Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Европейские поэты Возрождения

Данте Алигьери

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Европейские поэты Возрождения - Данте Алигьери - Страница 73

Изменить размер шрифта:

ШВЕЦ, КОТОРЫЙ ГРАД ИЗ КАМЕНЬЕВ УСТРОИЛ

Швец искал поймать ксендза Мачея с женою,

Набрал каменьев в торбу, засел за стеною.

Ксендз пришел, а бабенка: «Где были?» — пытает.

«Яровое посеял», — Мачей отвечает.

Та задрала подол-то: «Чтоб так разрослося?»

А ксендз: «Чтобы эдак, как вот здесь, поднялося!»

А швец берет каменья: «Таковое жито

Лишь таковым и градом должно быть побито!»

МУЖИК, КОТОРЫЙ ПОД ДУБОМ СРАЛ

Ехал пан по дороге и маленько вбок взял,

Там дуб стоял тенистый, а под ним холоп срал.

Смешался тот, а барин рёк: «Не суетися!

Без этого ж никто не может обойтися!»

Мужик и отвечает: «Я, чай, обойдуся,

Все, пане, тут оставлю и прочь повлекуся.

Надо вам — так берите, мне оно не треба.

Взамен же соглашуся на ковригу хлеба».

СМЕЛОСТЬ МЕЛЬНИКОВОЙ РУБАXИ

Гуторили однажды, кто смелее в свете.

Те назвали медведя, льва злобного эти.

Иные рассудили: «Ворог беглых — стражник».

«Вишь, смелый, — молвил кто-то, — с алебардой стражник,

А мельника рубаха — без всего отважна;

Она имает вора в день всякий и кажный».

От такого ответа все развеселились,

Что мельник — вор отпетый, сразу согласились.

ЧЛЕНЫ ТЕЛА СЕРДЦЕ ЦАРЕМ ИЗБРАЛИ

Члены тела на царство

Сердце посадили,

Живот в Сенат,

Десницу в Министры срядили.

Жопа метила в Думу.

Министр не дал ходу.

А она пригрозила:

«Учиню-де шкоду!»

Тут нужда им приперла.

Жопа ни в какую:

«Сами и управляйтесь, я чести взыскую».

Дали ей место в Думе, а Министр отныне

Утирать ее должен, хоть и старше в чине.

* * *

Пусть иные дивятся стенам с намалевкой,

Пусть, кто хочет, топочет ботфортом с подковкой,

Мне же все надоело, ино дом лишь сладок,

Ты ж при дворе вертися, если тщиться падок.

ЯН КОXАНОВСКИЙ

ФРАШКИ

О ДОКТОРЕ-ИСПАНЦЕ

«Наш доктор спать пошел, отдав поклон.

Не хочет ужина дождаться он».

«Пускай идет! Найдем его в постели

И станем пить, как прежде пили, ели.

Отужинав, к испанцу мы пойдем!»

«Пойдем с кувшином, налитым вином.

Впусти нас, доктор, брат родной по вере!»

Он не впустил, зато впустили двери.

«Одна ведь чарка, доктор, не вредна!»

А он в ответ: «Ох, если бы одна!»

Мы от одной до девяти добрались.

У доктора мозги перемешались.

«Беда мне пить порядком круговым:

Лег трезвым спать я, встал же — пьяным в дым!»

ГОСПОЖЕ

Свое ты имя, госпожа, находишь

В моих произведеньях многократно,

Понеже мне твердить его приятно,

Чтоб люди знали: всех ты превосходишь.

Когда б тебе я статую поставил

(Достойную красы твоей и права)

Из злата или мрамора, то, право,

Тебе бы крепче славы не прибавил.

Египетские стогны, мавзолеи

Все ж не бессмертны; коль огонь и воды

Им нипочем, то все же их сильнее

Власть времени, ревнующие годы.

И слава в слове лишь не умирает,

Лет не боится, пропаду не знает.

О ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ

О Мысль Извечная, котора древле века,

Коль трогают тебя волненья человека —

То сущей масленицей мир тебе сей мнится,

Где каждый задарма мечтает угоститься.

Ведь что ты там ни кинь, а мы, как малы дети,

Готовы в драку лезть, чтоб вздором завладети.

Базар! Без рукавов останутся тут шубы,

Тот шапки не найдет, другой лишится чуба,

Кому не пофартит, кого и смерть с любою

Добычей разлучит… Достоин ли с тобою

Смотреть на сей спектакль, не знаю я, Создатель,

Но не участник я сих драк, а наблюдатель!

О ПРОПОВЕДНИКЕ

Однажды у ксендза спросили прихожане:

Что ж не ягавете так, как учите вы, пане? —

(С кухаркою он жил.) А он в ответ смеется:

Не диво! Мне пятьсот за проповедь дается,

Но, говорю, не взял бы даже вдвое боле

С условьем жить вот так, как я учу в костеле.

НА ЛИПУ

Мудрый гость, коль в самом деле ты доволен мною,

Если под моею сенью спасся ты от зноя,

Если на коленях лютня, а с тобою рядом

Жбан на льду, что столь приятным одаряет хладом,—

Ни вином меня, пи маслом не дари за это —

Древесам лишь дождь небесный нужен в знойно лето,

А почти стихом хвалебным, нету дара слаще

Нам, пусть будем хоть бесплодны, хоть плодоносящи.

Те ж, кто думают: «Что липам до стихов?» — не правы,

Ибо, коль Орфей играет, пляшут и дубравы!

КСЕНДЗУ

Всегда пишу я так, как и живу, — свободно.

Пусть ритм мой часто пьян, ведь сам я пью охотно.

Люблю беседовать, и шутка мне приятна;

О женском чепчике писал неоднократно.

Умеренности, ксендз, ты учишь, лицемерью

Меня, а кроешь сам нечистого за дверью.

ДЕВКЕ

Не чурайся меня, девка молодая,

Подходяща борода моя седая

К твоему румянцу: коль венок сплетают,

Возле розы часто лилию вплетают.

Не чурайся меня, девка молодая,

Сердцем молод я, хоть борода седая,

Хоть она седая, крепок и теперь я,—

Бел чеснок с головки, да зелены перья.

Не чурайся, ведь и ты слыхала тоже,

Чем кот старше, тем и хвост у него тверже.

Дуб хоть высох кое-где, хоть лист и пылен,

А стоит он крепко, корень его силен!