Последний рейс - Конецкий Виктор Викторович - Страница 27

Колымский лоцман сквозь слезы объяснил, что жена уехала на материк, ибо у нее при северных сияниях тяжелая тахикардия. И когда он уходит на проводку, то десятилетний сын остается беспризорным. Жену ненавидит так, что может убить.

24.09. Дед помпохозу:

— У меня на борту четыре сварщика вкалывают, замечательные мастера! Их покормить надо — четыре порции на обед, а?

— Шеф уже сделал ровно тридцать четыре ромштекса! Встревает буфетчица:

— А у меня чайная заварка кончилась!

Дед:

— Отстань! Я про сварку леерных стоек говорю. Без них лес в Игарке на палубу не возьмем.

Помпохоз:

— Нет лишних порций, Олег Владимирович! Дед:

— Я сам есть не буду!

— А где я еще три порции рожу? — вопрошает помпохоз.

Дед:

— Я три дня обедать не буду…

— Так я вам и поверил… — перебил помпохоз.

— …и завтракать. — Дед не унимался. — И вообще, пшенная каша по понедельникам на завтрак — издевательство над мужчинами!

— С чего мужчина начал — тем он и кончает… — констатирует буфетчица.

Получил РДО от Левы:

«ВЫШЛИ СИРИИ УЖАСНАЯ ЖАРА БЕЗВЕТРИЕ ТЧК СЧАСТЛИВЫ ВЫСОКОЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ОЦЕНКОЙ ВАШЕЙ РАБОТЫ ЧУВСТВУЮ КРАЙНЮЮ НЕОБХОДИМОСТЬ ТВОЕГО ПЕРЕЛЕТА С МИЛОГО СЕВЕРА СТОРОНУ ЮЖНУЮ ОБНИМАЮ = ЛЕВА».

Читаю Бунина — смерть отца Мити, как тот на столе «белел носом, наряженный в дворянский мундир». И вспомнил, что мой отец отправился на тот свет в коричневом с серебром прокурорском мундире. Кажется, у отца гражданского костюма вовсе после войны не было. Бедный и любимый отец… пожалуй, он был еще несчастнее Любочки Конецкой…

25.09. Получил РДО от Анатолия Ламехова:

«ВИКТОР ВИКТОРОВИЧ ГДЕ ТО ТЫ ЗАТЕРЯЛСЯ НЕОБЪЯТНЫХ ОКЕАНСКИХ ПРОСТОРАХ СООБЩИ КОГДА БУДЕШЬ ВОЗВРАЩАТЬСЯ НА ЗАПАД ГДЕ НАХОДИШЬСЯ ТЧК МЫ ИДЕМ ЗФИ ТЧК ОГОНЬКЕ ПРОЧИТАЛ ТВОИ РАССКАЗЫ ЗПТ ДО СИХ ПОР СОДРОГАЮСЬ ОТ ХОХОТА ЖМУ РУКУ = ТВОЙ КМ ЛАМЕХОВ»

Когда шли на восток, атомоход «Россия» еще назывался «Леонид Брежнев»! Быстро у нас все меняется на Руси великой!

О глупой манере штурманов обижаться, если посоветуешь на другое судно сходить и уточнить у более бывалых судоводов что-либо. Я, например, знать не знаю правил перевозки пустых контейнеров: следует указывать вмятины, трещины, степень ржавчины? Посылаю кого-то из штурманов на «Охлопков», они сопротивляются.

Сегодня вызвал к себе типа, который сопровождает овощи. Пригрозил прокурором, так как очень много лука высыпается из ящиков, а он и ухом не ведет.

Трудно доходит до нашего брата, что возим мы не сопровождающих и гарантийные письма на тару для начальства, а овощи!

Нудно грузим контейнеры.

26.09. С 20.00 до 21.00 к борту не подошла ни одна машина с контейнерами. Я так обозлился, что позвонил домой Леону Данилычу Демиденко. Конечно, было неудобно — давеча мне от него доставили пуд какой-то хорошей рыбы.

27.09. Только чистокровный мат заставил шевелиться нашего старого друга Демиденко, когда диспетчер не подал грузовики под контейнеры.

Окончили погрузку в 02.00 и в 07.00 отошли — еще крепили, но не докрепили.

Всего 475 контейнеров, 285 тонн.

28.09. Ночью забарахлил гирокомпас. Юрий Александрович бестрепетно повел по магнитному, а меня выгнал.

К 07.00 вышли на чистую воду, легли на пролив Лаптева. К вечеру ветер усилился до 15-17 м/с, шли по 14 узлов.

Книги людей действия, а не прозаиков или литературоведов, книги чисто дневниково-документальные (Скотт, Кренкель, Кусто, Ушаков и множество других) вовсе не хранят в себе загадок и тайн. Типично то, что эти люди никогда не пишут от «мы» — такого обязательного для литературоведов и множества других ученых. А за «мы думаем», «мы полагаем» не скромность и желание затушевать свое «Я», а, простите, инстинктивная боязнь личной ответственности.

Капитан всегда говорит: «Я приказал… Я считаю…» Он не может уйти за флер собрания, за видимость общего, большеголосого большинства. Тогда разве можно считать судоводителя не открывателем нового? Ведь в каждый очередной раз он решает и открывает то, чего никогда раньше не было, ибо ситуации в жизни не повторяются — это не дебюты в шахматах…

29.09. В 05.00 прошли Кигилях. Чистая вода.

Утром принесли РДО:

«САМАРКАНД 25 28 1337 = ЛЕНИНГРАД 780 ДОСЫЛ ТХ КИНГИСЕПП КОНЕЦКОМУ ВИКТОРУ = ПРИВЕТ МОРСКОМУ ВОЛКУ ОТ ВЕРБЛЮДА ПУСТЫНИ ФИЛЬМ ЗАКОНЧИЛ УСТАЛ СМЕРТЕЛЬНО ЖДУ ТЕБЯ НА БЕРЕГУ = ТВОЙ ГИЯ ДАНЕЛИЯ».

Тревожно мне нынче за Гию. Он настроен на уморительную комедию, а у меня опасения не за провал фильма, а за физические перегрузки при съемках в пустыне, которые его могут убить. Да еще в обстановке всеобщего бардака. Сам же он после тяжелейшей операции… И после такой ужасной зимы полез в самое пекло — и в прямом, и в переносном смысле слова. Человек Гия мужества выдающегося.

Фильм, кажется, «Кин-дза-дза» называться будет. И все, до самой последней точки, в сценарии Гия сам придумал.

«ТХ ЛИГОВО ЛНГ/ММФ 30 28 2200 = ВОЗВРАЩАЕМСЯ СРЕДИЗЕМКИ ИДЕМ АНГЛИЮ ПРИХОД СОЮЗ ПОЛАГАЕМ СЕРЕДИНЕ ОКТЯБРЯ УВЕРЕН ВЫ УСПЕШНО ПОКОРИТЕ ПОЛЯРНЫЕ ШИРОТЫ НАДЕЮСЬ ВСТРЕЧУ СЕВЕРНОЙ ПАЛЬМИРЕ ПРИВЕТ ОТ ЭКИПАЖА ГЛУБОКИМ УВАЖЕНИЕМ ОБНИМАЮ = ВАШ АЛЕШИН»

С Леонтием Николаевичем Алешиным работал я на «Лигово» в 1985 году на Мурманск — Певек — Игарка. Отличный капитан и человек.

Арктика восемьдесят пятого года была довольно добродушной, обошлось без приключений… Нет, вру! И не на Певек, а только до Колымы, груз — картофель, который, конечно, можно было просеять сквозь любое сито. И приключения были — пробоина в первом трюме. И тогда Леонтий Николаевич мне сказал: «Вот вам отличная возможность продемонстрировать нам ваши аварийно-спасательные таланты…» Я хвастался в кают-компании своим героическим прошлым…

От работы с Алешиным и его экипажем осталось тепло в душе.

А ведь небось и на этом Кигиляхе пограничники сидят и сапожную ваксу болтают — они из нее какое-то пьянство или дурь научились делать.

Офицерам-пограничникам здесь идет год чуть не за сто лет -и на пенсион. По возрасту пенсионному этих бугаев можно только с балеринами сравнить. До чего бесят! Вся держава морями омыта, и все пляжи — закрытая зона. Попробуй в Черном море ночью искупаться! А Финский залив по южному берегу… В этих запретзонах пограничные начальники, спевшись с местными коммунистическими начальниками и вне всякого взгляда со стороны и контроля, крушат все, от корюшки до лося, от лебедя до белого медведя. Герои государственной безопасности…

Ну что им здесь, в Арктике, делать? Какой еврей побежит в Землю Обетованную через Северный полюс? Это только уже вовсе русский еврей может такой фокус выкинуть. И если попробует, то следует немедленно дать ему, как космонавту, Героя СССР и доставить в Палестину со всеми воинскими почестями.

Значит, боятся, что из Ледовитого океана к нам на берег американский шпион-аквалангист вынырнет? Пусть выныривает — он здесь лапти откинет через пять минут — как только ему для сугреву стражи границы болтушки из сапожной ваксы поднесут, народ у нас добрый, отходчивый, а уж коли живого шпиона на Кигиляхе обнаружат, то зацелуют до смерти…

Да, ежели бы моя ненависть не была бы такой животрепещущей, то не стал бы я сейчас сбивать в злобе ногти на машинке, ибо штормить начинает…

Пролив Санникова проскочили удачно по чистой воде, но в сплошном тумане и снежных зарядах.

Легли на остров Столбовой, на его северную оконечность.

И здесь чуть было не «приехали».

В рубке нас трое. Ветер был юго-западный, от юго-запада и зыбь катилась. Вдруг ветер резко сменился на северовосточный. И все три судовода это засекли и обменялись друг с другом удивленными репликами: чего это с ветром случилось? Но никто не взглянул на компас, нормально продолжали пялиться вперед по курсу. А это опять вышел из меридиана гирокомпас, и рулевой послушно поворачивал судно вослед за компасной стрелкой влево — прямо на камни северного мыса острова Столбовой.

Потом выяснилось, что подсела гиросфера. В таком разе должен был врубиться ревун, который, ясное дело, не врубился. Во мне что-то шепнуло: «Мы близко от опасности, и потому надо „право на борт“ и привести Столбовой на корму».