По багровой тропе в Эльдорадо - Кондратов Эдуард Михайлович - Страница 5

Я видел, с каким трудом сдержался Хуан. Он даже закрыл глаза — так ему было трудно в это мгновение. Но он взял себя в руки.

— Педро, — очень спокойно обратился он к толстяку. — Одолжи мне десять золотых песо. Я непременно отыграюсь, слышишь?..

Педро испуганно закрестился.

— Клянусь, нет… Совсем нет, ни песо, — забормотал он и даже отодвинулся подальше от Хуана.

Поймав молчаливый взгляд юноши, коренастый солдат тоже перекрестился и сокрушенно развел руками.

— Хоанес! — громко крикнул Хуан, взглянув в нашу сторону. — Хоанес, слышишь?!

Я тронул бискайца за локоть, и тот сразу очнулся, тараща заспанные глаза.

— У тебя есть десять золотых, Хоанес? — спросил Хуан де Аревало, и на этот раз волнение столь отчетливо слышалось в его голосе, что мне стало не по себе, а оглянувшийся на бискайца Гарсия саркастически осклабился.

— Будут, — сонно промычал Хоанес и, звякнув каской, опять приткнулся головой к стене.

Снова наступило тягостное молчание.

— Кто купит у меня коня? — решительно сказал Хуан. — Мой Науро стоит пятьсот песо. Я продам его за двести…

— Сто пятьдесят, — быстро проговорил Гарсия.

— Сто семьдесят, — не глядя на Хуана, тонко выкрикнул Педро и торопливо выбрался из-за стола.

И в ту же секунду я понял, как мне надлежит по ступить. Обида за ободранного как липку юношу руководила мной, когда я, вскочив с лавки, вызывающе громко произнес:

— Я могу предложить сеньору де Аревало двадцать золотых песо. Это единственное, что у меня есть. Сеньор отдаст мне их, когда найдет нужным.

Все в изумлении уставились на меня. Даже Хоанес проснулся и недоуменно огляделся вокруг. Молчание длилось недолго.

— Я не могу… одалживать деньги… у незнакомых мне лиц, — с трудом подбирая слова, сказал Хуан.

Надежда, на мгновение озарившая его лицо, погасла.

Я вынул из кармана кошелек, пересек комнату и положил его на стол.

— Мое имя Блас де Медина. Идальго из Кастилии, племянник отважного Кристобаля Мальдонадо.

Я с достоинством наклонил голову и, вернувшись на свое место у стены, снова сел на лавку.

Бледный от волнения Хуан с благодарностью посмотрел на меня.

— Спасибо, сеньор де Медина, — тихо, почти шепотом сказал он и взял кошелек.

В эту секунду дверь, ведущая в комнату де Орельяны, распахнулась.

— Давайте арестованного! — крикнул высунувшийся из-за двери старый солдат с изможденным, изукрашенным шрамами лицом.

Хоанес подтолкнул меня в спину, и мы вместе с ним переступили порог небольшой, богато обставленной комнаты.

За столом сидели четверо. Я сделал несколько шагов и очутился прямо перед моложавым красивым дворянином с черной повязкой на глазу. Не взглянув на остальных, я поклонился и без тени робости сказал:

— Идальго из Кастилии Блас де Медина счастлив приветствовать славного капитана Франсиско де Орельяну!

Я и в самом деле был тогда по-настоящему счастлив приветствовать героя моих грез…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПРОЩАЙ, КИТО!

Вспоминая свой первый — разговор с капитаном Франсиско де Орельяной, я до сих пор так и не могу понять, отчего сеньор капитан не только решился взять меня с собой, но и почтил своим покровительством.

В самом деле, у него было, немало оснований для категорического отказа. Я неопытен и молод, новичок в этих краях и к тому же только что перенес тяжелую болезнь, то есть, как солдат я представлял собою сомнительную ценность. Хуже того, я мог оказаться лазутчиком врагов капитана — их у него в Индиях было немало. Никто в Кито, в том числе и колченогий Родриго Перес, не мог поручиться, что я тот самый человек, за которого себя выдаю. А Игнасио Варела, хорошо знавший моего дядю, недвусмысленно заявил капитану, что он ни разу не слыхал от Кристобаля де Сеговии даже упоминания о родственнике по имени Блас, собирающемся приехать к нему из Испании. Так оно, конечно, и было: мой дядя не мог предполагать, что его племянник, которого он видел в последний раз семилетним, окажется вдруг в стране поверженных инков 6. Наконец, достаточно странным могло показаться и мое поведение: недаром же меня заподозрили в шпионаже. Кто знает, не подосланный ли убийца этот упрямый парень, рвущийся встретиться с глазу на глаз с известным завоевателем?

Тем не менее, Франсиско де Орельяна, поговорив со мной несколько минут, решился включить меня в состав своего отряда. Он сказал, что верит моему слову и что среди его солдат племянник доблестного Мальдонадо найдет верных товарищей, готовых разделить и хлеб, и горе с каждым рыцарем, вставшим на путь борца за торжество веры. Он велел позвать Хуана де Аревало и, когда тот вошел, поручил ему позаботиться, чтобы я был принят солдатами, как равный. Затем он отпустил нас обоих, пожелав стать друзьями.

Так уж получилось, что наша большая дружба с молодым кастильским дворянином Хуаном де Аревало началась с благословения славного воина сеньора Франсиско де Орельяны.

Когда мы с Хуаном вышли на площадь, он пылко обнял меня и вложил в руку увесистый мешочек с монетами. Оказалось, мои двадцать песо были роковыми для тощего Гарсии де Сория: Хуан не только отыграл чужие деньги, но и с лихвой вернул назад все свое состояние, проигранное им Гарсии ранее. Изменчивое счастье, наконец, улыбнулось ему, и если бы не Орельяна, позвавший Хуана к себе, долговязому пришлось бы совсем худо.

И все же не пожелания капитана и, тем более, не мой счастливые песо легли в основу глубокой и искренней привязанности, соединившей меня с Хуаном де Аревало. Мало того, что мы чувствовали взаимную симпатию друг к другу, — в нашей судьбе было много общего. Мы были сверстниками, оба происходили из знатных, но обедневших дворянских семей, оба страстно жаждали приключений и подвигов в таинственных дебрях Индий. Хотя Хуан уже больше года был под началом Орельяны, ему, как и мне, еще не пришлось по-настоящему изведать прелести сражений и радости воинской славы. Прошлой зимой, когда он приехал из Кастилии в Сантьяго-де-Гуякиль, сеньор Франсиско был занят главным образом улаживанием своих хозяйственных дел: за успешное участие в разгроме своего соперника Альмагро маркиз Франсиско Писарро пожаловал Орельяне большие поместья и множество «хороших» индейцев. Капитан оказался умелым и рачительным хозяином, однако не в его натуре было сидеть на месте и заниматься извлечением доходов из владений: стоило пронестись слуху о задуманном Гонсало Писарро походе в неведомую страну Корицы, как сеньор капитан стал деятельно готовиться к новым ратным приключениям. Он распродал большую часть рабов и земель и принялся снаряжать за свой счет отряд добровольцев. Так, в хлопотах и заботах, а вовсе не в боях и походах, провел свой год в Индиях Хуан де Аревало, ставший оруженосцем и любимцем капитана.

Впрочем, полюбить Хуана было нетрудно — он обладал редким и чудесным даром сразу же располагать к себе самых разных людей. Невысокий, но крепкий и стройный, с тонкими, почти девичьими чертами лица, звонкоголосый, общительный и веселый, он умел подбодрить в минуту уныния, расшевелить любого толстокожего лентяя, заставить добродушно рассмеяться самого привередливого ворчуна. Хотя ему еще не пришлось повоевать, он успел зарекомендовать себя храбрецом во время перехода через горы от Сантьяго до Кито: хладнокровно гарцуя на краю пропасти, Хуан вызывал одобрительную улыбку у ветеранов конкисты, не знающих, что такое страх.

Но о храбрости Хуана и других его достоинствах я узнал несколько позже. В первый же день нашего знакомства я увидел в нем лишь славного, неглупого и приветливого юношу, с искренней благожелательностью отнесшегося ко мне. Выйдя из дома, ставшего резиденцией Орельяны, мы отправились с Хуаном к моему хозяину, а потом, не застав его на постоялом дворе, стали бесцельно бродить по городу.

Наша прогулка не прошла без пользы — мы успели рассказать друг другу о себе, вспомнить о дорогой сердцу Испании, а Хуан, кроме того, сообщил мне интересные сведения о цели похода, предпринятого Гонсало Писарро и Орельяной. Он рассказал, что поиски корицы — это далеко не самое главное, из-за чего Гонсало снарядил свою экспедицию, которая насчитывает более двухсот конных солдат и четыре тысячи носильщиков-индейцев. Губернатор во что бы то ни стало намерен пробраться через индейские дебри и завоевать страну Золотого касика, столь обильную сокровищами, что перед ее богатством кажется ничтожным все золото покоренной страны Перу. Золотой касик 7 — могущественный индейский государь, и зовут его золотым оттого, что ходит он всегда покрытый золотой пылью, которая заменяет ему одежду. Каждое утро слуги обмазывают его тело благовонной смолой и затем осыпают его толченым в порошок золотом. Как великолепная статуя из драгоценного металла, как языческое божество, сошедшее на землю, разгуливает по своим владениям Золотой касик, наслаждаясь безграничным своим могуществом и властью над тысячами тысяч индейцев. И хотя ни один испанец еще не видел этого властителя, слухи о богатейшей стране, называемой Эльдорадо, вполне достоверны: о ней под пытками рассказывали многие пленные индейцы.