Дьявол может плакать (ЛП) - Кеньон Шеррилин - Страница 28

— Мы все еще должны найти моего брата, — напомнил он.

Кэт кивнула.

— Хорошо. Думаю, будет лучше, если я пойду одна. Я дам знать, если бабушка сможет помочь со сфорой. — И если она будет в хорошем настроении. Для такого дела им было нужно, чтобы Аполлимия была довольна и готова помочь. Иначе визит будет пустой тратой времени и может привести к её отказу помогать им.

Кэт отступила от Сина, но перед тем, как она испарилась, он удержал её рукой.

— Спасибо тебе, Катра. Я ценю помощь.

Она не знала почему, но от этих слов у нее заболело сердце.

— Всегда пожалуйста.

Он склонил голову и легко пожал её руку

— И я никогда не забуду твой подарок мне. Спасибо тебе снова.

Она подошла и нежно поцеловала его в щеку.

— Я скоро вернусь.

Артемида заколебалась, приблизившись к своей спальне. Она в нерешительности покусывала ноготь. Может, лучше ей просто пока пойти в храм Зевса и подумать о чем-то своем…

— Что ты натворила?

Она подпрыгнула от голоса Ашерона у себя за спиной.

— Я думала, ты в кровати, — просипела она. — Мне нужно было сходить в ванную.

— О.

Серебристый вихрь его глаз прожигал насквозь, когда он смотрел на нее.

— Что ты натворила Арти? И не говори «ничего». Я знаю, между прочим, когда ты притворяешься, и это выводит меня из себя.

Она ненавидела, когда он разгадывал её так легко. Как он это делал?

Но она отказывалась занимать оборонительные позиции. Она сделала так, как поступала всегда: перешла в наступление.

— Ну, это твоя вина.

Он закатил глаза.

— Конечно же. Все всегда моя вина. И что же я натворил в этот раз?

Она в ярости сузила глаза, но часть ее ужасалась. Больше всего она боялась его реакции, когда она скажет ему, что ей нужно… И еще, почему ей это нужно.

— Ты должен пообещать мне две вещи прежде, чем я тебе скажу. — Тик пробежал по его скуле.

— Что?

Она отступила на шаг, чтобы увеличить между ними дистанцию.

— Первое — что ты не убьешь меня. Никогда. И второе — ты останешься здесь еще на неделю.

Эш колебался. Это должно было быть еще хуже, чем обычно, если она хотела заключить с ним подобную сделку. Все внутри него завязалось узлом от ярости. Он чувствовал, как его глаза становятся красными, щеки горели. Но её это не заботило.

И он достаточно хорошо знал, если не даст ей то, чего она хочет, она никогда не скажет, что так сильно волновало её.

— Окей, ладно.

— Скажи это, Ашерон. Я хочу, чтобы ты был связан словами.

Он выругался, потом произнес сквозь зубы.

— Хорошо. Обещаю, что не убью тебя, и …

— Никогда.

Эш глубоко вздохнул, потом продолжил:

— Никогда. — Боги, как он хотел её задушить.

— И ты останешься здесь еще на неделю… Пока я не захочу, чтобы ты для меня кое-что сделал.

Его кровь превратилась в лед.

— Что сделал?

— Скажи это, Ашерон, и я скажу тебе.

Это уже приводило его в ярость. Он только надеялся, что сможет сдержать свое слово. Если нет, он погибнет вскоре после нее.

— Ладно. Я не покину это место еще неделю, пока ты не захочешь, что бы я что-то сделал.

Она облегченно вздохнула.

— Хорошо. Теперь стой здесь.

Что ж… Он остался и ему было интересно, что, черт возьми, с ней произошло… Кроме того, что она осталась холодной и эгоистичной.

Она в это время отошла на другую сторону комнаты, подальше от него.

— Что ты делаешь, Артемида?

— Я должна была тебе что-то сказать.

— Должна, — исправил он. — И да, мы сие уже выяснили. Что это?

— Ты злишься.

Ему было отвратительно, что она продолжает играть в эту игру.

— Ты не заставляла меня пообещать не делать этого.

— Только потому, что я знала — ты все равно это сделаешь и тогда умрешь.

— Артемида!

— Хорошо, — сказала она, тяжело дыша. — Не повышай на меня голос. Я не переношу, когда ты так делаешь.

— Я уже близок к тому, чтобы сделать что-то посущественнее, чем повышать голос.

— Окей, пусть будет так. Помнишь, когда тебя впервые воскресили?

Помнит ли он? Это постоянно преследовало его. То был один из самых болезненных моментов его жизни, называемый агонией.

— Что с того?

— Ну… — Кусая губы, она вцепилась руками в платье. — Были месяцы, когда ты не приходил в мой храм, даже если я пыталась позвать тебя.

— Да. Я был просто немного раздражен тем, что ты и твой брат мне сделали.

— Но я призываю тебя вспомнить, что я сделала все от меня зависящее, чтобы тебя позвать.

С его точки зрения она была слишком заинтересована в этом, но он постарался найти способ снять её стресс, несмотря на то, что больше хотел её придушить.

— Я помню, Артемида. Ты, черт возьми, почти свела меня с ума своими пронзительными криками, чтобы я пришел к тебе.

— И в итоге, когда ты пришел, помнишь ли ты, что произошло?

Эш еще раз разочарованно вздохнул. Он четко помнил этот момент.

Артемида встретила его вне стен своего храма, в лесу. Он стоял посреди поляны, яростно глядя на нее. Он был голоден и в гневе. И хотел её крови в худшем значении этого слова.

Она осторожно приблизилась, как будто побаивалась его.

— Пожалуйста, не злись на меня, Ашерон.

Он горько рассмеялся:

— О, злость не может отразить того, что я на самом деле чувствую. Как ты осмелилась вернуть меня обратно?

Она нервно сглотнула.

— У меня не было выбора.

— У всех есть выбор.

— Нет, Ашерон, у нас его нет.

Как будто он мог в это поверить. Она всегда была эгоистичной и тщеславной, и, несомненно, в том и была единственная причина его воскрешения, когда он должен быть мертв.

— Ты поэтому позвала меня? Чтобы извиниться?

Она покачала головой.

— Я не прошу прощения за то, что сделала. Я бы поступила так же еще раз.

— Превосходно, — прорычал он.

Она отмахнулась от его слова.

— Я хочу, чтобы между нами был мир.

Мир? Она сумасшедшая? Ей повезло, что он сразу не убил её. Если бы не страх за невинных людей, он бы уже сделал это.

— Между нами никогда не будет мира. Никогда. Ты разрушила всякую надежду на это, когда смотрела, как твой брат убивает меня, и отказалась говорить в мою защиту.

— Я была напугана.

— А был избит и выпотрошен на полу, как жертвенное животное. Прости меня, если я не могу понять твою боль. Я немного занят своей. — Он повернулся, чтобы уйти, но она его остановила.

Тогда он услышал приглушенный плач ребенка. Ашерон сердито смотрел, как она извлекает сверток из складок своего пеплоса.

— У меня есть ребенок для тебя, Ашерон.

Он отдернул от нее руку. Ярость заполнила каждую часть его тела.

— Ты сука. Неужели ты думаешь, что он сможет заменить моего племянника, которому ты позволила умереть? Я ненавижу тебя. Всегда буду тебя ненавидеть. Хотя бы раз в жизни поступи правильно и верни его матери. Последнее, что нужно ребенку, это остаться с такой бессердечной гадюкой, как ты.

Она ударила его с такой силой, что его верхняя губа треснула.

— Уйди и сдохни, никчемный ублюдок.

Смеясь, он вытер кровь тыльной стороной ладони, с ненавистью глядя на нее.

— Я могу быть никчемным ублюдком. Но это лучше, чем быть фригидной шлюхой, которая принесла в жертву единственного мужчину, который любил её потому, что была слишком зациклена на себе.

Выражение ее лица опалило его.

— Не я здесь шлюха, Ашерон. Ты. Купленный и продаваемый каждому, кто заплатит твою цену. Как ты осмелился хоть на минуту подумать, что стоишь богини.

Боль от этих слов высушила его сердце и душу.

— Ты права, госпожа. Я не стою тебя или кого-то еще. Я просто кусок дерьма, который предназначен, чтобы его бросили голым посреди улицы. Прости, что замарал тебя.

И потом он исчез, и две тысячи лет избегал любого контакта с ней. Единственное, что он принимал от нее, была бутылочка с её кровью, чтобы он мог питаться и жить.