Последний рейс - Конецкий Виктор Викторович - Страница 13

И вот, в очередной раз проходя мимо второго помощника, который стоял, уставившись в окно, я включил высокое, на что, конечно, он сразу обернулся. Потом я, продолжая молчать, последовательно включил четырехмильную, восьмимильную и, наконец, шестнадцатимильную шкалы. Это был ему урок без слов. И он понял и пробормотал:

— Викторыч, простите, я все про мать думаю. Отправили ее в больницу или в хате лежит…

14.08. Утром сыграли традиционную тревогу, вволю надышался соленым и холодным воздухом Баренцева моря и с каким-то даже суеверным страхом ловлю себя на том, что просто и обыкновенно счастлив.

Вышли на чистую воду. Видимость волнами, льда не было.

Получили РДО Штаба, в котором Утусиков долбал «Диксон», что не обеспечил нашу проводку.

Отправил телеграмму В.П.Астафьеву:

«ВПЕРВЫЕ ЧИТАЮ ТВОЙ ДЕТЕКТИВ ТЧК НИЗКО КЛАНЯЮСЬ ОБНИМАЮ ЗАВИДУЮ И РАДУЮСЬ ТЧК ИДУ СЕЙЧАС ТИКСИ ПОТОМ ИГАРКА СООБЩИ СВОИ ПЛАНЫ НА КОНЕЦ СЕНТЯБРЯ».

Получил РДО от Левы Шкловского:

«ИДЕМ ПОЗАДИ ВМЕСТЕ ЛК ДИКСОН СЛУШАЕМ ВАШИ ПЕРЕГОВОРЫ ПУСТЯЧОК А ПРИЯТНО ОБНИМАЮ = ЛЕВА».

Рулевой и впередсмотрящий — матросы и друзья не разлей вода. На судне их зовут Чук и Гек, хотя на самом деле — Слава и Коля. Обоим по тридцать, у обоих по два ребенка. У Чука каштановая бородка и усы, брюшко. У Гека — только усы, сам узкоплечий, тощий до вертлявости — внешне полные антиподы.

— Зря вы смеетесь, Виктор Викторович, — сказал мой напарник. — Гек на лодках служил и на Северном полюсе дважды всплывал. Правда, Героя ему зажали…

Как всех пожилых людей, Акивиса беспрерывно тянет прошлое. А так как он в самом нежном возрасте сидел на коленях всех вождей от Микояна до Орджоникидзе, то тянет чаще всего в эпоху индустриализации.

Я расспрашиваю об аварии (ледовом происшествии) с т/х «Ветлугалес». Он вздыхает, вытягивает из-под мышки термометр, убеждается в том, что температура под сорок, встряхивает термометр и переходит к делу.

С Ефимом Владимировичем плавала Ольга Чайковская. Нынче вспомнил, что это его она хвалила в своем очерке о рейсе в Арктику на ледоколе «Красин», которым в те времена Акивис командовал.

Дал мне свою визитку. Забавно, что Акивис-Шаумян живет в Москве на улице 1812 года.

С хорошим чувством юмора. Смотрит на старшего механика, который обрил голову и начал отращивать бороду:

— Теперь тебя все за салагу в Арктике принимать будут. И вообще, должен тебя предупредить. За тридцать лет у меня было три старших механика с бородами. И все три психи. И все три за борт кидались.

Старший механик мрачно:

— За это не бойтесь. Не брошусь.

«МОСКВА ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА ОЛЬГЕ ЧАЙКОВСКОЙ = ПЛЫЛИ ВМЕСТЕ МУРМАНСК ДИКСОН ВСПОМИНАЛИ ВАС РЕШИЛИ ПОПРИВЕТСТВОВАТЬ ИЗ КАРСКОГО МОРЯ БУДЬТЕ СЧАСТЛИВЫ = АКИВИС КОНЕЦКИЙ».

В Мурманске купил декамевит и таблетки от старости, то есть атеросклероза и сужения сосудов. Здесь, на судне, регулярность жратвы четко диктует мне время глотания их — желтенькой, оранжевой и белой таблеток.

И я ощущаю глупую радость и чувство исполненного долга, когда глотаю пилюли, и мне кажется, что я прямо-таки чувствую, как они во мне налаживают разные органы, сосуды и печенку с селезенкой. Это, верно, и есть ползучее старческое самообманство. Разве купишь за 1 рубль 80 копеек здоровье и молодость? А вот тебе!…

Читаю книгу космонавта Шаталова: «Но прямо скажу — быть дублером нелегко… особенно бывает обидно для дублеров невнимание прессы. Возникает противное чувство своей неполноценности, какой-то безысходности, хотя в общем-то и прессу можно понять».

Занятно: Андрияна Николаева за четыре дня до полета укусила на рыбалке щука, и его дублер уже предвкушал вполне реальную возможность хватануть вселенскую славу, но умелец-хирург вскрыл нарыв, и бедняга-дублер, говорят, заплакал горькими щучьими слезами…

О женской сути (для будущей пьесы):

«Остановила машину, а не вижу, что там полно мужчин. Они потеснились, и один, такой пьяненький, конечно, посадил меня на колени. Я думаю, а вдруг ты увидишь. Нет-нет, я знаю, что ты неревнивый… Так приятно было: он меня крепко держал. У шоссе я вылезла. Думаю, вдруг ты в универсам пошел…»

«У тебя дистрофия уже прошла? Стыдно: деньги есть, а у тебя дистрофия… Вот грибочки, каждый маленький… Ух, слюнки текут… перец забыла… прошлый раз за ткемали весь город объездила… Люда говорит, что Сергей ее не устраивает. И она сохранила прежние чувства к прежнему мужу, это она мне по секрету говорила…»

Выпал камушек из кольца, и она его потеряла: «Ах, не ищи, не надо… Потом посмотришь? Не люблю терять камушки…»

16.08. Диксон. В 01.25 в сплошном тумане встали на якорь у западного берега, в бухту не полезли.

Воскресное утро, чистое небо. Вода чистая. В обед перешли в бухту.

Высадили Акивиса. Простились хорошо.

Когда при солнце пошли на внутренний рейд Диксона, опять стало радостно, и я подумал, что такие чистые моменты радости были у меня только в море…

По судовой трансляции: «Кто на берегу будет продавать Косметические наборы, обещаю три года».

Судно идет в Арктику после Дании. Косметический набор копенгагенского производства стоит здесь сто рублей. Объявление по трансляции со сталью в голосе сделал Юрий Александрович.

Современный журналист пишет в «Неделе» о давнем решении тогдашних руководителей (папы Павла IV) «прикрыть» часть «Страшного суда», считающуюся непристойной. Одному из учеников Микеланджело поручили «одеть» 25 фигур. И появились на них стыдливые драпировки. Походя, журналист, которому повезло долго проживать в Риме, поносит ученика Микеланджело. Ученик этот был у одра умирающего мастера, закрыл его глаза, а согласился на работу по прикрытию наготы только потому, что способен был сделать это с наибольшей бережливостью. Вот замечательный рассказ! Ханжи и сволочи постановляют искалечить творение гения. Ученик гения понимает, что прикосновение к фреске учителя обязательно заставит через века какого-нибудь пустозвона-журналиста обвинить его в духовной проституции и кощунстве, но идет на это, ибо истинно любит учителя.

Злорадно-приятно было узнать, что ныне восстанавливается первоначальный вид «Страшного суда». В этом есть великий оптимизм: да, четыреста лет ханжи могут торжествовать, но через четыреста с лишним лет они будут заплеваны — как ни вьется веревочка, а конец ее все-таки светел и пахнет коноплей и вереском.

17.08. 11.00. На рейсовом катере покатили с капитаном в Штаб. Командует нынче здесь Юрий Дмитриевич Утусиков.

Получаем информацию, от которой живот прихватывает.

1. После столкновения «Ветлугалес» уцелел чудом, откачку воды из трюмов вели атомоходы. Ширина трещины в корпусе, по данным капитана, 10 мм. По данным капитана атомохода — 50 мм. Действительно, чудом не булькнул.

2. «Невалес» — пробоина в машинном отделении, затем во 2-м трюме. Дырка на один метр выше киля и в 4 метрах ниже ватерлинии. Осадка была 5,62 метра. Пробоины заварили водолазы подводной сваркой. На данный момент «Нева-лес» тащится к мысу Косистый для разгрузки, вероятно, на баржи. Следует он под конвоем ледокола «Капитан Драницын».

Юрий Дмитриевич Утусиков проводил до катера, показал колышки, вбитые в тундру, — разметка нового здания Штаба. Здание старого Штаба — ветхая рухлядь, которая вечно меня удивляет тем, что она еще не завалилась при здешних ветрах. Колышки появились, так как Карское море собираются открыть для плавания иностранных судов. Да, много экзотики увидят здесь иностранные моряки.

Когда катер отвалил, Юрий Дмитриевич помахал нам ручкой. Фуражка у начальника Штаба шикарная.

Юрий Александрович:

— Н-да, это уже и не фуражка, а кепка, и не козырек, а взлетно-посадочная полоса…

Любимый поэт капитана — Маяковский, но читать его надо, говорит он, без лесенки…

Нет, не Маяковский, а Дмитрий Тихонов. Его сборник он купил в 1969 году и с тех пор хранит в своей каюте. Я о таком поэте никогда и не слышал. Юра рассказал, что он из военморов, затем рыбак, капитан, умер на мостике. А в Калининграде его сестра Ирина издала сборник стихов и эссе «Подо мной океан».