Калевала - Автор неизвестен - Страница 9

Перевод Бельского как будто точен, но у читателя не создается того впечатления, какое он получает от оригинала:

Ослабленное впечатление получается оттого, что переводчик поставил но только слово «прозвал», но и двоеточие перед «воином», между тем Унтамо никак не прозвал ребенка, наоборот, он оставил его без имени, потому что ребенок рабыни был для него только новым солдатом. В двух последующих изданиях это место окончательно потеряло свой социальный смысл, — слово «воин» в них уже пишется с большой буквы и как бы становится имененем собственным:

Неверное понимание этого места ведет Бельского к другой ошибке. Вся трагедия Куллерво в том, что он вырастает у Унтамо в рабстве. Когда Унтамо, боясь вырастить будущего мстителя, делает несколько попыток погубить Куллерво и они не удаются, он решает воспитывать дитя, как своего раба, Бельский совсем не упоминает о рабе и переводит, искажая смысл оригинала:

В оригинале сказано сильно и ясно:

Казалось бы, мелочи, но мелочи, изменяющие социальный смысл оригинала и ослабляющие художественный образ мстителя Куллерво.

В руне 2-й есть строфа, состоящая из четырех двустиший (стихи 301–308). Л. П. Бельский, переводя эту строфу, пропустил в ней один стих:

Редактор издания «Academia», а за ним и составитель петрозаводского издания пропускают в этой строфе уже целых два стиха:

Речь идет при этом не о каких-нибудь «повторных» или «несущественных» стихах (хотя, на наш взгляд, в «Калевале» вообще нет ни одного несущественного стиха), — речь идет об очень важном месте. Вяйнямёйнен взывает к «старице земли», «матери полей», прося ее дать плодородие почве, которую он только что засеял зерном. Но плодородие земли он представляет себе в действии, в признаках: в туке, в дерне, в «переворачивании зарубки» на земле. Но как раз в этих вещах — туке, дерне, переворачивании земли под вырубленными деревьями — и раскрывается конкретная особенность подсечного земледелия. Убирая эту строку, переводчик уничтожил живые, реальные образы поэмы и оставил лишь молитву к мифическим божествам.

В руне 49-й Вяйнямёйнен решает выведать, куда злая Лоухи запрятала украденное ею солнце и месяц. Для этого он гадает, согласно древнему обычаю, на лучинах. Но Л. П. Бельский переводит это место непонятно для наших дней, заставляя Вяйнямёйнена вместо гадания «кидать жребий», «вертеть жеребья»:

Нельзя архаизировать слово «жребий», которое для современного читателя имеет определенный и только единственный смысл.

Еще два примера из 2-й руны. В стихах 157 и 158 Л. П. Бельский допустил две неправильности. В оригинале сказано «между глаз косая сажень», а Бельский перевел «каждый глаз длиною в сажень». Дальше в оригинале речь идет о штанах, которые внизу, у пят, шириной в сажень, повыше, на коленях, шириной в полторы сажени, а еще выше, на бедрах, в две сажени. Между тем Л. П. Бельский перевел слово «штаны» словом «шаровары», перенеся чисто локальное понятие, возникшее в Азербайджане в IX веке от названия горы Саровиль (в районе этой горы жили крестьяне, носившие широкие штаны; отсюда Саровиль — шаровары), к древним финнам, никогда шаровар не носившим. Не говоря уже о произвольности такого перенесения, оно само по себе разрушает создаваемый в оригинале образ: шаровары, как юбка, расширяются книзу, тогда как в оригинале говорится именно о штанах, узких книзу и расширяющихся кверху.

Пропала в переводе Л. П. Бельского и чудесная игра слов с «Куманичкой» (руна 11-я, стихи 261–272).

Лемминкяйнен, веселый искатель приключений, везет домой похищенную им девушку Кюлликки. Девушка боится, что ее похититель — бедняк, не имеющий даже коровы. Лемминкяйнен, посмеиваясь, утешает ее тем, что у него очень много коров:

которые очень удобны тем, что «хороши они без корму и красивы без надзора; их не связывают на ночь, не развязывают утром, не кладут пред ними корму, им не сыплют утром соли». Игра слов тут заключается в сходстве названий ягод с обычными в «Калевале» кличками коров (Muuriki — Muurikki), — поэтому названия ягод в этом месте оригинала напечатаны с большой буквы. Но в переводе Бельского исчезли большие буквы, исчезли ласкательные окончания (как и в двух последующих изданиях), и игра слов, тонкий юмор этого места пропали для читателя.

Возможно, в переводе есть и другие неточности, но это не умаляет огромного значения труда Л. П. Бельского.

Мощные образы людей, навсегда вам запоминающиеся, грандиозные картины природы, точное описание процессов труда, одежды, крестьянского быта — все это воплощено в рунах «Калевалы» в высокую поэзию.

Руна первая

Вступление (1–102). — Дева воздуха опускается в море, где, забеременев от ветра и воды, становится матерью воды (103–176). — Утка свивает гнездо на колене матери воды и кладет там яйца, (177–212). — Яйца выкатываются из гнезда, разбиваются на кусочки и, кусочки превращаются в землю, небо, солнце, луну и тучи (213–244). — Мать воды сотворяет мысы, заливы, берега, глубины и отмели в море (245–280). — Вяйнямёйнен рождается от матери воды и долго носится по волнам, пока, наконец, не достигает суши (281–344)