Поэт - Коннелли Майкл - Страница 20

— Джек, что такое? — спросила Лори, закончив чтение во второй раз. — Кажется, тебя это беспокоит?

— Еще не знаю. Предстоит выяснить. И я повесил трубку.

Тотчас бросило в жар и показалось, что я в замкнутом пространстве. Совершенно точно находясь в том же помещении отдела новостей, я вдруг почувствовал, как его стены сомкнулись и сжали меня со всех сторон. Сердце бешено заколотилось. В сознании вспыхнул образ брата, лежащего в собственном автомобиле.

Когда я вошел в офис, Гленн разговаривал по телефону. Я сел напротив. Указав на дверь, он закивал, показывая, чтобы я подождал в коридоре, пока разговор не закончится. Я не двигался с места. Он снова указал на дверь, но я отрицательно замотал головой.

— Послушай, у меня тут что-то происходит, — сказал Гленн в трубку. — Могу я перезвонить позже? Отлично. Да!

Он положил трубку на аппарат.

— Что еще за...

— Мне нужно в Чикаго, — сказал я. — Сегодня же. Затем, вероятно, в Вашингтон, далее — скорее всего в Квонтико, штат Виргиния. В ФБР.

Гленн идею не одобрил.

— "Где ни мрак, ни свет и где времени нет"? Я должен сказать тебе, Джек, должно быть, это примерно та же мысль, что проносится через сознание многих и многих людей, рассматривающих возможность самоубийства. И факт, что такая же строка находится в стихах какого-то парня с явной патологией (заметим, жившего сто пятьдесят лет назад), другие строки которого также процитировал еще один из покончивших с собой полицейских, еще не дает нам доказательства какого-либо умысла.

— А как же РЭШЕР и Родерик Эшер? Думаешь, простое совпадение? У нас совпадение трех обстоятельств, и ты еще говоришь о неверно проведенном поиске!

— Я не сказал ничего о неверно проведенном поиске! — Тут он повысил голос, чтобы показать свое возмущение. — Конечно, ты все нашел. Садись на телефон и продолжай работу. Но я не отправлю тебя в круиз по стране, основываясь лишь на тех данных, что ты имеешь сейчас.

Он повернулся вместе с креслом, проверяя на своем компьютере входящую почту. Там не было ничего. Гленн снова посмотрел на меня.

— Где здесь мотив?

— Что?

— Кто мог хотеть смерти твоего брата и того парня из Чикаго? Я уже не спрашиваю, как это упустили копы.

— Не знаю.

— Хорошо. Ты провел с ними день, и ты знакомился с делом. А ты нашел слабое место в версии о самоубийстве? Каким образом можно сделать такое и запросто уйти? Как опровергнуть то, что уже признано самоубийством? Я понял, что ты уверен. А в чем уверены копы?

— Пока у меня нет ответов. Вот почему я хочу отправиться в Чикаго и затем в бюро.

— Видишь ли, Джек, у тебя здесь хорошо оплачиваемая работа. Я не могу подсчитать, сколько раз ко мне приходили репортеры, говоря, что они тоже хотят ее делать. Ты...

— Кто они?

— Что?

— Кто хочет занять мое место?

— Брось. Сейчас я не об этом. Суть дела в другом — ты на своем месте и можешь рассчитывать на поездки в любую часть штата, куда бы ни захотел. Для поездки по стране мне потребуется санкция Нефа и Нейборза. Еще у меня есть целый отдел других репортеров, и они могут возжелать ездить туда и сюда всякий раз, когда я поручу им статью. Я бы даже хотел дать им такую возможность. Для них это определенная мотивация. Однако у нас имеются финансовые проблемы, и я не в состоянии оплатить любую предложенную мне командировку.

Я ненавидел подобные проповеди и даже хотел, чтобы Неф и Нейборз, исполнительный редактор и редактор газеты, хотя бы узнали, кого и куда Гленн посылает и приносят ли эти люди хорошие статьи. Моя статья обещала стать достойной внимания. Гленн вел себя как засранец, причем он сам отлично это знал.

— Ладно, тогда я возьму отпуск и поеду за свой счет.

— Ты уже использовал весь отпуск после похорон. Кроме того, не думай, что сможешь ездить по стране, говоря, что ты репортер из «Роки-Маунтин ньюс», если не действуешь по заданию редакции.

— А как насчет отпуска за свой счет? Вчера ты еще говорил, что, если понадобится дополнительное время на отдых, ты что-либо придумаешь.

— Подразумевалось время на восстановление душевного равновесия, а не для безумного рейда через страну. В любом случае тебе известны правила относительно отпуска за свой счет. Я не могу долго сохранять место за тобой. Уйдешь и, возможно, вернешься на другую должность.

Мне хотелось порвать с ним прямо сейчас, но я не был достаточно храбрым для этого. Кроме того, я сам нуждался в газете. Необходимо иметь определенный статус, как пароль доступа к полицейским, к исследователям, ко всем, кто может что-то знать. Без удостоверения с надписью «Пресса» я оказался бы лишь братом самоубийцы, которого запросто выставят отовсюду.

— Мне необходимы более существенные данные, чтобы это санкционировать, — проговорил Гленн. — Мы не посылаем дорогостоящих экспедиций на рыбалку. Нам нужны факты. Узнаешь больше, возможно, я смогу что-нибудь придумать для поездки в Чикаго. Однако этот фонд и ФБР... с ними определенно можно общаться по телефону. Если нет, тогда я пошлю к ним кого-нибудь из Вашингтонского бюро новостей.

— Все же это мой брат и это, черт побери, моя статья. Я не отдам ее никому.

Он успокаивающе поднял вверх обе руки. Понимал, что такое предложение переходит за всякие рамки.

— Значит, так: ты работаешь на телефоне и возвращаешься ко мне, найдя что-то более весомое.

— Ты сам понимаешь, о чем говоришь? Хочешь, чтобы я вернулся с доказательствами? А мне нужно попасть туда, чтобы найти доказательства.

Вернувшись к себе, я открыл новый файл в текстовом редакторе и принялся излагать все, что знал о смерти Терезы Лофтон и гибели моего брата. Я старался не упустить ни одной, самой малой, подробности из упомянутых в полицейских досье. Звонил телефон, но я не снимал трубку, непрерывно продолжая печатать.

Я знал точно: начать следует с наиболее основательных фактов. Затем я использую эти факты, чтобы опровергнуть вывод о самоубийстве брата. В итоге — получу согласие Гленна. А если заставлю полицию вновь открыть дело о гибели Шона, то смогу отправиться в Чикаго.

Конечно, он темнил, говоря, что тему визита в округ Колумбия мы еще обсудим. Теперь я знал точно: если попаду в Чикаго, то попаду и в Вашингтон.

По мере работы над текстом во мне нарастало странное чувство. Казалось, что образ брата становится все ближе. Теперь его стерильное фото, лишенное всех нюансов живого человека, занимало мысли и чувства все больше и больше.

Потому что я уже начал верить. Верить в невозможное. Я позволил ему уйти, а теперь ослаб в коленях, подспудно ощущая свою вину. В том автомобиле лежал не только мой брат, мой близнец. Там остался и я.

Глава 9

Остановившись на шестой странице записей, полученных в результате целого часа работы, в итоге я свел их в шесть строк вопросов, ответы на которые следовало найти в первую очередь. Я обнаружил, что факты, если рассматривать их, предполагая, что Шон стал жертвой убийства, а вовсе не сам лишил себя жизни, дают совершенно неожиданные выводы, возможно, упущенные полицией.

Конечно, главной ошибкой было их изначальное убеждение в том, что это самоубийство. Они знали Шона и знали о том, что его угнетало нераскрытое дело Лофтон. Ведь каждый коп подозревает подобные чувства у своих товарищей. Они видели достаточно всякого и удивлялись только одному: тому, что еще живы.

Однако, двигаясь от одного факта к другому и не веря в самоубийство, я открывал то, что осталось скрытым.

Изучая составленный мной список, я видел на страницах блокнота следующее:

Пена: его руки?

После события: как долго?

Векслер/Скалари: автомобиль?

Обогреватель?

Блокировка замка?

Райли: перчатки?

Тут я сообразил, что могу запросто созвониться с Райли. Набрав ее номер, я ждал гудков шесть, пока она сняла трубку.

— Райли? Это Джек. Как ты? Я выбрал неудачное время?