Потаенный свет - Коннелли Майкл - Страница 44

– Будь ты неладен!

– Так приедешь?

Она долго молчала.

– Да. Но учти, пальцем не пошевельну в твою защиту.

– Я и не надеялся.

– Где это будет?

Я дал ей адрес и собирался повесить трубку, но спохватился. Меня ужаснуло, как портятся наши отношения.

– Значит, увидимся? – произнес я напоследок.

– Увидимся, – ответила она сердито.

– Подожди, Киз, – вдруг вспомнил я, – не могла бы ты захватить оригинал списка номеров?

– Каких еще номеров? – буркнула она.

Получив объяснение, она обещала посмотреть. Я рассыпался в благодарностях.

Я вышел на воздух. Выдернул из-под «дворника» извещение и кинул на заднее сиденье. Часы на приборной доске показывали семь. Жизнь в голливудских клубах начинается в десять, а то и позднее. Но мне не хотелось ехать домой и расслабляться. Я сидел, барабаня пальцами по рулю. Через несколько секунд начал выстукивать ритм одной из мелодий Квентина Маккинзи. Я сообразил, где проведу следующие несколько часов, и достал сотовый.

37

Шугэ Рей Макки сидел в кресле у себя в комнате «Великолепного возраста». Мягкая шляпа с плоской тульей свидетельствовала, что он собирается уходить. Он говорил мне, что надевает ее, когда отправляется послушать джаз. Глаза смотрели зорко как никогда.

– Вот будет забавно, – произнес он, а я подумал, что старик чересчур подолгу просиживает перед телевизором. – Надеюсь, там подобралась хорошая команда, – продолжил он. – Я не проверял.

– Не бойся, народ там свойский… Прежде чем идти, ты не дашь мне свою лупу, с которой ты смотришь телепрограмму?

– Дам, почему не дать? Зачем она тебе?

Он вытащил лупу из кармашка подлокотника кресла, а я достал последнюю страницу списка номеров. Подойдя к ночному столику, я включил лампу и, держа листок над абажуром, стал вглядываться в подпись Джослин Джонс сквозь увеличительное стекло.

– Что там у тебя, Гарри?

– Бьюсь над одним дельцем. И знаешь, что обнаружил: рука у подделывателя дрожала.

– У меня все тело дрожит!

Я улыбнулся:

– Легкая дрожь у всех бывает. У кого больше, у кого меньше. Ну, пошли!

– Иду. Ты лампу-то выключи. Свет денег стоит.

Когда мы шагали по коридору, я вспомнил про Мелиссу Ройл. Интересно, она навещает свою матушку? Вряд ли. Настанет день, когда придется признаться ей, что я не тот, за кого она меня принимает.

Салон моего «мерседеса» был слишком высок для старика. Служитель помог подсадить его в машину. Надо учесть на будущее, когда будем выезжать в люди.

Мы поехали в «Печеную картофелину», ужинали и слушали квартет гастролирующих джазменов, которые называли себя «Четыре в квадрате». Играли они неплохо, правда, чувствовалась в них усталость. Зато чаще других они выдавали мелодии Билли Стрейхорна, которые я тоже любил, в общем, скучать не пришлось.

Шугэ Рей тоже не скучал. Он повеселел и подергивал плечами в такт. После каждого номера громко хлопал в ладоши. В глазах его читалось благоговение. Благоговение перед звуками и ладом.

Джазмены не узнали его. Немногие узнавали теперь бывшую знаменитость. Но это не огорчало Шугэ Рея и не омрачало нам вечер.

Пошел десятый час, и мой спутник начал сдавать. Для него наступило время спать и видеть сны. Он рассказывал мне, что часто играет во сне. Хорошо, если бы все были счастливы во сне.

Наступило и мое время, время заглянуть в глаза человеку, который отнял у Анджеллы Бентон жизнь. Да, я больше не ношу полицейский значок и не являюсь официальным лицом. Зато мне удалось кое-что выяснить, и я должен вступиться за нее, мертвую. Утром я сообщу другим о том, что знаю сам, и тогда буду иметь право сесть в сторонке и наблюдать за происходящим. Но сейчас я должен действовать. Я поеду не домой, а к Лайнусу – посмотреть на этого недочеловека. Пусть знает, кто держит его на прицеле. Пусть ответит за смерть Анджеллы Бентон.

Сажать одному в машину моего друга было тяжело. По возвращении в «Великолепный возраст» я позвал на помощь служителя. Мы растолкали задремавшего старика и поставили на землю, потом провели по дорожке и коридорам в его комнату.

Он сидел на кровати, борясь со сном.

– Где ты был, Гарри? – спросил он.

– С тобой, все время с тобой.

– Упражнялся?

– Я каждую свободную минуту упражняюсь.

Я понял, что он уже забыл о нашей вылазке в «Печеную картофелину» и думал, что я занимался на трубе.

– Шугэ Рей, мне пора идти. Кое-какая работенка дожидается.

– Валяй, Генри.

– Я Гарри.

– А я что сказал?

– Хочешь, чтобы я включил ящик, или будешь спать?

– Включи, включи, если не возражаешь.

Я включил телевизор. На экране засветилась программа Си-эн-эн, и он попросил оставить ее.

Я подошел к нему, похлопал по плечу и двинулся к двери.

– «Роскошная жизнь», – промолвил он мне вслед.

Я остановился, оглянулся. Шугэ Рей улыбался. «Роскошная жизнь» – последнее, что мы слышали в «Печеной картофелине». Помнит-таки, бродяга.

– Люблю эту песню, – пояснил он.

– Я тоже.

Я оставил старика с воспоминаниями о роскошной жизни, а сам рванул сквозь ночь посмотреть на Короля ночи, отнявшего человеческую жизнь. У меня не было оружия, но я не боялся. На меня снизошла благодать. В голове звучала последняя молитва Анджеллы Бентон.

38

В начале одиннадцатого я подъехал к бару «у Ната», располагавшемуся на Чероки-стрит в полуквартале от Голливудского бульвара. Время ночной жизни уже наступило, но у входа не было ни очереди, ни плюшевых канатов, ни швейцара, ни сборщика подати за вход. Посетителей внутри тоже было мало.

Я частенько заглядывал сюда по разным поводам. Обычная забегаловка с обычной клиентурой – любителями горячительного. В бар не шли подцепить девочку – дешевки, торчащие за углом, не в счет. Здесь не устраивали торжеств. Сюда приходили пить. Заведение не скрывало своего лица.

Увидев внутри начищенные медные предметы и панели из дорогих древесных сортов, я понял, что это показуха, а не что-то естественное и, следовательно, устойчивое. Не имеет значения, сколько посетителей было при открытии «Дня саранчи Ната» и сколько их сейчас. Предприятие не станет цветущим оазисом в пустыне ночи. Оно было обречено уже до того, как смешали, взболтали и подали в черной салфетке первый мартини с кусочком лимона.

Я прошел в бар, где сидели три клиента, похоже, туристы из Флориды, после изрядной дозы желанного калифорнийского крепкого. Стойку обслуживала сухощавая высокая барменша в обязательных черных джинсах. Благодаря плотно облегающей рубашке ее груди торчали как напоказ. Пониже плеча вытатуирована черная змея, которая раздвоенным красным языком словно облизывала локоть. Волосы у девицы подстрижены короче, чем у меня, а на шее еще одна татуировка – эмблема бара. Мне вспомнилось, с каким наслаждением сутки назад я любовался шеей Элеонор.

– Десятка аванса, – сказала девушка. – Чего желаете?

В журнальной статье упоминалось, что аванс – двадцать долларов.

– Какой аванс? У вас же пусто.

– Подожди, народ соберется. Давай десятку.

Я пальцем не шевельнул, чтобы достать деньги.

– Где Лайнус? – тихо спросил я, облокотившись на стойку.

– Его сегодня здесь нет.

– А где он? Мне нужно с ним поговорить.

– Думаю, в «Последнем пристанище Чета и Коузи», у него там главный офис. А по другим местам он раньше полуночи не ездит. Где же десятка?

– Не будет никакой десятки. Я отваливаю.

– Ты – легавый, да?

– Двадцать восьмой год служу, – гордо заявил я.

Я умолчал, что на двадцать восьмом году бросил службу. Едва я за порог, она, конечно, к телефону – предупредить босса, что к нему едет легавый. Что ж, звонок мне на пользу.

Я достал десятку и кинул на стойку.

– Это не аванс. Это тебе. Отрасти волосы и сделай прическу.

Девица изобразила улыбку, обнаружившую ямочки на щечках, и сгребла деньги.