Кровь нуар - Гамильтон Лорел Кей - Страница 10

Одет он был тщательно. Пусть ему очень не хотелось ехать домой, но произвести на родных впечатление он должен был. Мне одежду тоже выбирали они с Натэниелом — я не вмешивалась. Что есть в моем шкафу, то меня и устраивает, а иначе этого бы там не было. Есть там секция для барахла, которое для меня покупает Жан-Клод — шмотки клубные или фетишистские, но в остальном меня вполне мой шкаф устраивает.

Сейчас я была одета в синий юбочный костюм с шелковой блузкой без рукавов под цвет. Единственный аксессуар, который я добавила, сильно разрушал женственный образ — это был широкий черный пояс. И на этом поясе на пояснице висел «Браунинг-БДМ», поперек спины, не вдоль. Я нечасто ношу пистолеты на пояснице — обычно у меня наплечная кобура, но я никуда не хожу без оружия, и носила пистолет именно так, пока мой босс не решил, что оружие слишком путает клиентов. А если в больнице будет металлодетектор, я покажу значок федерального маршала.

В багаже у меня были еще пистолеты и кобуры, но я решила, что при посещении больницы не стоит подчеркивать род моих занятий и вообще вопросы, связанные с применением силы.

Честно говоря, я никогда не думала ехать к кому-нибудь домой знакомиться с родными, тем более к Джейсону. Но я буду играть по правилам, а правило номер один — не пугать намечающуюся родню. Да, мы с Джейсоном оба знали, что брак не планируем, но я — первая девушка, которую он приводит домой — насколько мне известно. Люди склонны строить предположения, и я не очень понимала, насколько далеко эти предположения должны — по плану Джейсона — заходить. Моя единственная цель была не врать никому открыто, а все остальное — как игра пойдет.

Джейсон позволил мне держать себя за руку мертвой хваткой и только раз пожаловался, что у него пальцы немеют. Он был слишком встревожен, чтобы меня дразнить, и я даже забеспокоилась: Джейсон дразнится, как дышит. Мрачность ему не свойственна.

Я попыталась его успокоить, и наконец он повернулся ко мне с улыбкой такой грустной, что у меня горло перехватило.

— Анита, все о'кей. Ценю твою попытку, но ничего не могу придумать, что бы тебе сказать такое, отчего мне станет лучше.

Он поднес мою сжатую руку к лицу и потерся щекой о костяшки пальцев. Страшное напряжение у меня в груди от этого прикосновения чуть ослабло.

Он улыбнулся — почти своей прежней улыбкой, и глаза у него заискрились. Я знала это выражение лица: он собирался сказать что-то, что мне не понравится.

— Тебе тоже лучше становится от прикосновения.

Я кивнула. И он уже с фирменной Джейсоновой улыбкой добавил:

— Можем устроить высотный клуб, мне от этого станет лучше.

— Высотный клуб? — переспросила я.

Он поцеловал мне костяшки пальцев — легко, чуть сильнее приоткрыв рот, чем это прилично на публике.

— Секс в самолете.

Я замотала головой, рассмеялась. Почти нормальным смехом — молодец я.

— Я волнуюсь, но не настолько.

— О чем волнуешься?

— О тебе. Раз ты заигрываешь и дразнишься, значит, выживешь.

Он прижался лицом к моей руке, и глаза у него из дразнящих стали вдруг слишком серьезными:

— А кто тебе сказал, что я дразнюсь?

Я посмотрела на него так, как того заслуживало его предложение.

— Вряд ли я была бы способна на секс в самолете. И без того с трудом себя сдерживаю, чтобы не носиться по салону, вопя от страха.

Полный желания взгляд тут же сменился дразнящим:

— Может, это нас обоих отвлекло бы?

Я потянула руку на себя.

Он улыбнулся, поцеловал мне руку — так, как полагается. Едва касаясь губами, не открывая рта, не высовывая язык — очень целомудренно.

— Буду вести себя прилично, если ты настаиваешь.

— Настаиваю.

— От прикосновений тебе тоже стало легче, Анита. Я это понял по ощущению твоей руки, потому что от тебя меньше стало пахнуть добычей. Серьезно, отчего бы нам не заняться сексом? Ведь нам же лучше от этого?

Я нахмурилась, поняв, что он все-таки серьезен.

— Во-первых, может войти пилот. Во-вторых, мы на самолете, Джейсон. Я вряд ли смогу, слишком я боюсь.

— А когда приземлимся?

Я еще сильнее нахмурилась:

— То есть пока будем ехать по полосе?

— Да нет, в гостинице.

Я была уже не оскорблена, а озадачена. Он не дразнился, он был серьезен смертельно — это на него не похоже.

— Ты разве не хочешь поехать в больницу или в свой прежний дом до того, как распускаться?

Он улыбнулся, но глаза его остались тревожными:

— Я не хочу ехать в больницу. Не хочу ехать домой. Ничего этого я не хочу.

Якрепко стиснула его руку — не потому, что мне было страшно, а от страдания в его голосе. Как ни странно, а тревога за него отвлекла меня от страха перед самолетом. Кто же знал, что психотерапия, направленная на другого, — лекарство от моих собственных фобий?

— Я не думаю, что после секса эти визиты станут легче.

Он улыбнулся, и что-то мелькнуло у него в глазах так быстро, что я не успела понять что. Но это было похоже на то, что бывает во взгляде Натэниела, и я это слишком хорошо знала. Взгляд, говорящий мне, что я наивна. Джейсон меня на несколько лет моложе, и ему не столько досталось страшного в жизни, как Натэниелу, но тоже хватило.

— Я не наивна, — сказала я.

— Ты так легко читаешь мои мысли?

— Натэниел иногда именно так на меня смотрит.

— Ну, понятно. Ясно же, что не потому что ты так хорошо меня знаешь.

Это прозвучало горько, и я забеспокоилась: нет ли у меня тут совсем иной проблемы с этим одолжением Джейсону?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу, чтобы я кому-то был нужен, как нужен тебе Натэниел. Чтобы кто-то меня любил так, как ты любишь мужчин своей жизни.

— Перли тебя так любила, — ответила я.

Было это зло — или всего лишь правдиво?

Он глянул на меня недружелюбно:

— Ты хочешь меня уязвить?

Я сделала глубокий вдох и медленный выдох, стараясь быть честной, но не злобной.

— Я в самолете, то есть не в лучшей форме. Давай так попробуем: ты мне говорил когда-то, что хочешь быть поглощен романтикой, любовью. Чтобы гореть ею. Так как я годами борюсь с каждым, кто хочет любить меня именно так, я не очень понимаю, зачем тебе такая цель, но раз ты так говоришь, то знаешь, что говоришь.

— И что мне на это ответить, Анита? Что я бросил женщину, которая хотела поглотить меня своей любовью? Да, наверное.

Я помотала головой и попробовала еще раз:

— Нет, я не про это. Я хотела сказать, что представление о любви у Перли и у тебя не одно и то же. Ты хочешь быть поглощен, а не задушен. Огню нужен воздух. Она отобрала у тебя воздух, и огонь погас.

Он посмотрел мне в лицо, внимательно.

— Вот это ты очень умно сказала.

— Ну, спасибо, Джейсон. Вижу, ты очень удивлен.

Он улыбнулся:

— Я не в том смысле. Тут смысл тот, что я чувствую себя меньше дураком, что не хотел от Перли любви. Я ношусь как с писаной торбой с желанием, чтобы кто-нибудь был мною одержим, получаю, что хочу — и мне этого не надо. Я сам себе казался капризным.

— Одержимость — нелюбовь, Джейсон. Это жажда обладания.

— Я хочу кому-то принадлежать, Анита.

— Но ты больше хочешь того, что есть у Натэниела, чем традиционного брака.

— В смысле, хочу принадлежать, но не быть моногамным?

Я пожала плечами:

— Строго говоря, Натэниел моногамен. У него ни с кем нет секса, кроме меня.

Джейсон улыбнулся, и глаза его вспыхнули:

— Но у него столько сексуальных контактов с другими…

— Он стриптизер. Сексуализированные контакты с другими входят в его должностные обязанности.

— Я сказал «сексуальные», а не «сексуализированные». У нас на работе мы четко в этом разбираемся, хотя настоящий секс запрещен.

Я закрыла глаза, но от этого рокот двигателей стал сильнее. Открыв глаза пошире, я попыталась подумать, что это я говорю.

— Что ты имеешь в виду?

Он снова посмотрел на меня взглядом, говорящим, что я либо наивна, либо просто глупа. Так как ни тем, ни другим я намеренно не была, то не поняла, что он хочет сказать.