Последний койот - Коннелли Майкл - Страница 60

Из открытой двери на Босха повеяло прохладой из кондиционера.

– Миссис Эно?

– Нет.

Босх извлек из кармана свой рабочий блокнот и сверил записанный в нем адрес с цифрами, проставленными черной краской на стене дома справа от двери. Номера совпадали.

– Разве Олив Эно не здесь живет?

– Не надо меня расспрашивать. Я не миссис Эно.

– Могу я в таком случае поговорить с миссис Эно? – Раздраженный педантичностью этой женщины, Босх помахал у нее перед носом бумажником с полицейским значком, который Маккитрик после лодочной прогулки ему вернул. – Я здесь по служебному делу.

– Можете попробовать, если хотите. Она уже три года ни с кем не разговаривает, кроме являющихся ей в воображении призраков.

Она жестом предложила Босху войти, и он ступил в прохладную прихожую.

– Я ее сестра и забочусь о ней. Она сейчас на кухне. Мы полдничали, когда я увидела на дороге столб пыли, а потом услышала шум мотора.

Босх прошел вслед за сестрой миссис Эно по выложенному кафельной плиткой коридору на кухню. В доме пахло неухоженной старостью: пылью, плесенью и мочой. На кухне в инвалидном кресле на колесах сидела крохотная, похожая на гнома женщина с совершенно седыми волосами. Она была такая маленькая и худая, что занимала не более половины сиденья. Свои жемчужно-белые, деформированные возрастом и полиартритом руки она держала на сдвижной панели перед креслом. Ее лицо было отрешенным, а на обоих глазах красовались катарактные бельма. Рядом со старухой на маленьком столике стояла миска с яблочным пюре. Босху понадобилось несколько секунд, чтобы увидеть все это и оценить ситуацию.

– В августе ей исполнится девяносто, – сказала сестра миссис Эно, – если, конечно, она дотянет до августа.

– И сколько времени она пребывает в подобном состоянии? – поинтересовался Босх.

– Давно... Я забочусь о ней вот уже три года. – Она наклонилась к сидевшему в кресле гному и крикнула: – Так, что ли, Олив?

Громкий голос сестры пробудил в Олив Эно забытые чувства, и ее нижняя челюсть задвигалась. Но изо рта, к сожалению, не вырвалось ни единого осмысленного звука. Потом крохотная женщина-гном прекратила двигать челюстью, и ее сестра выпрямилась.

– Не напрягайся так, Олив. Я знаю, что ты меня любишь.

На этот раз она говорила не так громко. Возможно, опасалась, что Олив каким-то образом оспорит ее последнее утверждение.

– Как вас зовут? – спросил Босх.

– Элизабет Шейвон. А каким ветром вас сюда занесло? Я заметила: на вашем значке написано Лос-Анджелес, а не Лас-Вегас. Вас что, в командировку послали?

– Вроде того. Я занимаюсь расследованием одного старого дела, которое вел Клод Эно.

– Клод Эно умер пять лет назад.

– Вы знаете, как он умер?

– Что значит – как? Умер, и все тут. Мотор отказал. Упал на пол и отдал Богу душу. Как раз на том самом месте, где вы сейчас стоите.

При этих словах они оба словно по команде посмотрели на пол, как будто ожидая увидеть там труп Клода.

– Я приехал, чтобы осмотреть его вещи.

– Какие вещи?

– Ну мало ли какие... Быть может, у него остались какие-нибудь старые бумаги или папки?

– Скажите прямо, зачем вы сюда приехали? Что-то мне ваши слова не внушают доверия.

– Я расследую дело, которое он вел в тысяча девятьсот шестьдесят первом году. Оно все еще не закрыто. Часть документов из досье пропала. Может, он забрал их себе? Или среди оставшихся после него бумаг есть что-нибудь важное? Не знаю, что именно. Мне все интересно. Вот я и решил к вам наведаться. Подумал: чем черт не шутит? Вдруг найду что-нибудь стоящее?

По выражению лица он видел, как мечутся ее мысли, а когда на мгновение расширились ее глаза и остановился взгляд, понял, что она вспомнила нечто важное.

– Ведь после него остались кое-какие бумаги, не так ли? – спросил он.

– Думаю, вам лучше отсюда уехать. Нет у нас никаких бумаг.

– У вас такой большой дом. Неужели у Клода не было здесь кабинета?

– Клод ушел из полиции тридцать лет назад. Он выстроил этот дом в пустыне, вдалеке от главных дорог, чтобы быть подальше от всех этих ваших дел.

– Чем он занимался, когда сюда переехал?

– Работал в службе безопасности казино Лас-Вегаса. Несколько лет в «Сэндс», двадцать лет во «Фламинго»... Так что получал сразу две пенсии. Другими словами, у него были средства, чтобы заботиться об Олив.

– Кстати, о средствах... Кто сейчас подписывает чеки пенсионного обеспечения?

Босх со значением посмотрел на Олив Эно, которая не могла не то что написать, но и произнести собственное имя. Ее сестра с минуту молча переваривала сказанное, но потом перешла в наступление:

– Послушайте, я могу все оформить через адвоката. Это не составит труда. Я ведь за ней ухаживаю.

– То есть кормите ее яблочным пюре.

– Ну и что? Мне нечего скрывать...

– Возможно, найдутся люди, которые захотят убедиться в этом лично. Вам это надо? Мне, признаться, все равно, что вы здесь делаете, как расходуете средства и в каком родстве состоите с Олив Эно. Однако сдается мне, что никакая вы ей не сестра. Но в данный момент меня это не интересует. Потому что я занят расследованием. А посему мне хотелось бы взглянуть на оставшиеся после Клода Эно бумаги.

Он замолчал, предоставив ей возможность обдумать его слова.

– Насколько я понимаю, ордера на обыск у вас нет?

– Ордера нет. Но если вы будете настаивать на ордере, я разозлюсь и из хорошего парня мигом превращусь в очень плохого.

Сестра Олив Эно ощупала его взглядом, словно пытаясь воочию представить подобную трансформацию.

– Кабинет находится в противоположном конце дома...

Эти слова дались ей непросто – голос вдруг сделался скрипучим, словно старая деревянная ступенька. Она отвела Босха в холл, откуда они, свернув влево, прошли по коридору к двери кабинета. Посреди помещения стояла старая металлическая конторка. Кроме нее, в комнате находились пара канцелярских шкафов и несколько стульев. Все остальное не стоило упоминания.

– После смерти Клода мы с Олив сложили все его бумаги в эти шкафы и с тех пор никогда в них не заглядывали.

– Неужели оба шкафа полны?

– Все восемь полок. Вы только взгляните.

Босх сунул руку в карман, вынул еще одну двадцатидолларовую купюру, разорвал ее пополам и отдал половинку Элизабет Шейвон.

– На улице меня дожидается такси. Передайте этот фрагмент женщине, которая сидит за рулем, и скажите ей, что я вернусь несколько позже, чем намеревался.

Элизабет Шейвон тяжело вздохнула, взяла обрывок купюры и вышла из комнаты. Когда она ушла, Босх подошел к конторке и стал один за другим выдвигать ее ящики. Первые два были пусты, в третьем находились различные канцелярские принадлежности, а в четвертом Босх обнаружил старую чековую книжку, посредством которой платили за содержание дома. Там же находилась папка, где хранились давние счета, квитанции и чеки. Пятый ящик был заперт на ключ.

Потом Босх занялся содержимым стоявших рядом конторских шкафов, начав с нижней, четвертой, полки и постепенно двигаясь вверх. Поначалу ему не попадалось ничего, имевшего хотя бы отдаленное отношение к делу, которым он занимался. Нижние полки были заставлены папками, помеченными наклейками с названиями различных казино и других игорных заведений. На других полках стояли папки с именами каких-то людей. Прочитав фамилии, Босх понял, что Эно собирал компрометирующие материалы на известных карточных шулеров и прочих мошенников, промышлявших за игорными столами. В это время вернулась Элизабет Шейвон, опустилась на стул рядом с конторкой и стала следить за манипуляциями Босха. Продолжая просматривать папки, он время от времени задавал ей вопросы, связанные с деятельностью Клода Эно.

– Так чем же занимался Клод в казино?

– Был «подсадной уткой».

– Как это понимать?

– Да очень просто. Изображал из себя гостя. Ходил по залу, играл по маленькой на полученные от казино фишки, наблюдал за посетителями. У него глаз был наметан на разных мошенников и шулеров, и он без особого труда их вычислял.