Китай. Искусство есть палочками - Эванс Полли - Страница 27

Мы прибыли в Сучжоу с четырехчасовым опозданием из-за тумана, в одиннадцать вместо семи. Тем не менее, у меня была целая куча времени — вполне успею заселиться в отель и потом погулять по зеленому городу. В отличие от Ханчжоу здесь деревья были по-настоящему старыми, а на их ветвях пели настоящие птицы. Я села за столик в маленьком кафе, где услужливая улыбающаяся официантка тут же принесла мне дымящуюся чашку вкуснейших пельменей со шпинатом и свининой и чайник зеленого чая.

Я решила привезти домой китайские чайники, только не абы какие, а самые лучшие. Самые известные чайники производят в Исине, примерно в сотне километров от Сучжоу. Говорят, что в старинный чайник из Исина можно просто налить кипятка, и все равно получится вкуснейший чай, так что я решила приобрести настоящий чайник, а не такой, которыми завалены сувенирные лавки в расчете на легковерных туристов, поэтому я отправилась в самое сердце индустрии по производству чайников — в Исин.

Легенда гласит, что китайцы впервые попробовали чай около пяти тысяч лет назад. Император Шэнь Нун (в переводе «Божественный земледелец») был очень наблюдательным человеком: он подметил, что пить кипяченую воду полезнее для здоровья. Однажды во время путешествия он остановился перекусить. Слуги стали кипятить воду, и тут в чайник упало несколько сухих листочков, отчего жидкость окрасилась в желтый цвет. Император заинтересовался новым напитком и обнаружил, что он обладает тонизирующим свойством.

Если верить другой легенде, родоначальником чая является уже знакомый нам монах Бодхидхарма, тот самый, который приехал в монастырь Шаолинь и прожигал взглядом стены в пещере. Якобы однажды Бодхидхарма обрезал себе ресницы, чтобы не заснуть во время медитации, и в том месте, куда упали его ресницы, вырос первый чайный куст.

Как бы то ни было, чай, который в Китае называют « ча», постепенно приобрел популярность. В восьмом веке нашей эры некто по имени Лу Юй даже написал целый трактат в трех томах, посвященный искусству чаепития, « Ча цзин».

Англия услышала о новом напитке несколько веков спустя, только в середине семнадцатого века, но впоследствии англичане пристрастились к чаю настолько, что это сыграло немаловажную роль в отношениях между двумя странами. Импорт сундуков с чаем привел к торговому дисбалансу, который, в свою очередь, стал причиной опиумных войн. Да, невинный сухой листочек, нечаянно залетевший в чашку Шэнь Нуна, навел в истории такого шороху, что императору и в страшном сне не могло присниться. Однако бог с ним с императором, надо и себя пожалеть. После той ужасной поездки на Утай Шань я больше не ездила на китайских автобусах, а сегодня мне предстояло сделать пять (!) пересадок (и это не считая такси), и все для того лишь, чтобы выпить потом чашку хорошего чая из настоящего чайника.

В первом автобусе, который отвез меня из Сучжоу в Уси, имелся кондиционер, и я ехала с комфортом. Настроение поднялось. Возможно, в прошлый раз мне просто не повезло и печальный опыт поездки из Утай Шань до Тайюаня — это исключение, а в большинстве китайских автобусов есть нормальная вентиляция. Может быть, «Сэм Хун — веселый дух» — это плод моего воспаленного воображения из-за отравления никотином? Через два часа я прибыла в Уси.

И дальше все пошло как кривое колесо, хотя могло быть и хуже, если бы добрые пассажиры не подлетели ко мне, когда я села не в тот автобус, не подхватили меня и мой багаж и не дали мне уехать на другой конец страны и пропасть там без вести. Нужный мне автобус оказался набит битком и громыхал так, будто вот-вот развалится на части, дорога заняла два часа, а я до сих пор так и не добралась до столицы чайников. Мне предстоял еще один короткий переезд в Диншань. Выйдя из здания автовокзала, я стала искать третий автобус, но меня тут же окружили зазывалы.

— Нету, нету, — отвечали они на мои вопросы о наличии общественного транспорта. — Поедем на нашей машине. — И задирали цену чуть ли не до неба.

— Не, автобуса нету, — вторили им случайные прохожие, видимо, желая присоединиться к охоте на иностранку.

Настырные зазывалы пристали ко мне как банный лист. Среди них был один мужчина лет сорока-сорока пяти. Тощий, как скелет. Его ключицы торчали под тонкой кожей, усеянной родимыми пятнами, словно палочки для еды, брошенные на тарелку, по которой разбрызган соевый соус, а голова со впалыми щеками покачивалась на тонкой, как у цыпленка, шейке. Он что-то орал на китайском прямо мне в ухо.

Я попыталась потихоньку смыться от него. Не тут-то было. Какая-то пухлая бабища, казавшаяся еще толще на фоне своего тощего коллеги, заржала как лошадь и вцепилась мне в руку железной хваткой. Я с трудом вырвалась и, отказавшись от мысли ехать на автобусе, сбежала от них на лицензированном такси. В итоге через четыре с половиной часа пути я добралась-таки до Диншаня.

Очень скоро я с грустью выяснила, что Диншань — это грязная дыра по обе стороны безликой автострады; правда, кругом виднелись груды или даже небольшие горы керамических изделий: маленькие чайнички, малюсенькие чайнички и совсем уж крошечные чайнички. Похоже, на продолжительное чаепитие рассчитывать нечего.

Чуть поодаль от автострады на грязной площади торговали с лотков керамикой всех цветов и форм: глянцевые цветочные горшки, фаянс, яркие кружки, кракелированные вазы «под старину», кофейные сервизы, глубокие и мелкие тарелки. Около часа я просто бродила и смотрела на эту красоту. Такое впечатление, что сегодня у всех прочих иностранцев кроме меня хватило ума сюда не ехать. Время от времени мне попадались и другие зеваки, бродившие вдоль торговых рядов, но никто ничего не покупал.

Я подумала, что в таком случае владельцы лавок будут рады потенциальному клиенту, но они на меня не обращали никакого внимания, или, может быть, удивились моему появлению настолько, что лишились дара речи (правда, непонятно, почему в таком случае они не отложили в сторону чашки с лапшой, которую продолжали молча поедать).

Я выбирала чайники около часа, обращая внимание на множество параметров: ширину, форму крышечки, а еще надо было убедиться, что они глиняные и ничем не покрашены — я читала, что это все и есть составляющие качества. Наконец-то миссия завершена. Больше делать в Диншане было нечего, так что я снова села в старый скрипучий автобус и поехала обратно в Исин.

На автовокзале мне даже не пришлось ждать вместе с другими пассажирами. Возможно, служащий автовокзала присутствовал при моей попытке сесть в Уси не на тот автобус. Как бы то ни было, в этот раз он не оставил мне ни единого шанса ошибиться, поскольку еще до того, как турникеты стали пропускать пассажиров, едущих тем же рейсом, лично отвел меня в автобус и заботливо усадил у окна, потом что-то сказал водителю, и тот кивнул и дружелюбно мне улыбнулся. Я не поняла, что именно сказал мой благодетель, небось, что-нибудь вроде: «Очередная бледнолицая, страдающая географическим кретинизмом. Ты присмотри за ней, ладно?»

Все искренне старались мне помочь. Благодаря заботе сотрудника автовокзала и под присмотром водителя, я добралась до Уси, где сделала последнюю на сегодня пересадку на автобус до Сучжоу. Это был вонючий загазованный автобус, который каждые две-три минуты останавливался, чтобы подобрать желающих сесть или высадить кого-то. Через полчаса в автобус вошли две бабульки с котомками, причем одной из них было хорошо за восемьдесят. Поскольку свободных мест не было, то они уселись прямо на полу и оттуда вступили в перепалку с кондуктором.

Я решила, что они спорят из-за платы на проезд. Я не понимала слов, но, основываясь на сердитом тоне и решительных взмахах руки кондуктора, сделала вывод, что старушки пытаются сторговаться и заплатить только за один билет, раз уж им приходится сидеть на полу. Остальные пассажиры явно наслаждались сценой. Они с радостью присоединились к спору, громко выкрикивая свои комментарии и вставляя ремарки. Спор то и дело затухал, и на пару минут воцарялось молчание, а потом кто-нибудь из пассажиров снова встревал. Например, бойкий сморщенный старикашка с третьего ряда скорее всего кричал: «Нет, ты только глянь, ей же восемьдесят четыре, а она сидит на полу! Позор!» А может, он выкрикивал что-то типа: «Да бедняга, наверное, и встать-то уже не сможет, так и будет сидеть тут до конца своих дней, а ты еще требуешь, чтоб она заплатила по полной, стыдись!»