Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Антитела - Андерсон Кевин Джей - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

Скалли прикоснулась к ладоням Ракмена. Кожа болталась на них, словно чересчур свободные перчатки из толстой резины.

— Эпидермис отделен от мышц, как будто соединительная ткань каким-то образом оказалась полностью уничтоженной. Что же касается самих мышечных волокон… — Скалли ткнула труп пальцем и почувствовала необычную мягкость. Ее сердце подпрыгнуло. — Мышечные волокна кажутся рыхлыми, практически распавшимися, — добавила она.

Внезапно маленький участок кожи трупа лопнул, и Скалли от неожиданности шагнула назад. Из-под кожи выступила прозрачная беловатая жидкость, и женщина осторожно прикоснулась к ней затянутыми в перчатки пальцами. Жидкость была вязкая, липкая и тягучая.

— Я обнаружила необычную… похожую на сироп жидкость, выступившую из-под кожи тела. Вероятно, она собиралась и накапливалась в подкожной клетчатке и в результате моих манипуляций прорвалась наружу.

Скалли потерла кончики пальцев друг о друга, и клейкая жидкость, прилипшая к перчаткам, собралась в каплю и упала на поверхность трупа.

— Ничего не понимаю, — промолвила Скалли, обращаясь к диктофону и подумав, что в письменном рапорте она непременно опустит эти слова. — Перехожу к брюшной полости трупа, — сказала она, подтягивая поближе блестящий поднос, на котором лежали скальпели, зажимы, расширители и пинцеты.

Действуя скальпелем с величайшей осторожностью, чтобы не проткнуть перчатки, Скалли взрезала брюшину тела и, пустив в ход реберный расширитель, вскрыла грудную клетку. Это была тяжелая работа; по лбу Скалли обильно тек пот, щекоча брови.

Посмотрев на месиво, открывшееся под ребрами трупа, она запустила туда руку в перчатке и принялась ощупывать пальцами внутренние органы. Потом, следуя процедуре, Скалли взяла в руки инструменты и по очереди извлекла легкие, печень, сердце и кишки, попутно взвешивая их.

— Обилие опухолей мешает идентифицировать отдельные органы, — продолжала она, подумав, что было бы точнее сказать, что органы сами превратились в сплошные опухоли.

Внутренности Вернона Ракмена были покрыты и пронизаны метастазами, похожими на клубок толстых червей. Скалли наблюдала за тем, как они перемещаются, скользят, извиваются, словно от боли.

Заурядная процедура вскрытия никак не могла вызвать столь бурную реакцию, особенно если учесть, какие повреждения претерпел труп. И даже изменение температуры при перенесении тела из холодильника в теплую комнату не могло привести к такому энергичному сокращению тканей.

Среди открытых ее взору органов Скалли обнаружила несколько пузырей со слизью. Еще глубже, под легкими, залегал огромный мешок, наполненный вязким веществом, — что-то вроде биологического островка или хранилища.

Скалли взяла образец жидкости и поместила его в контейнер высшей биологической защиты. Закончив вскрытие, она сама проведет анализ и отправит образец в центр учета и регистрации заболеваний, дополнив тем самым данные, уже посланные туда Квинтоном. Может быть, патологоанатомы уже встречались с подобными явлениями. Однако в эту секунду Скалли была озабочена другими, более насущными обстоятельствами.

— Мои предварительные выводы, точнее говоря, догадки, заключаются в том, — продолжала Скалли, — что в лаборатории «ДайМар», вероятно, был получен новый болезнетворный организм, микроб или вирус. Нам не удалось выяснить подробности экспериментов Дэвида Кеннесси и его методов, поэтому я вынуждена воздержаться от детальных комментариев.

Она нерешительно взглянула на вскрытый труп Ракмена. Диктофон терпеливо дожидался, когда хозяйка заговорит вновь. Если положение и вправду столь серьезно, как опасалась Скалли, им с Малдером, вне всяких сомнений, придется прибегнуть к посторонней помощи.

— Опухоли и желваки, пронизавшие внутренние органы Вернона Ракмена, наводят на мысль о необычайно быстром делении и росте клеток его тела, — сказала она.

Доктор Кеннесси занимался онкологическими исследованиями, размышляла Скалли. Может быть, ему удалось вычленить генетические или микробиологические предпосылки страшного заболевания, вывести новую, заразную форму рака?

Напуганная собственными мыслями, Скалли судорожно сглотнула.

— Мои догадки могут показаться чересчур смелыми, однако, принимая во внимание обнаруженные мной симптомы и особенно тот факт, что за несколько часов до смерти этот человек казался

практически здоровым, опровергнуть их будет нелегко.

От начала заболевания до гибели прошла лишь часть ночи, а может, и того менее. Охранник не успел обратиться за помощью, вероятно, не успел даже осознать грозящую ему опасность…

Ужасный недуг свалил его с ног в считанные минуты.

Может быть, ему не хватило времени даже помолиться перед смертью.

Ветеринарная клиника Хагарта

Линкольн-Сити, штат Орегон

Вторник, 1:11

Перед доктором Эллиотом Хагартом встал мучительный выбор — усыпить черного Лабрадора или дать ему умереть собственной смертью. За долгие годы практики Хагарту много раз приходилось принимать подобные решения, но он так и не свыкся с этой тягостной необходимостью.

Пес лежал на одном из хирургических столов, как ни странно, все еще живой. В клинике царили тишина и спокойствие. Остальные пациенты доктора бродили по своим клеткам, молчаливые, но беспокойные и подозрительные.

На улице уже стемнело; как всегда в это время суток моросил дождь, но было достаточно тепло, и ветеринар распахнул заднюю дверь. Влажный ветер задувал в дом, разгоняя густой запах химикалии и испуганных животных. Хагарт был убежден в целительности свежего воздуха и полагал, что он столь же полезен животным, как и людям.

Жилые комнаты доктора находились на втором этаже, там его ждали включенный телевизор и немытые тарелки, оставшиеся после ужина, но Хагарт большую часть своего времени проводил внизу, в кабинете, в операционной и лаборатории. Эта часть дома была его истинным пристанищем, а комнаты наверху — лишь местом, где он спал и принимал пищу.

На склоне лет Хагарт продолжал заниматься ветеринарией скорее в силу привычки, чем надежды сколотить состояние. Долгие годы работы не принесли ему богатства. Местные жители то и дело обращались к нему, норовя получить бесплатную помощь как бы в виде любезности по отношению к приятелю или соседу. Время от времени появлялись проезжие, у которых захворало домашнее животное. Нынешнее происшествие было для Хагарта самым заурядным событием — сколько раз к нему в клинику приезжали туристы и, виновато пряча глаза, приносили труп либо еще живую, но .безнадежно изувеченную тварь, надеясь, что доктор сотворит чудо. Порой туристы задерживались, но гораздо чаще — как в случае с черным Лабрадором, к примеру, — спешили продолжить прерванный отпуск.

Черный пес лежал на столе, подрагивая, сопя и скуля. Блестящая сталь хирургического стола была залита кровью. Первым делом Хагарт обработал раны и перебинтовал самые глубокие порезы, пытаясь остановить кровотечение, но даже без рентгеновской аппаратуры он ясно видел, что у собаки раздроблен тазобедренный сустав, сломан позвоночник, а внутренние органы серьезно повреждены.

На черном Лабрадоре не было ни ошейника, ни бирки. После таких ранений он не имел ни малейшего шанса выздороветь, но даже если каким-то чудом ему и удастся выкарабкаться, Хагарту придется отправить его в собачий приют, где пес несколько дней проведет в клетке, мечтая о свободе, пока его не прикончат товарищи по несчастью.

Безнадежен. Совершенно безнадежен. Старый ветеринар набрал в грудь воздуха и с шумом выдохнул.

Прикоснувшись к дрожащему псу, он с удивлением отметил, что температура его тела гораздо выше, чем бывает у животных. Донельзя заинтригованный, Хагарт поставил ему градусник и ошарашенно наблюдал за шкалой, на которой появились показания 103, а потом 104. Нормальная температура собачьего организма — 101,5, в крайнем случае 102 градуса по Фаренгейту, а при шоке или ранении она должна падать. Тем временем на термометре выскочили цифры 106.