Десять лет до страшного суда - Андерсон Честер Муур - Страница 13

— Когда? Где? Что они делали? Почему ты их не схватил? — Вопросы сыпались один за другим, в то время как Тчорнио готовился ответить на них поэффективней.

Каскад вопросов сменился постепенно глубокую тишиной; Тчорнио расчетливо дал возможность этой тишине еще более углубиться, после чего выдал основную информацию:

— Я видел их пять недель тому назад на улице Хромого Далбера, неподалеку от рынка. Я не знаю, что они там делали, но как только они меня увидели, то сразу же побежали. Я пытался схватить их, но их организация задержала меня.

— Что ты имеешь в виду под словом «организация»? — спросил Гардниен. Его тон уже не был таким насмешливым, как до этого.

— Именно то, что ты слышал, — самодовольно ответил Тчорнио. — Когда я пытался остановить убийц, кто-то все время мешал мне, швыряя в мою сторону глиняную посуду; кто-то другой катил мне под ноги тыквы, а кто-то еще натравил на меня табун диких далберов. И если вы еще сомневаетесь, что здесь замешана организация, то задумайтесь хотя бы вот над чем: как только табун далберов прошелся по мне, один из Материнских Гвардейцев тут же арестовал меня. А это, мой друг, явственно свидетельствует о наличии организации.

Больше вопросов не было. Все сидели в угрюмой неподвижности, включая и самого Тчорнио, которому удалось, даже не замечая этого, убедить себя самого. И вот наконец один из молодых вельмож произнес вопрос, который вертелся на языке у каждого:

— Что же нам теперь делать?

Втайне очень довольный своим возвышением от униженного неудачника до признанного лидера, Тчорнио с достоинством ответил:

— Вот мой план…

— Вот мой план, — сказал Смит. — Теперь, когда мы изобрели этот проклятый Матерью телеграф, первое, что мы должны сделать, это протянуть провода между Лиффдаргом и каким-нибудь другим городом. Затем…

— Стоп!

— В чем дело, Хард?

— Вы не имеете права протянуть провода без разрешения Храма.

— В самом деле, — добавил Ансгар Соренштайн, — ничего невозможно сделать на этой забытой Матерью планете без разрешения Храма.

— Это не совсем так, — патетическим тоном внес коррективы Хард. — Разрешение требуется только на то, что никто не делал до этого.

— Хард, старик, мы не планируем делать здесь ничего такого, что кто-то уже сделал до нас, — внес ясность Джон. — А как получить одобрение Храма?

Как оказалось, чтобы получить одобрение Храма, требовалось выполнить три условия. Первое заключалось в том, что нововведение не должно содержать ни малейшего намека на ересь; во-вторых, оно должно быть, в самом широком понимании этого слова, полезным; и, наконец, оно должно быть необходимым для общества, удовлетворяя общепризнанные нужды.

— Первое, что мы должны сделать, — объявил на следующий день Джон после обдумывания проблемы на протяжении всей бессонной ночи, — это продемонстрировать телеграф узкому кругу влиятельных лиц здесь в мастерской. Мы пригласим нескольких купцов, нескольких вельмож, двух-трех высокопоставленных армейских офицеров, командующего Материнской Гвардией и столько священников, сколько пожелают присутствовать. Как только они увидят телеграф в действии, они оценят его возможности. Таким путем мы докажем его полезность и необходимость его четкой работы.

— Прекрасно, — откомментировал это предложение Ансгар Соренштайн. — Потом все, чего нам останется добиться, это доказать его ортодоксальность. Как это сделать, Джон? Ведь ты наш главный мозговой центр.

— О, это очень просто, — проявил инициативу Хард. — Вам следует нанять адвоката Храма. Если телеграф в принципе возможен, он докажет, что «Книга Гарта Гар-Муйена Гарта» предсказала его, и это само по себе автоматически делает его ортодоксальным.

— Вот видите, как иногда бывают похожи порядки на Терре и Лиффе, — заключил Пиндар Смит.

— Отец, сэр! — Хотя его положение в доме и было восстановлено две недели тому назад, Тчорнио все еще был предельно вежлив.

— Я занят, сынок, пытаюсь читать. — При общем уровне грамотности на Лиффе прочитать рукописное приглашение стоило для старшего Хиирлта огромного труда.

— Но папа…

— Не мешай мне, Тчорнио. Кажется, это письмо довольно важное. Эти парни Гар-Террэны пишут, что могут свободно разговаривать на большие расстояния. Понимаешь, такая штука могла бы иногда быть полезной. — Одной из причин, по которой старший Хиирлт был князем, являлась его способность понимать, что некоторые штуки могут, в действительности, рано или поздно пригодиться.

— Но я хочу рассказать тебе о заговоре! — хныканье Тчорнио отличалось той особенностью, что содержало только самые неприятные составляющие его голоса.

— Тчорнио! Уходи. Мне не до твоих детских заговоров. Когда ты уже научишься не беспокоить меня по всяким пустякам?

Тчорнио, потерпев неудачу, медленно ушел. Он надеялся уговорить отца на финансирование комитета по борьбе с заговором, и вот теперь ему придется раздобывать деньги каким-то другим путем. Он не сомневался, что добудет их. К нему уже поступило несколько таинственных предложений от людей, которые пожелали выделить наличные при условии, что останутся анонимными.

Когда его сын ушел, Великий Князь Хиирлт звонком колокольчика вызвал к себе своего секретаря, который ведал деловыми вопросами. Эти ребята Гар-Террэны, похоже, действительно имели что-то стоящее, и он желал тоже заполучить свой собственный кусок от этого пирога.

— Смит, Мать его разнеси вдребезги эту штуку! Эта чертова… я имею в виду, забытая Матерью штуковина не работает! — Тщательно балансируя на полуразвалившемся стуле, Джо Харлен сидел, склонившись над первой действующей моделью телеграфа.

— Что ты имеешь в виду под «не работает»? — Пиндар Смит подошел к столу и стал осматривать деревянную раму, на которой были расположенные намотанные медным проводом катушки.

— Я имею в виду, что, когда я нажимаю на этот позабытый Матерью ключ, этот проклятый зуммер не пищит. Вот что я имею в виду, когда говорю, что эта штука не работает.

— Прекрасно, прекрасно, — забормотал Смит, склоняясь над установкой и проверяя все катушки одну за другой. — Демонстрация должна начаться через полчаса, и наши высокопоставленные приглашенные должны уже прибывать с минуты на минуту. Просто великолепно — именно в такой ответственный момент эта штука отказала! Ага, слава Богу — вот оно в чем дело. — Смит соединил два проводка. — Попробуй теперь.

Харлен нажал на ключ и зуммер сказал:

— Би-и-и…

— Би-и-и? — удивился Харлен.

— Мне пришлось использовать керамический резонатор, — невинным тоном объяснил Смит. — А теперь позволь мне спаять эти проводки.

В соответствии с установившимся на протяжении веков лиффанским обычаем, гости начали собираться только через полчаса после назначенного времени. Конечно, никто не позаботился предупредить об этом терран, и к тому времени, когда первый вельможа приехал, наконец, в своей запряженной в четверку далберов карете, каждый нерв у обитателей мастерской утончился до состояния, сравнимого разве с толщиной тянутого вручную медного провода, соединявшего различные детали аппарата.

Никто также не предупредил терран, что все гости прибудут на далберах. Ансгару Соренштайну, которому по программе демонстрации отводилась не самая значительная роль, вполне естественно было поручено присматривать за далберами. Когда количество далберов, за которыми ему следовало присматривать, достигло сорока пяти, его нервы были так же измотаны, как и у всех других участников Особой Операции. Но самое большее, чего он стал опасаться, так это того, что приедут все приглашенные. Эти сорок пять истерических далберов, которые едва не довели его до сумасшествия, представляли собой только половину списка приглашенных.

Если улица возле мастерской выглядела как площадка для родео, то сама мастерская напоминала крупную общенациональную выставку. Ну а если улица возле мастерской не выглядела как площадка для родео, то тогда нет никаких средств для описания того, что происходило внутри мастерской. Вдоль одной стены были выставлены все элементы полного комплекта телеграфной системы, состоящей из двух станций. Другая стена была завешена графиками, поясняющими, как работает система. Они были любовно вычерчены и раскрашены Ансгаром Соренштайном, которого теперь так донимали далберы. В дальней части комнаты, на небольшом возвышении Хард объяснял прелести телеграфа, используя свою самую певучую поэтическую дикцию, а в это же самое время Пиндар Смит, находившийся у входной двери, отправлял телеграмму Джону Харлену, который находился в другой комнате. Первая телеграмма состояла из слов «Что изрекла Мать?», которые не вызвали никакого удивления со стороны присутствовавших.