Воровка. Игра обстоятельств - Милованова Марина - Страница 42

Сейчас ничто не напоминало о пережитом кошмаре, и можно было бы вполне поверить, что все случившееся лишь кошмарный сон. Но на сердце было тяжело от сознания непоправимости случившегося, в памяти жили крики ужаса гибнущих людей, и в ушах, несмотря на окружающую тишину, по-прежнему раздавалось надсадное жужжание. К тому же моя потрепанная одежда и болезненная худоба никуда не делись, доказывая, что события последних дней не что иное, как явь. И где теперь искать спасения — непонятно. Ведь от того, что меня выбросило в другом месте, ничего не изменилось, и смертоносное облако насекомых по-прежнему продолжает свой полет, разрушая города и забирая человеческие жизни. А виновата во всем происходящем я, потому что не смогла вовремя остановить Хаос, хотя была к нему ближе всех. Виновата в том, что дрогнула рука, не распознав ловкой маскировки.

Да, в хитрости этому Хаосу действительно не откажешь. Ведь какая женщина сможет поднять руку на ребенка? Правильно — никакая. Вот и я не смогла. Что тут говорить, расчет был верный и полностью оправдался. А страдают теперь люди. Я, конечно, тоже страдаю. Только что значат мои страдания по сравнению с тем чувством вины, которое теперь легло неподъемным грузом на плечи. И что оно значит по сравнению с гибелью ни в чем не повинных людей!

Наконец пережитый ужас пролился горькими слезами. Споткнувшись на ровном месте, я рухнула в траву и захлебнулась рыданиями.

Вдоволь наплакавшись, вновь нашла в себе силы встать и направилась в сторону леса. В конце концов, ничего другого мне не оставалось, кроме как снова идти и надеяться.

На что надеяться? На лучшее, на Всевышнего, на справедливость. На то, что, может быть, еще не все потеряно для людей, для мира, для добра.

На земле не должен править Хаос, это я знала точно. Не знала только, как его остановить. Но отчаянно надеялась, что найду решение. Вопреки здравому смыслу, вопреки всему.

Лес встретил меня неестественной тишиной. Несмотря на то, что солнце стояло высоко в зените, не было слышно ни птичьего пения, ни шума листвы под легким дуновением ветра. Боясь поверить в худшее, я молча шла среди деревьев, внимательно глядя по сторонам. Вовсе не потому, что заботилась о собственной безопасности, а потому, что боялась найти подтверждение этой пугающей тишине, нарушаемой только моими торопливыми шагами, и своим мрачным мыслям.

Увы, через некоторое время я все же обнаружила первое подтверждение тому, чего боялась: стайка лесных зябликов лежала под деревом, не подавая никаких признаков жизни. Прикоснувшись к одной из птичек, я ощутила ледяной холод неподвижного тельца. Посмотрев внимательно, под ближайшими деревьями нашла еще несколько таких же безжизненных крошек.

Других доказательств не требовалось, лес попросту вымер. Безжалостная смертоносная сила не пощадила даже его. Видимо, человеческих жертв Хаосу было недостаточно. Картина была ясной и ужасной: на земле должно вымереть все живое, если еще не вымерло. Впрочем, нет, не вымерло, раз я еще жива. Но кому нужна подобная жизнь! Может, Хаос пощадил меня как раз для того, чтобы наказать чувством вины и ощущением безграничного ужаса? А это куда хуже смерти.

Чем дальше я шла, тем больше убеждалась в правдивости собственных мыслей. То и дело попадались бабочки, яркими пятнами распластавшиеся в траве; птицы, застывшие неподвижными комочками; дикие звери, застигнутые смертью на бегу или во сне. По всей видимости, в живых действительно не осталось никого.

Идти было страшно. К тому же к тишине и безмолвию скоро добавился стойкий, чуть сладковатый запах смерти, что при отсутствии ветра было невыносимо.

Сейчас я была рада тому, что не успела поесть в трактире, иначе меня давно вывернуло бы наизнанку. Правда, моему желудку подобное воздержание очень не нравилось, и периодически меня пронизывали спазмы тянущей боли, заставляя сгибаться пополам и падать на колени. Последнее было крайне неприятно, поскольку от моих шагов с потревоженной травы и ветвей кустарников градом осыпались мертвые насекомые. С каждым таким падением мой энтузиазм давал ощутимую трещину.

К концу дня я двигалась уже на пределе собственных возможностей, отчаянно уповая на то, что моих сил все-таки хватит на то, чтобы пройти лес без остановок. Хотя уже смеркалось, мне вовсе не хотелось ночевать среди мертвых обитателей леса, и я упорно шла вперед, не обращая внимания на пляшущие круги перед глазами и на то, что шатаюсь от усталости из стороны в сторону, словно пьяная. Подобрав по пути длинную палку, я долгое время использовала ее в качестве опоры, но это мало помогло.

Когда на лес опустилась тяжелая безлунная ночь, усталость взяла свое: мои глаза закрылись сами собой и я попросту сползла по своей палке на землю и отключилась, провалившись в глубокий, больше похожий на обморок сон.

ГЛАВА 5

Как ни странно, но после пробуждения следующим утром я была еще жива и даже могла вполне трезво соображать. Кое-как вытряхнув из спутанных волос нацеплявшихся за ночь насекомых, вновь схватилась за палку, стиснула зубы и пошла дальше. Куда дальше — не совсем понимала, но главное, что двигалась вперед.

Мое упорство позволило мне выдержать в этом лесу еще несколько суток, сохранив и относительную ясность ума, и здравость памяти. Но вот дальше начались проблемы.

Организм, ослабленный долгим отсутствием пищи, и воспаленное сознание попросту отказались мне повиноваться. К общему недомоганию теперь прибавились галлюцинации, которые менялись перед глазами с пугающей быстротой.

Я видела пляшущие в безумном танце деревья, которые давили своей тяжестью крохотные тела птиц и взрывали землю длинными мощными корнями. Видела мертвых животных, которые внезапно поднимались со своих мест и начинали хаотичное движение в одном лишь им понятном направлении. Видела небо, расцвеченное жаркими всполохами огня, словно кто-то неведомый развел в нем огромный костер. При этом ему, небу, было невыносимо больно, и оно кричало беззвучным криком от боли. Я ему сочувствовала, плакала вместе с ним, чувствуя, как слезы испаряются на щеках от жара, но помочь ничем не могла.

В такие моменты я только отчаянно молилась, толком не понимая, кому именно возносятся мои молитвы. Но отчаянно уповала на бесконечную милость этого неведомого кого-то, поскольку убегать и прятаться попросту не осталось сил и возможности. И еще просила, чтобы этот кошмар закончился как можно быстрей и земля смогла отдохнуть, восстановиться от всего пережитого, вновь стать сильной и, главное, живой. Но, к сожалению, воцарившаяся в природе вакханалия и не думала прекращаться.

В такие моменты я лишь глубже убеждалась в том, что больше на земле никогда и ничего не будет по-прежнему. Действительно, повсюду воцарился Хаос, распустив свои темные алчные щупальца над миром и уничтожив все живое вокруг, саму Жизнь.

Осознавать подобное было тяжело, боль ощущалась физически: взрывала сердце и обжигала виски раскаленными вспышками, давила на грудную клетку, мешая дышать, сводила тело судорогой. Я задыхалась от жалости и сострадания, скулила, подобно раненому зверю, но упрямо шла вперед, уже не зная и не понимая, зачем нужен весь этот путь и к чему, собственно, стремлюсь.

Было ли мне страшно?

Нет, уже не было.

Исчезли все чувства, оставив мне одну только боль.

Впрочем, этого было вполне достаточно для того, чтобы помнить — я еще жива. Только в моей ситуации вряд ли это являлось достоинством. Скорее, недостатком. Ведь все они — люди, звери, птицы — уже отмучились на этой земле и ушли в лучший мир. Моя же чаша мучений еще не выпита до дна. И, что вполне вероятно, может оказаться бездонной. Я в полной мере осознавала подобную вероятность, но все же отчаянно уповала на лучшее — скорую смерть.