Мотылек атакующий - Островская Екатерина - Страница 46

– Если есть видеозапись, то, вероятно, на ней видно, чье оружие, а также кто стрелял и в кого.

– Но есть свидетели.

Маша усмехнулась и покачала головой.

– Свидетель лжет в пользу Порываева, а в таком случае видеозапись скоро таинственным образом исчезнет или окажется испорченной. Советую вам просмотреть ее сейчас и сделать на всякий случай копию для себя, чтобы потом не писать объяснительные записки начальству.

Следователь снова взял сигарету и все-таки прикурил.

– Вы отобрали у потерпевшего крупную сумму денег. А при задержании при вас не нашли ничего. Куда вы дели шестьдесят восемь тысяч рублей?

– Я еще раз советую вам просмотреть видеозапись, тогда, вероятно, подобные вопросы не будут у вас возникать.

– Но потерпевший показал…

– Он говорил это в бреду, у него же сотрясение мозга. Или Порываев точно знает, что запись видеонаблюдения просматриваться не будет.

Следователь вздохнул. Затем выдвинул ящик стола и достал из него мобильный телефон. Положил на стол перед Машей.

– Вот ваш аппарат. В конце концов, вы имеете право позвонить своему адвокату. Только напоминаю: сейчас третий час ночи.

Иванов отозвался сразу же.

– Я уже курсе. Даже знаю, в каком вы отделе. Могу подъехать прямо сейчас. Но ночные допросы запрещены, можете отказаться от разговора со следователем на данном основании. А утром я постараюсь приехать пораньше, только сделаю один визит по вашему делу. Даже если моя встреча затянется, к полудню буду точно.

– Конечно, – согласилась Маша.

– А теперь передайте трубочку следователю.

Маша протянула мобильник своему визави. Тот осторожно принял его и назвался:

– Следователь Холмогоров. – После короткой паузы продолжил: – Да, все по-прежнему. Никаких перемен. Пытаюсь вот в нарушение порядка побеседовать. Но она говорит, что только в присутствии адвоката… Запись я заберу, конечно. Но если вдруг ее хватятся раньше времени… Понял, все сделаю. А если погонят со службы, пойду, как и ты, в адвокаты.

Закончив разговор, следователь убрал телефон обратно в ящик стола.

– Сейчас вас отведут в камеру предзака. Там, конечно, тоже не номер люкс, но все-таки.

Холмогоров снова выдвинул ящик стола. Маше показалось, что он опять хочет достать телефон. Но следователь вынул литровую бутылку кваса и протянул ей:

– Возьмите. Пить обязательно захочется.

Затем подошел к двери и выглянул в коридор.

– И еще…

Мужчина улыбнулся.

– Я в Интернете смотрел прямую трансляцию вашего боя с Ли Хэнги. Поздравляю. Удивительно, такую схватку выдержали и тут же помчались бить Порываева. Как ваша нога, кстати?

– Я притворялась, – призналась Маша.

Следователь снова открыл дверь и крикнул:

– Уведите задержанную.

В камере было темно. Под низким потолком находилось узкое окно с решеткой, за которой виднелся внутренний двор отдела, освещенный единственным тусклым фонарем. Свет фонаря освещал лишь часть потолка. На полу камеры был помост, на котором кто-то лежал.

Прежде чем запустить Машу, сопровождающий заставил ее снять кроссовки и оставить возле двери, где уже стояли три пары: босоножки, туфли-лодочки и растоптанные женские ботинки. Конвоир открыл дверь, полоса света осветила ненадолго помещение, лежащие на помосте зашевелились. Но потом дверь снова закрыли, и Маша осталась в темноте. Внутри было душно.

– Ну, что следователь сказал? – раздался хриплый голос.

Маша узнала бомжиху.

– Я отказалась с ним беседовать без адвоката. К тому же ночью допросы запрещены.

– Да плевать они хотели на все запреты. Меня, когда первый раз брали, так измолотили, что чуть кровью не захлебнулась. Все внутри отбили.

– А за что взяли? – поинтересовалась Маша.

– Да ни за что практически. Я при гостинице интуристовской трудилась. Путаной, говоря по-русски. Стащила у одного иностранца золотую цепочку и бумажник, в котором четыреста баксов было, а на выходе меня прихватили. Правда, я баксы и цепочку подружке успела передать. Вот меня и колотили, чтобы сказала, где деньги. Иностранец оказался нашим оперативным сотрудником, он в баре каких-то валютчиков пас и решил воспользоваться моментом. Это же в восемьдесят девятом было, мне только-только семнадцать исполнилось. Я прямо красоткой была: ноги от ушей, талия осиная и грудь третий номер. Сейчас таких уже не делают. Клавка Шиффер по сравнению со мной тогдашней – просто отстой, кобыла деревенская… Мне восемь лет впаяли, шесть оттянула. Подружка, падла, ни одной передачки не прислала. А четыреста баксов тогда хорошие деньги были. Она замуж за иностранца вышла, свалила за бугор, теперь вернулась – у нее в Москве сеть салонов. Ее по телику часто показывают, всех учит, как правильно жить. А вторая ходка у меня за разбой. Я мамочкой на трассе стояла. Клиент один девушке платить не захотел, я ему по кумполу и врезала. А когда отключился, деньги забрала – не все, а только те, что должен был. Клиент оклемался и ментов наслал. Депутатом тот жмот оказался, так что менты, которые мою бригаду крышевали, побоку пошли.

Постепенно глаза привыкли к темноте. Маша увидела, что рядом с бомжихой сидят еще две женщины. Молодая и лет сорока.

– Вот, – показала на них бомжиха, – тоже ни за что замели. Одну хозяйка сдала, а со второй вообще ничего непонятно. Эх, душно здесь… Я-то привычная к таким условиям, а им и тебе невмоготу будет. Ночью в туалет не выводят. Воды нет.

Маша протянула бутылку кваса.

– Возьмите, а я уж до утра потерплю.

Она села на помост.

– Я работала горничной в одном загородном доме, – заговорила молодая сокамерница. – Хозяева очень богатые. Муж в городской администрации служит, а жена не работает уже давно. Обоим по пятьдесят. Ну и стал дядька клинья ко мне подбивать. Сначала с разговорами, комплиментами, подарок как-то сделал – кофточку подарил, только попросил, чтобы я жене не проболталась. Как-то он гостей проводил, а супруга его спала к тому времени. Я убрала за гостями, спать в своей комнатенке легла и заснула сразу. Тут хозяин тихонечко ко мне и пробрался. Я не поняла сначала. Потом шепотом стала умолять оставить меня, а тот как озверел. Я принялась сопротивляться, крикнула даже. Через полсекунды жена ворвалась и на меня накинулась. Муженек-то ее улизнул, я прикрываю голову, а тетка меня лупит. Утром мне приказали собрать вещи и уматывать. Я уж было за порог, но тут полиция примчалась, которую хозяйка вызвала. Обыскали меня, нашли какие-то украшения и денег девяносто три тысячи семьсот рублей, о которых дамочка заявила, будто пропали три дня назад. А я ни сном ни духом. Зачем мне воровать, если сразу поймут, кто взял? И еще. Если я взяла деньги, то почему ни копейки не истратила за три дня и не перепрятала понадежнее? Теперь вот вторые сутки здесь, и следователь требует признаться в краже, якобы меньше дадут.

– А я кредит взяла, – подала голос сорокалетняя. – Но не у банка, где проценты немыслимые, а у частного лица. Деньги мне дали, только попросили в обеспечение оформить договор купли-продажи на мою квартиру. Я исправно платила проценты, через полгода принесла всю сумму, и тут выяснилось, что моя квартира уже продана и как раз в этот день туда должны вселиться новые владельцы. Я в полицию, а там заявление не хотят принимать. Я в суд. И проиграла. На суде узнала, что якобы сама свою трехкомнатную квартиру продала за двести тысяч рублей. Я апелляцию подала, и снова мне отказ. Я к тому, у которого кредит брала, а тот в недоумении. «Какой кредит? Вы что, женщина, я не банк, кредитами не занимаюсь. Вы продали мне квартиру в тяжелую минуту, и я ее на последние трудовые приобрел. Теперь мне понадобились деньги на жизнь, вот и продал ее. В чем моя вина?» Такой гад оказался. А что мне оставалось делать? Под дверью у него стояла, под окнами орала, угрожала, обещала разобраться сама лично или нанять опытных людей. И в один прекрасный день его кто-то правда убил. Он ведь не только меня облапошил, но и других. А взяли меня, потому что многие видели и слышали, как я ему угрожала.