чем говорили солдаты: они разыскивают белобрысого мальчишку и темноволосую девчонку. Что ж, пока мы здесь, никого похожего они в городе не найдут.

Элспет поначалу чувствовала себя неловко в мальчишеском наряде, хотя он был словно на нее сшит. Спускаясь с холма к городу, она пыталась разучить моряцкую походку враскачку. Заметив улыбку Эдмунда, она улыбнулась в ответ. Впервые она увидела его веселым. На смуглом теперь лице под чубом торфяного оттенка глаза остались светлыми, как вода.

— Ты похож на разносчика! — пошутила она и, пользуясь отсутствием рядом Клуарана, добавила: — Что сказали бы твои родители, если бы увидели тебя сейчас?

— Отец от меня, наверное, отказался бы, — ответил Эдмунд, посмеиваясь.

— Пока мы будем в Гластенинге, — сказал Клуаран, подходя ближе, — помните, что вы мои ученики. Мы можем пробыть там денек-другой. Слушайтесь меня. Я добуду лошадей. До Венты-Булгарум путь еще не близкий.

Элспет остановилась:

— Вента? Там ведь живет Оргрим!

— Разве я сказал, что вы пойдете со мной в город? — спокойно возразил Клуаран. — Я найду местечко, где вы будете прятаться, пока я не закончу свои дела.

На оживленных улицах Гластенинга было даже страшновато после безлюдья и безмолвия болот и пустошей. Элспет задрала голову, восторженно любуясь каменной церковной колокольней, высившейся над рыночной площадью, и чуть не затерялась в толпе. Монахи в бурых рясах, с выстриженными тонзурами, скользили в толчее, как рыбины с темной чешуей, иногда останавливаясь, чтобы перекинуться словечком с торговцем в кожаной куртке или с женщиной в ярком платье. Элспет загляделась на янтарное ожерелье одной горожанки и столкнулась с парнем, сгибавшимся под тяжелой корзиной. При падении корзина едва не похоронила ее под собой, потом она шарахнулась от облака перьев и чуть не попала под колеса тележки.

Клуаран велел ей не отставать, стрельнув недовольным взглядом.

Зазвенели колокола, и город разом притих. Толпа поредела: монахи и кое-кто из горожан устремились в церковь. Скоро изнутри раздалось манящее пение.

Глаза Элспет наполнились слезами.

— Вечерня, — пробормотала она. Ей вспомнились вечера в промежутках между плаваниями, когда отец брал ее с собой в церковь, чтобы испросить у Бога спокойствия на море. — Отец… — прошептала она и, не раздумывая, бросилась к высоким церковным дверям, чтобы исчезнуть в озаренной свечами полутьме.

Рыночные торговцы уже закрывали свои лавки, когда церковная служба завершилась и они вышли на вечернюю площадь. Эдмунд последовал примеру Элспет, вошел в церковь и сел рядом с ней на заднюю скамью. Он почти ничего не понял в богослужении на латыни, свечи и потемки привели его в уныние, но, с другой стороны, здесь можно было отдохнуть от рыночной кутерьмы и от приказов Клуарана. Краем глаза он следил, как молится Элспет. Она не пропустила ни одной молитвы, шепотом повторяя монашеские песнопения. Судя по всему, церковная служба была знакома ей так же хорошо, как ему — ритуалы в честь материнских домашних божков.

Клуаран встретил их у дверей; с ним был толстый монах — брат Ансельм.

— Ансельм — келарь монастыря, его епархия — провизия и прочие припасы, — объяснил Клуаран. Ансельму он сказал: — Это мои ученики, я тебе о них говорил. Славные ребята, только иногда медлительные.

— Вижу, что они добрые христиане, уже это хорошо, — похвалил их монах. Эдмунд от смущения заморгал: в церкви ему было не слишком уютно. — Будь нашим гостем на вечерней трапезе, — обратился Ансельм к Клуарану. — Настоятель будет рад, если ты споешь нам житие святого. Ты так мастерски исполняешь духовные песни, что трудно поверить, что ты не придерживаешься истинной веры.

Клуаран с улыбкой покачал головой.

— А твои парни? — спросил брат Ансельм. — Они умеют тебе подпевать?

— Увы, нет. — Клуаран удрученно развел руками. — Им это еще не по плечу. Зато они помогут тебе на кухне и смогут прислужить у стола, надо только растолковать им, что к чему. Только учти, Элис, — он указал на Элспет, — у нас туповат, все больше помалкивает. — Он выразительно посмотрел на Элспет. — Зато стряпает он на славу, можешь спокойно поручить ему вертел. Второй, Нед, может колоть дрова и ворочать бочки, не гляди, что с виду он такой тщедушный.

Эдмунд открыл было рот, чтобы опровергнуть эту ложь, но менестрель уже торопился прочь, оставив их на попечении брата Ансельма.

Элспет была возмущена не меньше Эдмунда, но быстро пришла в себя и прижала палец к губам, призывая и его к молчанию. Монах повел их к домикам за церковью. Кухня была каменной, с закопченных брусьев под потолком свисали окорока и связки лука. Ансельм поручил им резать овощи, а сам пошел подложить дров в большой очаг посредине.

— Не иначе, Клуаран возомнил, что мы его невольники, — прошипел Эдмунд, поглядывая на монаха, орудующего кочергой и щипцами.

Элспет яростно нарезала морковь.

— Он загнал нас сюда, чтобы мы не путались у него под ногами, — согласилась она. — Он нам не доверяет, считает, что мы можем все разболтать. «Туповат», — скажите пожалуйста! — И она одним махом разрубила на половинки здоровенную репу.

Эдмунд взялся за мелкие луковицы в блестящих шкурках. Когда он оторвался от работы, весь в слезах, на губах Элспет играла улыбка. Что она затеяла?

Трапезной монахам служил большой зал, куда просторнее кухни. Но ужинать собралась такая толпа монахов, послушников и гостей, что скоро в трапезной стало душно, воздух помутнел. Эдмунда и Элспет то и дело подзывали, они сбивались с ног, таская кувшины с элем и хлеб на четыре длинных стола; брат Ансельм и послушники, помогавшие ему на кухне, подавали едокам суп и мясо. Клуаран, сидевший за столом для гостей между престарелым пилигримом и надутым купцом с золотой цепью, не обращал на своих подопечных никакого внимания.

Эдмунд катил к столу новую бочку с элем, Элспет несла поднос с плоскими хлебами; она стала раскладывать их, нагибаясь к столу между гостями, продолжавшими жевать и болтать, словно ее не было. Рядом с Клуараном она задержалась, потом как будто запнулась и опрокинула оставшиеся на подносе хлебы на стол. Один плюхнулся Клуарану в суп, еще один — ему на колени. Менестрель остался неподвижен и не поднял глаз. Эдмунд замер, не зная, хохотать или ужасаться. Лучше не привлекать к себе внимания! С облегчением он убедился, что на неуклюжесть Элспет никто, кроме него, не обратил внимания. Проскользнув мимо него с пустым деревянным подносом из-под хлеба, девочка заговорщически подмигнула.

«Слуги — все равно что невидимки!» — сообразил Эдмунд. Уж кто-кто, а он должен был это помнить… Как оба они ни негодовали, Клуаран удачно их замаскировал.

— Нынче вы славно потрудились, ребята! — похвалил их брат Ансельм, выпуская из трапезной. — Теперь ступайте в кухню, пора и вам подкрепиться.

Под конец трапезы Клуаран запел сказание о святом Эркенвальде. Эдмунд присел на груду камыша у двери трапезной, чтобы послушать. Прекрасный голос менестреля хотелось сравнить с птичьей трелью. Когда песнь отзвучала, все благодарно захлопали. Раздались требования спеть еще. Клуаран послушался; теперь он пел на причудливом языке, такого Эдмунд еще не слышал. Но даже не понимая слов, он угадывал смысл: жестокие невзгоды, любовь, ревность, тоска…

Потом монахи потянулись из трапезной в церковь, на вечернюю службу. Клуаран задержался, заведя беседу с тремя гостями — мужчинами с суровыми лицами, в длинных плащах, недовольно скривившимися при его приближении. Тем не менее они отошли с менестрелем в угол и повели тихий разговор. Эдмунд наблюдал за ними в дверной проем, гадая, что у Клуарана на уме, пока его не позвал молодой монах, сказавший, что ему и Элису назначено ночевать в стойле позади настоятельского дома. Их исчезновение не вызвало у Клуарана ни малейшего интереса.