Замуж не напасть - Кондрашова Лариса - Страница 29

Он делает страшные глаза, и Евгения смеется. На ней сейчас белые шорты, майка с черной пантерой и белые спортивные туфли из натуральной кожи, удивительно мягкие и легкие.

Украдкой оглядев себя в зеркале, она остается довольна: три часа езды не сильно отразились на ее внешнем виде.

— Может, сначала зайдем поужинаем? — предлагает Виталий. — Время-то к семи идет.

— Ну уж нет! — категорически отказывается Евгения. — Мы приехали сюда отдыхать, и будем делать это медленно, со смаком. Поднимемся, примем душ, переоденемся…

Они уехали из дома раньше, чем собирались. В четверг президент позвонил ей в кабинет часа в два и удивился:

— Как, вы еще здесь?

— Но я же отпросилась на день, а не на полтора.

— Лопухина, вы неисправимы! Немедленно домой! Чемодан не собран, а она еще на работе прохлаждается!

И шефы любят пошутить! Она позвонила Виталию. Оказывается, и он освободился и через пять минут за ней подъехал.

Немудрено, что им до сих пор не хочется есть. Весь путь они жевали. Виталий останавливался везде, где видел что-нибудь аппетитное. Он боялся, что они не успеют к ужину, и старался накормить ее впрок.

Номер у них действительно шикарный: две комнаты, большая ванная, лоджия со стеклянной дверью во всю стену, откуда открывается ослепительный вид на море.

Быстро все осмотрев и обежав, Евгения распаковывает чемоданы и говорит:

— Чур, в душ я первая, мне дольше собираться!

Но когда она встает под душ, Виталий, несмотря на ее сопротивление, проскальзывает следом и берет ее прямо в душе. Евгения злится. Но, вынужденная уступить, она мысленно подначивает себя: «Выходит, Евгения, отрабатываешь номер-люкс и фирменный прикид!»

Впрочем, когда Виталий сам домывает ее, а потом, завернув в большое, как простыня, полотенце, несет на кровать и предлагает полежать и отдохнуть, она перестает думать о насилии, а просто лежит расслабившись.

Выйдя из душа, он шутливо-грозно простирает над ней руку и вопрошает:

— Как, ты до сих пор не одета?

Уловив в его глазах отсвет просыпающегося вожделения, она быстро соскальзывает с кровати и одевается в новое голубое трикотажное платье, которое обтягивает ее, будто эластичный чулок. Продавщица сказала, что это очень модная ткань и называется что-то вроде «стрейч». Подчеркивает платье все, что можно подчеркнуть. Евгения надевает к нему из украшений лишь тонкую золотую цепочку.

Виталий в белых брюках и тоже голубом батнике критически оглядывает ее и остается доволен. Они дополняют друг друга как идеальная пара.

Он подводит Евгению к зеркалу:

— Ну как?

Она смотрит: никуда не денешься, пара! Такое единение зрительного образа дается либо многими годами совместной жизни, либо счастливым совпадением.

«Как жаль, — грустно думает Евгения, — что так же не созвучны наши души!»

Она не ответила бы конкретно, в чем видит это. Просто чувствует. Как в таких случаях говорит народ? Не в свои сани не садись! Вот у нее впечатление, что она сгоряча села не в свои сани…

Виталий закрывает ключом дверь, когда из соседнего номера тоже выходит пара. Они едва переглянулись, почувствовав друг к другу симпатию.

— На ужин? — спрашивает мужчина.

— Говорят, надо, — шутливо вздыхает Виталий.

— Как хорошо, что у нас появились соседи, — щебечет молодая женщина, — мы здесь уже три дня, а еще ни с кем не познакомились.

Мужчины протягивают друг другу руки. Виталий представляет Евгению как свою жену, и она уже не противится. Не будешь же объяснять всем: я ему пока не жена, и вообще я еще думаю, быть ли ею.

Зато их соседи — настоящая семейная пара. Оставили на свекровь двоих своих мальчишек — младшему шесть, старшему десять лет. Решили наконец отдохнуть без шума-гама. Жаль, ненадолго — через неделю у свекрови кончается отпуск. Дети на море отдохнули: младший был с тещей в пансионате, старший в пионерском лагере — или как это теперь называется, скаутский?

Все это новые знакомые выпаливают сразу. Видно, и вправду соскучились без общения. Роберт — представитель сибирской фирмы, торгующей на юге лесом, а Юлия — домохозяйка.

— К сожалению, — со вздохом говорит она. Мужчины в ресторане договариваются с администратором, и их сажают за один столик.

Юлия прямо-таки вцепляется в Евгению, так ей хочется выговориться.

— Представляете, дома разговариваю сама с собой, приезжаю на море — и тут не с кем словом перемолвиться. Все-таки в последнее время люди стали труднее сходиться друг с другом. Будто государственная граница прошла и через души. Смотрят настороженно, злятся от любой чепухи… Я изредка хожу по магазинам — удручающая картина человеческого отчуждения, вы не находите?

Евгения не находит, потому что она никогда об этом не задумывалась. Люди стали злее, это заметно, но ведь и жить многие стали хуже…

Пока Роберт обговаривает с официантом меню, Виталий приносит женщинам вино «Монашка из Лилля», а мужчинам коньяк.

— Я не спросил тебя, — извиняется он перед Робертом, — ты коньяк-то пьешь?

— Пойдет! — машет тот добродушно. — И жене моей ты угодил. Она как раз все монашеское любит!

И сам смеется при общем молчании.

— Я шучу. А Юлька шуток не понимает. Никогда не нужно жениться на аристократках, это еще Зощенко предупреждал! Все берут рукой, а она вилкой! Ха-ха!

— Роби, это скабрезный анекдот. Все его знают, и он вовсе не застольный, — морщится Юлия.

— Что я тебе говорил? Ладно, почирикаете между собой. А мы уж как мужчина с мужчиной, чтобы не кланяться после каждого слова.

Виталий разливает женщинам вино и сочувственно подмигивает Евгении: мол, что поделаешь, придется потерпеть! Он сразу поверил Роберту, что жена его жеманница и ханжа, а еще, наверное, она произвела на него впечатление глупой, манерной куколки.

А Юлия вовсе не показалась Евгении глупышкой. Видно, многие попадались на эту удочку — ее по-детски наивное лицо: голубые распахнутые глаза, маленький носик, ротик бантиком. Кажется, Евгения ни у кого еще не видела таких ярких естественных красок: глаза казались прямо-таки ненатурально голубыми, а губы — неестественно алыми. На лице Юлии, однако, не было ни капли косметики.

— Послушайте, — замечает Юлия, коснувшись губами бокала, — о чем говорят наши мужья. Как всегда, о политике. Они считают женщин неспособными разобраться в таких якобы мудреных вещах. Много ли вы знаете женщин, которые, собравшись, говорят о политике?

— Есть некоторые, — неопределенно отвечает Евгения.

— Наверняка они бездетны или дети настолько выросли, что не требуют постоянного надзора.

— Почему вы так думаете?

— У них же мозги не загружены, и они пытаются играть в мужские игры, как будто нельзя найти другое занятие. Политика — дело сиюминутное, а женщина должна думать о будущем. Можно, я буду на ты?

— Пожалуйста.

— Если бы у меня было много свободного времени, я бы написала роман о женщинах-домохозяйках. И назвала его «Взгляд из кухни». Знаешь, сколько умных мыслей приходит к стоящей у плиты женщине?

Евгения не может понять: Юля говорит серьезно или шутит? Она обо всем рассуждает таким ровным и спокойным тоном, что о владеющих ею эмоциях можно только догадываться.

Приходят эти мысли у плиты, еще как приходят! Порой вместе с осознанием собственной беспомощности — ты ничего не можешь изменить! — и озарением: оказывается, воспитание детей считается почему-то делом нетрудным, и в конце концов воспитание человечества сваливается на хрупкие женские плечи. Но так как женщины за свой труд не требуют награды, то и их подрастающие сыновья, уходя в политику, об их бесценном вкладе забывают. Не дай Бог так воспитывать детей, как мужчины управляют страной!

В это время мужчины так дружно хохочут, что она от неожиданности вздрагивает.

— О чем это они?

— Роберт рассказывает анекдот из жизни, — уголками губ улыбается Юлия. — Наш старшенький на днях учудил. Взял из видеотеки кассету с порнофильмом и стал смотреть вместе с младшим. Обнаружили это случайно. Старший, Вадик, с перепугу вложил кассету не в тот футляр. Отец разозлился, хотел его наказать, но младший решил вступиться: «Да ничего такого на этой кассете нет! Трахаются, да и все!» Папа Робик от неожиданности чуть ложку не проглотил — за обедом это случилось.