Забытое дело - Коннелли Майкл - Страница 3

– Двенадцать баксов за яичницу. Похоже, здесь внеурочные оплачиваются дополнительно.

Райдер улыбнулась и кивнула:

– Так и есть. Но ты все равно не успел бы управиться со своей яичницей. Полетел бы к шефу.

– Ты и об этом слышала?

– Держу ушки на макушке. Жетон получил?

– Да.

– Я сказала ему, какой номер ты хотел бы иметь. Тот?

– Да, Киз, спасибо. Спасибо за все.

– Ты меня уже поблагодарил. Не надо повторяться.

Босх кивнул и огляделся. На стене за спиной Райдер висела фотография, запечатлевшая двух детективов у тела, лежавшего на сухом бетонном дне реки Лос-Анджелес. Судя по шляпам, дело было в начале пятидесятых.

– С чего начнем?

– Все дела разделены на несколько блоков с временным периодом в три года. Начинаем с самого раннего и идем по порядку. Говорят, с эпохой лучше знакомишься. К тому же помогает идентифицировать серийных убийц. За два года нашли четверых, о которых никто ничего и не знал.

Босх понимающе кивнул.

– Какие годы у нас?

– У каждой группы четыре-пять блоков. Мы новенькие, так что нам досталось четыре. – Она выдвинула средний ящик стола, достала листок и протянула Босху.

Босх/Райдер

1966 1972 1987 1996

1967 1973 1988 1997

1968 1974 1989 1998

Он внимательно просмотрел список порученных дел. Те, что вошли в первый блок, приходились на тот период, когда его не было в городе, и на время службы во Вьетнаме.

– Лето любви. Я его пропустил. Может, поэтому у меня все не так.

Босх сказал это просто так, чтобы что-то сказать. Второй блок начинался с 1972-го – года, когда он пришел в полицию. На второй день, когда они были в патруле, позвонили из Вермонта. Женщина попросила полицию проверить ее мать, которая не отвечала на звонки. Босх обнаружил ее в ванне, утопленную, с руками, связанными собачьими поводками. Вместе с ней в ванной лежала и мертвая собачка. Интересно, может быть, сейчас ему достанется то, так и оставшееся нераскрытым, убийство.

– Почему мы получили именно эти годы?

– Они перешли к нам от других групп. Ребят немного разгрузили. А вообще-то начали издалека. Я слышала в пятницу, что нам подбросили один горячий «висяк» от восемьдесят восьмого. С него сегодня и начнем. Такой вот подарок по случаю возвращения.

– Что значит горячий «висяк»?

– Это когда обнаруживается совпадение по ДНК, или компьютер выдает что-то новенькое, или министерство юстиции просто тычет пальцем наугад.

– В нашем случае?

– Кажется, совпадение по ДНК. Скоро узнаем.

– А на прошлой неделе тебе ничего не сказали? Я бы мог просмотреть материалы за уик-энд.

– Знаю, что мог бы, Гарри. Но дело старое, так что спешить особенно некуда. В этом отделе работают немного по-другому.

– Да? И как же?

Райдер раздраженно посмотрела на него, но ответить не успела – дверь открылась, и офис стал заполняться людьми. Райдер вышла из закутка. Босх последовал за ней. Она представила его остальным сотрудникам отдела. Двух детективов, Тима Марсию и Рика Джексона, Гарри знал по прошлой работе. Две другие группы составляли Роберт Реннер с Виктором Роблето и Кевин Робинсон с Джин Норд. Их, как и Альберта Пратта, начальника отдела, Босх знал только понаслышке. Каждый считался следователем высокого класса.

Встретили его радушно, но не шумно, немного сдержанно. Босх понимал, что к нему, возможно, относятся настороженно и даже с подозрением. На место в отделе претендовали многие детективы, и тот факт, что оно досталось человеку, вернувшемуся на службу после трехлетней отставки, вызывал вопросы. Понимал Босх и то, что – как напомнил шеф – своим назначением обязан в первую очередь Киз. Последнее время она находилась в штате начальника полиция в должности аналитика. Все плюсы, которые давала приближенность к шефу, Киз променяла на возможность работать с «возвращенцем» в отделе заново открытых дел.

После всех рукопожатий Пратт пригласил Босха и Райдер в свой кабинет для отдельного разговора. Он сел за стол, а они устроились рядышком на стульях. Для какой-либо другой мебели в похожей на чулан комнате места не хватило.

Пратт был на несколько лет моложе Босха и еще только приближался к пятидесяти. Он держал себя в форме и вообще берег честь мундира высоко задиравшего нос отдела убийств и ограблений, составной частью которого и являлось его подразделение. Впрочем, иначе и быть не могло. ОГУ брал на себя расследование большинства тяжких преступлений. Босх знал, что если ты сам не считаешь себя хитрее, умнее и круче тех, за кем охотишься, то попал не на свое место.

– Вообще-то я бы разделил вас двоих, – начал Пратт. – Дал бы вам поработать с теми, кто здесь давно, у кого есть опыт, потому что работа в нашем отделе имеет определенную специфику и отличается от того, чем вы занимались прежде. Но мне позвонили с шестого этажа, и я не стал возражать. Кроме того, насколько я понимаю, вместе у вас очень даже неплохо получалось. Забудьте о том, что я хотел сделать, и позвольте рассказать, как мы работаем с нераскрытыми делами. Знаю, Киз, вы уже прослушали эту речь на прошлой неделе, но придется немного потерпеть, хорошо?

– Конечно.

– Во-первых, забудьте такой термин, как «забытое дело». Это чушь. Выдумка прессы. Измышление. Шутка. Гнусная ложь. Мы здесь занимаемся тем, что находим ответы. Все, точка. Не позволяйте себе заблуждаться относительно этого. Не вводите в заблуждение членов семей, с которыми вы работаете по делу, и не давайте им сбить вас с толку.

Он взял паузу, ожидая реакции, но ее не последовало. На стене висела фотография мужчины, лежавшего на полу в изрешеченной пулями телефонной будке. Босх подумал, что такие телефонные будки можно увидеть разве что в старых картинах, которые крутят в «Фармерс маркет» или «Филиппе».

– Другого отдела, который занимался бы столь благородным делом, в этом здании не найти, – продолжил Пратт. – Город, забывающий своих мертвецов, жертв убийств, – пропащий город. Здесь их не забывают. Мы те, кого выпускают на поле и конце игры, на последней подаче, чтобы выиграть или проиграть. Мы те, кто подводит черту, ставит точку. Если не сможем мы, не сможет никто. Если мы лепим мимо, игра заканчивается, потому что это последний шанс. Да, численный перевес не на нашей стороне. У нас восемь тысяч нераскрытых дел, начиная с шестидесятого. Но нас это не пугает. Даже если весь отдел доводит до конца лишь одно дело в месяц – двенадцать в год, – все равно это что-то. Мы – замыкающие. Мы – вершители. Если вы занимаетесь убийствами – ваше место здесь.

Речь произвела впечатление. В глазах Пратта Босх видел искренность и боль, в голосе слышал пыл неравнодушия. Он кивнул. Он сразу понял, что хочет работать с этим человеком. Такое в департаменте случалось нечасто.

– У вас обоих большой опыт работы. Здесь вы обнаружите одно отличие: ваше отношение к делу.

– Отношение?

– Да, отношение. Со свежими убийствами работают по-другому. Там у вас есть тело, есть результаты вскрытия, вы сообщаете новость родным. Здесь мы занимаемся теми, кто давно мертв. Ни вскрытия, ни следов на месте преступления, ни горячих еще улик. Только уголовное дело – если найдете – и архивные материалы. Вы идете к родным – поверьте, идти к ним лучше только тогда, когда вы уже готовы, – и видите людей, которые уже испытали шок и либо нашли средства преодолеть его, либо не нашли их. Вам будет тяжело. Надеюсь, вы понимаете, за что беретесь.

– Спасибо за предупреждение, – сказал Босх.

– Свежее убийство – клинический случай, потому что вас подгоняет время. Со старым – проблема в эмоциональной сфере. Вы увидите отпечаток насилия на тех, кто его пережил. Будьте готовы.

Пратт передвинул на середину стола толстую синюю папку в переплете и начал подталкивать к ним, но остановился.

– И еще к одному вам нужно быть готовыми. Не рассчитывайте на то, что найдете все материалы по делу. Не рассчитывайте на то, что обнаружите в архиве вещественные доказательства – их могли уничтожить, они могли пропасть. Рассчитывайте на то, что в некоторых случаях начинать придется с нуля. Наш отдел сформировали два года назад. Первые восемь месяцев ушли на проверку журналов регистрации и отбор незакрытых дел. Мы прошли все круги системы, но постоянно наталкивались на препятствия, главное из которых – неполнота материалов. Порой у нас опускались руки. Вы знаете, что на дела по убийствам нет ограничения по срокам хранения, однако каждый раз мы сталкиваемся с тем, что в период руководства по крайней мере одной администрации шло рутинное уничтожение вещественных улик и даже следственных материалов. Я хочу, чтобы вы поняли – в некоторых случаях самой большой помехой становится сам департамент.