Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Новая жизнь. Божественная комедия - Данте Алигьери - Страница 32


32
Изменить размер шрифта:
ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1Объят печалью о местах, мне милых,
Я подобрал опавшие листы
И обессиленному возвратил их.
4Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,
Где третий пояс лег внутри второго
И гневный суд вершится с высоты.
7Дабы явить, что взору было ново,
Скажу, что нам, огромной пеленой,
Открылась степь, где нет ростка живого.
10Злосчастный лес ее обвил [273]каймой,
Как он и сам обвит рекой горючей;
Мы стали с краю, я и спутник мой.
13Вся даль была сплошной песок сыпучий,
Как тот, который попирал Катон [274],
Из края в край пройдя равниной жгучей.
16О божья месть, как тяжко устрашен
Быть должен тот, кто прочитает ныне,
На что мой взгляд был въяве устремлен!
19Я видел толпы голых душ в пустыне:
Все плакали, в терзанье вековом,
Но разной обреченные судьбине.
22Кто был повержен навзничь, вверх лицом,
Кто, съежившись, сидел на почве пыльной,
А кто сновал без устали кругом. [275]
25Разряд шагавших самый был обильный;
Лежавших я всех меньше насчитал,
Но вопль их скорбных уст был самый сильный.
28А над пустыней медленно спадал
Дождь пламени, широкими платками,
Как снег в безветрии нагорных скал.
31Как Александр, под знойными лучами
Сквозь Индию ведя свои полки,
Настигнут был падучими огнями
34И приказал, чтобы его стрелки
Усерднее топтали землю, зная,
Что порознь легче гаснут языки, [276]—
37Так опускалась вьюга огневая;
И прах пылал, как под огнивом трут,
Мучения казнимых удвояя.
40И я смотрел, как вечный пляс ведут
Худые руки, стряхивая с тела
То здесь, то там огнепалящий зуд.
43Я начал: «Ты, чья сила одолела
Все, кроме бесов, коими закрыт
Нам доступ был у грозного предела, [277]
46Кто это, рослый, хмуро так лежит, [278]
Презрев пожар, палящий отовсюду?
Его и дождь, я вижу, не мягчит».
49А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,
Его гордыне, отвечал, крича:
«Каким я жил, таким и в смерти буду!
52Пускай Зевес замучит ковача, [279]
Из чьей руки он взял перун железный,
Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,
55Или пускай работой бесполезной
Всех в Монджибельской кузне [280]надорвет,
Вопя: «Спасай, спасай, Вулкан любезный!»,
58Как он над Флегрой [281]возглашал с высот,
И пусть меня громит грозой всечасной, —
Веселой мести он не обретет!»
61Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,
Какой я в нем не слышал никогда:
«О Капаней, в гордыне неугасной —
64Твоя наитягчайшая беда:
Ты сам себя, в неистовстве великом,
Казнишь жесточе всякого суда».
67И молвил мне, с уже спокойным ликом:
«Он был один из тех семи царей,
Что осаждали Фивы; в буйстве диком,
70Гнушался богом — и не стал смирней;
Как я ему сказал, он по заслугам
Украшен славой дерзостных речей.
73Теперь идем, как прежде, друг за другом;
Но не касайся жгучего песка,
А обходи, держась опушки, кругом».
76В безмолвье мы дошли до ручейка,
Спешащего из леса быстрым током,
Чья алость мне и до сих пор жутка.
79Как Буликаме убегает стоком,
В котором воду грешницы берут,
Так нистекал и он в песке глубоком. [282]
82Закраины, что по бокам идут,
И дно его, и склоны — камнем стали;
Я понял, что дорога наша — тут.
85«Среди всего, что мы с тобой видали
С тех самых пор, как перешли порог,
Открытый всем входящим, ты едва ли
88Чудеснее что-либо встретить мог,
Чем эта речка, силой испаренья
Смиряющая всякий огонек».
91Так молвил вождь; взыскуя поученья,
Я попросил, чтоб, голоду вослед,
Он мне и пищу дал для утоленья.
94«В средине моря, — молвил он в ответ, —
Есть ветхий край, носящий имя Крита,
Под чьим владыкой был безгрешен свет. [283]
97Меж прочих гор там Ида знаменита;
Когда-то влагой и листвой блестя,
Теперь она пустынна и забыта.
100Ей Рея вверила свое дитя,
Ища ему приюта и опеки
И плачущего шумом защитя. [284]
103В горе стоит великий старец некий;
Он к Дамиате обращен спиной
И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.
106Он золотой сияет головой,
А грудь и руки — серебро литое,
И дальше — медь, дотуда, где раздвой;
109Затем — железо донизу простое,
Но глиняная правая плюсна,
И он на ней почил, как на устое. [285]
112Вся плоть, от шеи вниз, рассечена,
И капли слез сквозь трещины струятся,
И дно пещеры гложет их волна.
115В подземной глубине из них родятся
И Ахерон, и Стикс, и Флегетон;
Потом они сквозь этот сток стремятся,
118Чтоб там, внизу, последний минув склон,
Создать Коцит; но умолчу про это;
Ты вскоре сам увидишь тот затон». [286]
121Я молвил: «Если из земного света
Досюда эта речка дотекла,
Зачем она от нас таилась где-то?»
124И он: «Вся эта впадина кругла;
Хотя и шел ты многими тропами
Все влево, опускаясь в глубь жерла,
127Но полный круг еще не пройден нами; [287]
И если случай новое принес,
То не дивись смущенными очами».
130«А Лета где? — вновь задал я вопрос. —
Где Флегетон? Ее ты не отметил,
А тот, ты говоришь, возник из слез».
133«Ты правильно спросил, — мой вождь ответил.
Но в клокотаньи этих алых вод
Одну разгадку ты воочью встретил. [288]
136Придешь и к Лете, но она течет
Там, где душа восходит к омовенью,
Когда вина избытая спадет».
139Потом сказал: «Теперь мы с этой сенью [289]
Простимся; следуй мне и след храни:
Тропа идет вдоль русла, по теченью,
142Где влажный воздух гасит все огни».
вернуться

273

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Круг седьмой — Третий пояс — Насильники над божеством

10.  Злосчастный лес ее обвил… — Третийпояс (ст. 5) окаймлен лесом самоубийц, который, в свою очередь, обвит рекой, где казнятся насильники над ближними.

вернуться

274

14.  КатонУтический (Ч., I, 31), который повел остатки Помпеева войска через Ливийскую пустыню на соединение с нумидийским царем Юбой (Лукан, «Фарсалия», IX, 378–410).

вернуться

275

22-24. Повержены навзничь, вверх лицом— богохульники. Съежившись, сидят— лихоимцы (А., XVII, 34–78). Снуют без устали— содомиты.

вернуться

276

31-36. Как Александр… — Здесь Данте излагает одну из версий легенды об Александре Македонском.

вернуться

277

45.  У грозного предела— то есть у ворот Дита (А., VIII, 82-130).

вернуться

278

46.  Кто это, рослый, хмуро так лежит… — Непримиримый богохульник, которого и огненный дождь «не мягчит», — Капаней, один из семи царей, осаждавших Фивы, о гибели которого Стаций (см прим. Ч., XXI, 10) рассказывает в «Фиваиде» (X, 827-XI, 20). Взойдя на вражескую стену, он бросил дерзкий вызов богам, охранителям Фив, и самому Зевсу (Юпитеру). Громовержец поразил его молнией.

вернуться

279

52.  Пускай Зевес замучит ковача— своего сына Гефеста (Вулкана), бога-кузнеца, который с помощью циклопов ковал ему стрелы в недрах Этны.

вернуться

280

56.  В Монджибельской кузне. — Монджибелло — местное название Этны.

вернуться

281

58.  Флегра— долина в Фессалии, где гиганты, громоздя гору на гору, пытались приступом взять небо, но были сражены молниями Зевса (Ч., XII, 31–33).

вернуться

282

79-81. Буликаме— озеро горячей минеральной воды около Витербо, еще в римские времена славившееся своими целебными свойствами. Из него вытекал ручей, воду которого отводили в свои жилища грешницы, то есть проститутки. Их было много в Витербо, и для них были изданы особые правила пользования этим источником.

вернуться

283

96.  Под чьим владыкой был безгрешен свет. — Когда на Крите царствовал Сатурн (Кронос), сын Урана и Геи, на земле был золотой век.

вернуться

284

100-102. Ей Рея вверила свое дитя… — Гея предсказала Кроносу, что он будет свергнут одним из своих детей. Поэтому он их пожирал, как только они рождались. Но последнего ребенка, Зевса, спасла его мать Рея, супруга и сестра Кроноса. Она укрыла младенца на критской горе Иде, а чтобы отец не слышал его крика, ее слуги, куреты, ударяли копьями о щиты.

вернуться

285

103-111. Великий старец— образ, заимствованный из библейской легенды: вавилонскому царю Навуходоносору приснился точно такой же истукан, и пророк Даниил истолковал это видение как символ настоящего и грядущих царств. У Данте Критский Старец — эмблема человечества, меняющегося во времени и прошедшего через золотой, серебряный, медныйи железныйвек. Сейчас оно опирается на хрупкую глинянуюстопу, и близок час его конца. Старец обращен спиной к Дамиате (город в Нильской дельте), то есть к Востоку, области древних царств, отживших свой век, а лицом к Риму, где, как в зерцале, отражена былая слава всемирной монархии и откуда — по мнению Данте — еще может воссиять спасение мира.

вернуться

286

112-120. Все изваяние, кроме золотой головы, надтреснуто (пороки, изъязвляющие человечество), и текущие сквозь трещины слезы(мирское зло), проникая в преисподнюю, образуют в ней адские реки (см. прим. А., III, 77).

вернуться

287

124-127. Вся эта впадина— воронкообразная пропасть Ада, где поэты, спускаясь с уступа на уступ, проходят по каждому из них часть пути, двигаясь всё влево, пока не опишут полный круг.

вернуться

288

134.  По клокотанью этих алых водДанте должен был сам догадаться, что перед ним «жгучий» Флегетон, о котором Вергилий сказал (Эн., VI, 550–551):

Кру?гом его обомкнул огнями жгучими бурный
Тартаров ток Флегетон.
вернуться

289

139.  С этой сенью— с опушкой леса самоубийц.