Лунный пёс. Антология - Семенова Мария Васильевна - Страница 7

— Ну, беги уже, — шепчет Маська. А в глазах таится страх…

Макс лижет на прощание нос, и Маське даже кажется, что пёс подбадривающе улыбается.

Дорога будто сама собой ложится под лапы, а тревога придаёт сил и скорости. Там, в лесу, один-одинёшенек у костра Маська, с больной ногой, в легкой курточке, с пустыми руками… От этой ужасной картины хочется взвыть, что он и делает, недолго раздумывая.

Будто в ответ сзади слышится другой вой. Макс останавливается, оборачивается, поднимает ухо и лапу. Неужели волк? Не забредают они обычно так близко к людским жилищам, но кто знает…

Макс бросается было назад, потом снова вперёд… Если он не добежит, кто приведёт хозяев? Не Петька с Борькой уж точно. Да и до дому уже ближе, чем обратно…

Не тратя больше времени на колебания, Макс чёрной стрелой несется дальше по дороге, через поле, по улице…

У калитки торчит Глеб.

— Макс! — кричит он, от страха забыв, что обычно называет пса другой кличкой. — Где Маська? Ма! Макс при…

Макс гавкает и поворачивает морду в сторону леса — в этот миг из калитки выскакивают перепуганные взрослые.

— Где Амур, Макс? — не своим голосом вскрикивает хозяйка. — Что с ним?

Снова гавкнув, Макс кидается обратно.

— Сиди дома, Глеб! — бросает женщина.

— Но, ма…

— Дома, я сказала! — истерично повторяет она.

— Глеб! — рявкает хозяин, и тот понуро уходит. Волнуется…

Какие всё-таки медлительные эти люди! То и дело их поджидать приходится. Макс бы давно уже добежал, а они всё никак, останавливаются, запыхиваются, дышать не могут…

От тоски Макс снова задирает морду к луне и оглашает окрестности воем. На этот раз никто не отвечает…

Костёр заметен издалека, но Макс на всякий случай вперёд не вырывается. Кто знает, а вдруг умудрятся потеряться? Хозяйка вон еле дышит, хозяин, правда, огонь увидел — бежит.

Максу очень хочется обогнать всех и первому вынырнуть к Маське, но тут хозяйка хватается одной рукой за ближайший ствол, другой за грудь, и он бросается к ней. Маська самый лучший, конечно, но кормит-то ведь она…

— Ничего… ничего… — шепчет женщина, и Макс оглядывается на хозяина.

Тот вдруг остановился, застыл на ходу…

— Что такое? — кричит хозяйка, позабыв про все свои боли, и Макс в два прыжка догоняет мужчину. И тоже застывает.

Возле костра сидит Маська — пальцы покрасневшие, изо рта парок вырывается… В одной руке прут, которым он костёр перебирает. А рядом — волк, которого он второй рукой обнимает. Молодой ещё, не волчонок, но и не матёрый зверь.

— Амур… — Женщина без сил опускается на землю.

Хозяин берёт себя в руки, делает шаг вперёд. Волк рычит, щетинится, пятится…

— Пап… — подняв глаза, говорит Маська, радостно, но вместе с тем мягко, не резко. Но руку убирает — и волк шмыгает в черноту леса.

— Ты… что… — еле выдавливает хозяйка, с трудом поднимаясь.

— Ему страшно было, ма… И он замёрз… — оправдывается Маська.

— Макс, сторожи, — зачем-то говорит хозяин, хотя Макс и так начеку. Уж он-то свои обязанности исполняет исправно. Для чего напоминать?

Хозяин аккуратно подходит к сыну, щупает ногу, качает головой.

— Что случилось, Амур? — начинает квохтать хозяйка, но он лишь молчит.

Макс косится на него недовольно, мол, было бы кого покрывать…

— Жаль, ты говорить не можешь… — вздыхает женщина, оборачиваясь к Максу.

— Да упал, и всё… — бормочет Маська.

— Ну что?.. — вскидывается хозяйка к мужу.

— Может, и не перелом, но сильный вывих. А может… лучше бы сегодня же врачу показать.

Хозяин поднимает Маську на руки и идёт к дороге. Хозяйка засыпает костёр землёй и догоняет их. Так они и добираются до дому: когда хозяин устаёт, Маська прыгает какое-то время на одной ноге, опираясь на родителей. Хозяйка квохчет, приговаривает, никак опомниться не может…

— Макс, не трогай Ксюню, — устало говорит Маська, когда Макс по привычке дёргается в сторону мелькнувшего пышного хвоста.

Ночью Маське не спалось. Сначала он не мог решить, правильно ли сделал, что ничего не рассказал родителям. Он не ябеда и не предатель! Но ведь вот так никто не узнает раз, другой… а завтра что? Захотят посмотреть, что у волчонка внутри?..

Нынче Максу разрешили спать в Маськиной комнате. Герой… Ксенька тоже примостилась возле туго перевязанной ноги.

Макс на этот раз не гавкал на неё — она лечебная кошка, полежит на больном месте, и всё проходит. Так что сегодня — перемирие.

Маська опустил руку, погладил мягкую шёрстку. Кошачье ухо повернулось в его сторону, грудь уркнула, но голова не поднималась. Притворяется, что спит…

За окном стояла ночь — такая глухая и вязкая, что Маське снова стало не по себе. Как бы он её там, в лесу, пережил? Часы на столе синим высвечивали четвёртый час. Даже родители уже уснули. Везде тишина…

Как так четвёртый час? Маська встрепенулся. Вроде давным-давно смотрел на часы, а было уже около трёх — он думал, рассвет скоро…

Ночь какая глубокая, будто провал во времени…

Маська зажмурился, укрылся с головой. Спать. Что там сосчитать надо?

Снаружи раздался шорох. Глеба разбудить, что ли? По стенке постучать… Смеяться потом будет, ну и что…

«Это я переволновался, — сказал он себе. — Я дома, всё хорошо… А как вспомню, как впервые волка увидел…»

Маська снова выглянул из-под одеяла. За окном блеснуло какое-то зарево. Маська даже сел на кровати, пригляделся. Ни одной звезды не видно, ну хоть бы луна показалась, была же…

Со стороны горизонта летел странный яркий луч, распадался ещё на несколько лучей, ещё, ещё, начинал походить на гигантский зонтик с тысячами спиц.

— Ма… — прошептал Маська. — Глеб?

В это время Макс вдруг поднялся на задние лапы, стал вытягиваться, принимая нереальные человеческие очертания.

— Макс… — пробормотал Маська, снова зажмурился.

В ногах началось шевеление; поджав колени, мальчик опять открыл глаза. Ксенька спрыгивала с кровати, на лету изменяясь. И вот уже в комнате стояли юноша и девушка — вернее, с виду юноша и девушка, а изнутри…

Маська каким-то образом знал, что это Макс и Ксенька, что они остаются Максом и Ксенькой, хотя облики их сияют, а сверху будто одежда из света — очертаний не разберёшь.

Глаза юноши, чёрные, без зрачков — провалы в бездну, — лучились радостью и неожиданной, вовсе не собачьей, даже не человеческой мудростью. Девушкины же остались кошачьими — изумрудными, с вертикальными щелями…

— Здравствуй, Теллаирани, — проговорил Макс, подходя и протягивая руки.

— Здравствуй, Манлариен… — улыбается Ксенька — повадки кошачьи, верхняя губка чуть вздёрнута, глазищи огромные… Только что усов не хватает…

— Ты говоришь? Макс? Ксюня? — бормочет Маська. — У меня бред? Я болен?

— Почему он не спит? — удивляется Ксенька.

— Не знаю, — пожимает плечами Макс. — Придётся объяснить ему… рассказать… Раз уж так вышло.

— Ма! Глеб! — истошно кричит Маська. Ему так страшно, как, наверное, ещё никогда не бывало.

— Тише… — успокаивающе шепчет юноша, присаживаясь на кровать.

Девушка, которую даже в уме сложно и дальше называть «Ксенькой», садится с другой стороны, проводит нежной рукой по взъерошенной мальчишечьей шевелюре.

— Они не проснутся этой ночью, — шепчет Теллаирани. — Никто из людей не должен проснуться. Пока… — Она вздыхает, переглядывается с Манлариеном.

— Почему? — шёпотом спрашивает Маська.

Зонтик из световой пыли за окном становится всё более и более густым, мириады тончайших световых ниточек, изгибаясь, разлетаются в разные стороны.

— Идут… — шепчет Манлариен.

Теллаирани… Манлариен… Новые, незнакомые имена почему-то быстро запоминаются, становятся родными. Амуру приятно перекатывать их на языке, и он произносит вслух… Юноша и девушка переглядываются, и в глазах их такая радость, такое счастье от встречи, что Маська неожиданно перестаёт бояться. Они хорошие, видит он. Просто хорошие, и всё.