Жатва скорби - Конквест Роберт - Страница 100

Теперь чистке подверглись все имевшиеся культурные, академические и научные организации. Как сказал Косиор, «контрреволюционные гнезда были созданы в народных комиссариатах образования, сельского хозяйства, юстиции, в Украинском институте марксизма-ленинизма, Сельскохозяйственной академии, в Институте Шевченко и других».[65]

Конечно, Сельскохозяйственная академия подверглась чистке. Директор, его заместитель и другие ведущие ученые погибли в лагерях. Еще больше пострадал научно-исследовательский институт литературоведения имени Шевченко. 14 его научных сотрудников получили долгие сроки заключения, а директор и пять других ведущих ученых были расстреляны[66].

Жертвами пала большая часть сотрудников Украинского института востоковедения, редколлегии Украинской советской энциклопедии, Украинской палаты мер и весов, Украинской киностудии (ВУФКУ), Украинской ассоциации по созданию новой украинской орфографии[67]. Весь Харьковский государственный институт имени Карла Маркса был разоблачен как «практически находящийся в руках контрреволюционеров»[68].

Однако «враги народа» были везде – они издавали ведущий литературный журнал «Червонный Шлях», сидели на транспорте, в геодезическом совете, в издательствах (четыре из которых были распущены)[69]. Чистка прошла и в Украинском институте философии; его ведущие деятели, профессора Юринец и Нирчук, были потом арестованы, последний – в качестве главы выдуманного «троцкистско-националистического террористического блока»[70].

На пленуме ЦК Украины в июне 1933 года Косиор уже смог зачитать несколько признаний профессоров-«националистов» в том, что они планировали раздел Украины между Германией и Польшей. С этого момента в Академии наук ежедневно вывешивали списки уволенных, причем с объяснением причин увольнения, обычно – «подрывная деятельность», или «вражеская идеология», или «связь с врагами народа». В последующие месяцы исчезли почти все.

До сих пор репрессии не обрушивались на украинский театр, на него смотрели как на монумент национального существования. Но в октябре 1933 года ведущий режиссер Украины Лесь Курбас, основатель театра «Березиль», был объявлен националистом и уволен. Говорят, Постышев пытался заставить его покаяться, но получил решительный отпор. В ноябре Курбас был арестован и умер в лагере, а его театр стал ристалищем «социалистического реализма»[71]. Пять художников, писавших фрески в Червоно-Заводском театре в Харькове, тоже были арестованы; трое из них – расстреляны, фрески сразу же после открытия[72] – уничтожены, как имеющие «националистическое» содержание.

Расправляясь с «националистическим» уклоном и со всеми независимыми элементами национальной культуры, режим Постышева не делал, однако, попыток уничтожить формальную сторону украинизации, как хотели раньше русские коммунистические самозванцы. 24 июня 1933 года столица была перенесена из Харькова в традиционное ее место – Киев. Готовилась лишь частичная русификация языка, а не ликвидация его: критике подвергалась «механическая» украинизация.[73] Под этим подразумевали всякое самостоятельное развитие на Украине.

19 ноября Постышев подвел итоги культурной чистки, сказав: «Раскрытие националистического уклона Скрыпника дало нам возможность избавить социалистическую формацию и, в частности, украинскую социалистическую формацию, от всех петлюровских, махновских и прочих, националистических элементов. Была проделана огромная работа. Достаточно сказать, что в этот период мы выявили 2000 националистических элементов, 300 из них – ученые и писатели из Народного комиссариата просвещения. Из восьми центральных советских организаций было уволено 200 националистов, занимавших должности начальников отделов и аналогичные им. В системе кооперации и зерновых резервов было выявлено, насколько мне известно, более 2000 националистов и белогвардейцев»[74].

Однако чистка украинского национализма не завершилась – она никогда вообще не завершится, пока существует советский режим. Начальник ГПУ Украины Балицкий объявил на Двенадцатом съезде компартии Украины (в январе 1934 года) о раскрытии еще одного заговора – «Блока украинских националистических партий»[75]. (Позднее Постышев сказал, что группа Скрыпника тоже входила в него.)[76] На этом же съезде он назвал 26 профессоров из Всеукраинской ассоциации марксистско-ленинских институтов врагами государства.[77] Сама ассоциация была потом распущена как гнездо «контрреволюционеров, троцкистов и националистов».[78]

Спустя месяц Постышев хвастался на Семнадцатом Всесоюзном съезде партии: «За прошлый год мы подавили националистическую контрреволюцию, мы вскрыли и уничтожили националистический уклон». Пользуясь советской исторической терминологией, такое заявление следовало бы назвать скороспелым, поскольку как по всей Украине, так и в самой партии чистки украинских националистов продолжаются до самого последнего времени. В той же речи Косиор пояснил, что по-прежнему «классовый враг пытается вести разрушительную работу под флагом украинизации».[79]

Когда в декабре 1934 года после убийства Кирова большие группы мнимых подпольных террористов были расстреляны в Москве, Ленинграде и на Украине, то имена их в двух русских городах принадлежали никому не известным, случайным жертвам. В Киеве же были расстреляны 28 членов «Белогвардейского террористического центра», обвиненных в ввозе из-за границы револьверов и ручных гранат для террористических целей[80]. В действительности только двое из них когда-то были за границей, хотя семеро являлись выходцами из Западной Украины, давно осевшими в СССР. Некоторые считались известными фигурами в период Рады, но большинство были литераторами: Дмитро Фальковский, Григорий Косынка и молодой глухонемой поэт Алекса Влизько, «признание» которого Постышев зачитал в следующем году: он в 1929 году «вступил в Украинскую фашистско-националистическую организацию… Я целиком разделял все террористические предписания фашистской платформы».[81]

«Боротьбистский заговор» был раскрыт в 1935 году. Его руководителями объявили таких известных писателей, как ведущий украинский драматург Микола Кулиш – он тоже признал свою причастность к «терроризму», хотя лишь с апреля 1933 года[82]. Потом, в январе 1936 года, в Киеве тайно судили группу, возглавляемую прославленным литератором, критиком, поэтом и профессором Миколой Зеровым, по обвинению в шпионаже и терроризме. Зеров, под эгидой которого практически проходило литературное возрождение 20-х годов, по рассказам, был на панихиде по тем, кого расстреляли в 1934 году, и решил отомстить за них. Он и его «банда» в большинстве своем были поэтами-неоклассицистами, студентами филологических вузов и членами Высшего литературного семинара в Киевском университете.[83]