Ромасанта: человек-волк - Конде Альфредо - Страница 13

Место называется Корго-до-Бой. Слово корго по-галисийски означает глубокую впадину, расщелину, разлом, по которому время от времени устремляются потоки воды. Но этим же словом обозначается и небольшая выемка в камне, в которой накапливается дождевая вода; превращаясь в лед, эта вода раскалывает каменную глыбу. Корго-до-Бой — это как раз впадина, по которой иногда низвергается бурным потоком вода, но это также и тропа самых опытных, самых свирепых волков в стае. Когда вода уходит в эту расщелину и заполняет ее самую глубокую часть, самую узкую часть тропы Корго-до-Бой, волки преодолевают ее вброд, перепрыгивая с камня на камень, демонстрируя удивительную ловкость, даже грацию, хотя на самом деле они вовсе лишены изящества; задняя часть у них поджарая, а огромная голова кажется слишком тяжелой, но их лапы проворны и необыкновенно мощны, это и позволяет им с такой видимой легкостью преодолевать поток, прыгая с камня на камень.

Итак, я привел туда представителей закона. Я показал им заросли кустарника, преграждающие ручей, когда он мелеет, и, подойдя поближе, указал на уходящую вверх по склону часть зарослей:

— Это произошло здесь. Здесь я убил Бениту Гарсию и ее сына Франсиско, — сказал я им и замолчал.

Я надеялся, что они ничего не найдут, что водный поток давно унес останки, которые не успели сожрать волки, но даже самые никчемные и праздные из моих охранников, движимые каким-то странным, удивительным усердием, вдруг принялись шарить по траве, кустам и даже поднимать камни со дна ручья, что весьма меня опечалило, ибо не оставляло мне никакой надежды. Им не пришлось долго искать. Тут же, в зарослях травы, была обнаружена кость взрослой женщины. Ее нашел я сам — не зря же я упомянул о никчемных и ленивых охранниках, — и я не смог устоять перед искушением заявить во всеуслышание о своей находке. Мной овладело чувство странного смирения, которое я не смог побороть, а может, я сделал это под воздействием столь присущей мне угодливости, коей всегда пользовался столь успешно; возможно также, что немалую роль сыграла здесь и моя самовлюбленность, страстное стремление играть главную роль и заставлять остальных невольно все время обращать на меня внимание. Но кто знает, может быть, в конечном итоге я сделал это из-за того, что, вопреки распространенному мнению, большинство смертных все же испытывают отвращение к такого рода вещам и, догадываясь о них и даже видя их, предпочитают ничего о них не знать.

Все в ужасе обернулись ко мне, и я ощутил себя центром вселенной. Тогда, с полной непринужденностью, я протянул находку достопочтенному доктору Фейхоо-Монтенегро, который то ли сам захотел сопровождать нас, то ли его принудили к этому, мне сие неизвестно; все-таки Альярис расположен достаточно далеко от Верина, чтобы кто бы то ни было захотел отправиться сюда по собственной воле. Впрочем, может быть, доктор был энтузиастом, поборником истины, кто знает.

— Это правая тазобедренная кость от гребня подвздошной кости до тазобедренного сустава, — не изменясь в лице, изрек он, исполненный высокомерия, показавшегося мне оскорбительным.

Потом он стал вновь и вновь разглядывать кость, словно убеждаясь, что не ошибся в своем утверждении; принимая во внимание его надменный вид и ученое высокомерие, это производило странное впечатление. Какое-то время он все вертел и вертел кость в пальцах, медленно поворачивая запястье, стараясь рассмотреть ее вблизи. После того как его первоначальное любопытство было удовлетворено, он извлек из врачебного чемоданчика циркуль и линейку, измерил кость и решился продолжить свое сообщение:

— Длиной восемь целых пятьдесят шесть сотых дюйма.

Затем он оглядел стоявших вокруг, дабы получить удовольствие от оказываемого ему внимания, ибо каждый человек пытается вызвать его, как может, при этом почти никогда не испытывая благодарности к тому, кто обеспечил ему сей яркий мимолетный миг славы (в данном случае это был я). Потом, повернувшись к писарю, быстро делавшему записи, доктор заметил самым что ни на есть прокурорским тоном, который он счел наиболее подходящим для данного момента, места и обстоятельств:

— Восемь целых и пятьдесят шесть сотых дюйма в длину, в соответствии с бургосской мерой длины, разумеется, — напыщенно заявил он, — около шести в ширину в самом широком месте и четыре целых тридцать сотых в части, примыкающей к лонной кости.

Он вновь посмотрел на окружающих и продолжил так, словно его голос был единственным на земле:

— Вертлужная впадина имеет треугольную форму; в гребне подвздошной кости не хватает третьей части, идущей от крестца, а в костном канале наблюдается смещение костного мозга. Также отсутствует крайняя часть сустава, сочлененного с лонной костью, а внутренний край латерального отдела скошен и сколот.

Он составлял судебно-медицинский отчет, мне это сразу стало понятно. Он слишком поторопился, сие было совсем не тем, на что я рассчитывал, когда кружил с ними по тропам. Я испытал к нему страшную ненависть, но он отважно и самодовольно продолжал свои судебные изыскания:

— Кость грязно-серого цвета, зеленоватая в своей нижней трети. Если рассмотреть ее внимательно, то на ней обнаруживаются легко обозначенные волокна вещества, проявившиеся на поверхности. Это не что иное, как засохшие сосуды. Данные обстоятельства служат доказательством того, что кость не была извлечена из какого-либо оссуария; то есть сие означает, что труп не был предан земле или же пролежал в земле очень недолго. Его мягкие ткани разложились на открытом воздухе несколько лет назад. Кость, судя по анатомическому строению и в соответствии с данными остеогенеза, бесспорно принадлежит женщине, причем женщине старше двадцати пяти лет. Цвет и внешний вид суставной поверхности свидетельствуют о зрелом возрасте, ибо в старости для суставов характерен серый цвет, в молодом возрасте — белый, а в детстве — красный; однако эта кость под воздействием водных потоков неоднократно перемещалась, что не могло не оказать воздействия на ее окраску.

Оба стороживших меня жандарма смотрели на него с уважением и почтительным восхищением. Доктор Фейхоо-Монтенегро испытывал истинное счастье, исполняя свою роль серьезного и добросовестного ученого. Я внимательно наблюдал за ним, чувствуя одновременно восхищение и ненависть, ибо я знал о его самоотверженном служении больным, о том, как его любят жители Альяриса, а также о его писательской деятельности, которой он усердно посвящал себя; даже несколько преуспел на сем поприще. Я прекрасно понимал, что вполне мог бы быть таким, как он. Вполне возможно, я был бы таким, не будь мне суждено родиться в той семье, что приняла меня, когда я появился на свет.

Иногда в Асторге, во время одного из моих странствий, о которых я теперь так тоскую, мне доводилось бывать на театральных представлениях, и я смог сделать вывод о том, что длинные монологи не слишком-то хороши для актеров, ибо, как только они злоупотребляют своими разглагольствованиями, публика принимается их освистывать, отчего они спотыкаются на полуслове, теряя смысл того, о чем вещают со сцены. Я особенно хорошо это понял, когда кто-то из священников, у которых я бывал в гостях, дал мне почитать изданные театральные пьесы. Читая их, я чувствовал себя совсем иначе, гораздо лучше, убеждаясь в том, что в книгах монологи были гораздо короче и напряженнее, исполнены естественной легкости, коей полностью лишали их сельские постановки, и всё из-за тех смешных словоблудов, которых мне теперь напоминал сей надутый педант, продолжавший ораторствовать, не замечая тоскливого впечатления, которое его разглагольствования начинали производить даже на меня, хоть я и испытывал некоторое злорадство, слушая научные объяснения по поводу результата одного из моих подвигов, благодаря которому я получу известность и останусь в истории.

— Несколько сложнее установить рост субъекта, однако его можно определить не точно, но приблизительно, поскольку, как правило, тазобедренная кость находится со скелетом в отношении восемьдесят сотых к шести целым двадцати сотым, а посему данная кость, по всей видимости, принадлежит телу длиной шестьдесят шесть целых пятьдесят шесть сотых дюйма в бургосском исчислении; если же воспользоваться королевской системой мер, которая отличается от названной на два дюйма пятьдесят четыре сотых, то, понизив рост женщины на два-три дюйма по сравнению с мужчиной, можно вычислить его равным четырем футам семи дюймам.