Осторожно: TERRA! - Новиков Юрий Федорович - Страница 18

В мировую науку о почве со времен Докучаева прочно вошли многие русские слова: чернозем, солонец, подзол… Прижилось и очень старое, исконно мужицкое понятие «спелость почвы».

Спелость определялась, да и по сю пору часто определяется, на ощупь. Операция нехитрая: возьмите с поля комок земли и слегка сожмите в кулаке, потрите между пальцами. На руках грязь, почва липнет, сжимается в пластичный комок — плохо, поле слишком сырое. Рассыпается в пыль — бежит меж пальцами, развевается ветром — тоже плохо: лягут семена на сухое ложе. Рассыпался ком на мелкие комочки, сыплются они, как орехи, не мажут руки — созрела земля, пора выезжать в поле.

Спелая почва имеет зернистое строение, о ней говорят, что она структурна. Состоит она из комков от четверти до 10 миллиметров в поперечнике. Все, что меньше, — пыль, больше — глыбы.

Структурный комок — почвенный агрегат — сложное образование из множества частиц, куда входят и тонкий ил, и песок, и обязательно перегной. Последний скрепляет все составляющие в прочный, но пористый монолит. Такой комок хорошо сопротивляется внешним воздействиям — механическим ударам или размыванию водой, а вместе с тем энергично тянет воду из окружающего пространства. Именно благодаря пористости структурные земли хорошо впитывают и связывают влагу и с неохотой ее отдают. Вода здесь запасается внутри комочков, воздух же помещается между ними.

В почвах, бедных перегноем, бесструктурных, сплывшихся, илистых, агрегатных комочков мало, они непрочны, легко расплываются в воде (неводопрочны, как говорят почвоведы), при пахоте рассыпаются в пыль. Шлейф пыли за пашущим трактором — сигнал бедствия…

Пройдите после сильного дождя по наезженной дороге среди вспаханных полей. На рыхлой пашне лужи не застаиваются, а колея от машин — вся под водой, покрыта грязью так, что ноги не вытянешь. Плотная, бесструктурная почва — словно водонепроницаемый плащ.

Плох в такой почве и воздушный режим. В структурной почве воздух занимает крупные промежутки между отдельными агрегатами, в бесструктурной, если она промочена, все поры заняты водой. Воздуху здесь негде поместиться. А нет кислорода — не работают аэробные бактерии, подавляется мобилизация веществ, голодает и задыхается растение.

Но вот почва подсохла. Благодаря отсутствию крупных и средних пор влага по многочисленным капиллярам подтягивается к поверхности и улетучивается в атмосферу. Почва быстро пересыхает. Мало воды — значит, много воздуха. Перегной распадается слишком быстро, растение не успевает проглотить все ему нужное из слишком крепкого раствора. Перегной же, быстро разлагаясь, еще больше снижает прочность структуры…

Таким образом, структура, по Докучаеву, — это оптимальное состояние почвы, обеспечивающее растение пищей, водой и воздухом именно в той пропорции, которую любит растение. Говоря о таком состоянии, В. Вильямс, долгое время бывший главой советской агрономической науки, писал: «Каждый комок служит как бы сберегательной кассой, которая мешает почве сразу растратить все свои богатства. По мере того как растение использует элементы пищи на поверхности комка, оно находит все новые и новые количества пищи, но запас, богатство почвы сохраняется, ибо не растрачивается впустую».

Итак, все в порядке? Наконец-то открыто то основное, от чего все зависит? Главное — структура? А раз так, давайте ее сделаем. И снова счет в сберкассе. Помните Либиха?..

Но… постойте. А все ли почвы Земли, покрытые густыми лесами, травами и цветами, имеют эту самую структуру?

Первую классификацию почв создал народ. Была она не слишком подробной: землю разделяли на добрую, худую и добрехудую. Иногда к термину присоединялось слово «вовсе», например: «вовсе худая земля». Именно так говорили о северных почвах… Однако того, кто был в Приполярье в короткое тундровое лето — межень, не могли не ошеломить буйство и разнообразие красок: «То, что на юге у художников называется тоном, на севере раскладывается на десять и больше тонов…» — писал о русском севере чудесный поэт природы нашей Родины М. Пришвин.

Коротко полярное лето, зато солнце светит все 24 часа; и спешит отцвести, заколоситься, упасть семенем на землю тундровая целина. Осадков здесь обычно выпадает немногим более 150–300 миллиметров в год, сколько и в южных полупустынных степях. Однако из-за холода влага не испаряется. Плохо она и впитывается в почву, которая за лето успевает оттаять лишь с поверхности, а нижние слои остаются промерзшими и не допускают просачивания воды.

То и дело в газетах мелькают сообщения о находках целых скелетов и даже туш доисторических животных в вечной мерзлоте тундры. Как-то писали, что один заскучавший по острым ощущениям зимовщик даже попробовал лангет из мамонта. В прекрасном естественном холодильнике не происходит полного разложения органических веществ, если даже они гниют сотни тысяч лет. Поэтому вместо перегноя образуется лишь тонкая торфяная прослойка. Почти нет здесь и селитры — далеко не все бактерии переносят суровые полярные условия. Одним словом, почва тундр — лишь слабо измененная первооснова земли, первопочва.

«Вовсе худая земля» совершенно лишена структуры. Тысячелетия сменяются над тундрой, каждый год отмирает растительность, чтобы весной вновь коротко и ярко вспыхнуть и обжечь взгляд богатством красок. Земледелие пока очень робко движется в тундру — главным образом по долинам рек. Однако здесь все растет: и рожь, и ячмень, и картофель, и лук. А местные энтузиасты всерьез уверяют приезжих, что если бы не короткое лето да крепкие морозы зимой, северные почвы давали бы урожай «не хуже кубанских».

Но отправимся к югу. «Солнце светит одинаково всем — и человеку, и зверю, и дереву. Но судьба одного живого существа часто решается тенью, падающей на него от другого» — так писал Пришвин о лесах.

По вышеприведенной классификации, лесная земля тоже «худая», хотя по-разному на севере и юге. Леса тянутся от Архангельска до Киева. Конечно, теперь это уже не сплошные массивы: земледелие и вырубка древесины сделали свое дело…

Коротко полярное лето. Но почва освещается солнцем весь длинный день. В вековой тайге лишь робкий световой зайчик пройдется по поверхности земли. Под кронами деревьев всегда сыро, земля едва прикрыта редкими папоротниками да хвощами и обильно опавшей хвоей, прелой, слипшейся листвой, обломками коры и истлевшей древесины. Вверху, там, где вершины деревьев, — жизнь. Стволы же их упираются в собственное кладбище. В роли гробовщиков выступают многочисленные разновидности грибной флоры.

Светловатая тяжелая почва образуется под лесной подстилкой — подзол. Это, казалось бы, мертвая земля: все поры ее переполнены водой (под пологом лесов она не может испариться), воздуха мало, мало селитры, анаэробные бактерии медленно разлагают окислы железа. Рыжая земля возникает под подзолом, а еще ниже — серый глей. Очень бедна гумусом лесная почва, совсем лишена структуры, а потому и не растет на ней ничего, кроме сосен-великанов, гигантских елей и пихт да нескольких тысяч разновидностей других деревьев, кустарников и трав. Правда, последних мало… Именно на этой «худой земле» после порубки леса и пожоги при самой примитивной технике посева и уборки крестьянин снимал в среднем 16–26 центнеров с гектара ржи и ячменя.

Однако подвинемся еще немного к югу. Прошли годы, и тайга поредела; постарели и рухнули наземь громады деревьев. Разомкнулась непроницаемая крыша листвы. Наступил семенной год леса, на землю упали семена, и потянулись ввысь юные побеги. А вместе с ними взметнулась и зеленая волна трав. Подрастут сеянцы, возмужают, вновь сомкнется полог над зазеленевшими было прогалинами, захлебнется, угаснет зеленая волна до следующего семенного года леса. Но чем чаще повторяются эти годы, чем многоэтажней лес, тем чаще и гуще травяные волны.