Сердце волка - Хольбайн Вольфганг - Страница 64

— Нет, — сказала она. — Здесь ее нет. Где она?

Штефан наконец поборол свое оцепенение, прикрыл входную дверь и, стремительно шагая, направился за Соней. В голове у него лихорадочно роились мысли.

— Что это значит? — затараторил он. — Кто… кто вы такая? И о чем вы вообще говорите? Я не знаю никакой Лидии, да и вас я тоже не знаю. Кроме того, я что-то не припомню, чтобы я приглашал вас войти.

Соня даже не взглянула на него, а начала быстро поворачивать голову то вправо, то влево, осматривая жилую комнату. Когда он видел ее голову в профиль, то замечал, как раздуваются ее ноздри. Со стороны казалось, что она… принюхивалась, чтобы взять след?!

— Послушайте, я с вами разговариваю! — воскликнул Штефан.

Он стоял позади нее так близко, что вполне мог схватить ее за плечи и силой повернуть к себе, однако он не посмел к ней и прикоснуться. В том взвинченном состоянии, в котором он сейчас находился, он не мог бы за себя ручаться, если ему вдруг пришлось бы коснуться ее.

— Я вас поняла.

Она медленно — явно провоцируя Штефана — повернулась к нему и долго и пристально рассматривала его с головы до ног.

— Что все это значит? — спросил Штефан.

Мысли по-прежнему лихорадочно роились в его голове, и, хотя его голос был довольно громким, в нем не чувствовалось должной уверенности и твердости. Скорее, наоборот, в его голосе ощущалась истерическая агрессивность — это с самого начала делало позицию Штефана проигрышной.

Соня, даже не удосужившись взглянуть ему в лицо, продолжила осмотр квартиры — совершенно невозмутимо и в своей трудно описываемой словами манере. От того, как она вела себя, Штефану не только было не по себе — его постепенно начала охватывать самая настоящая паника.

— Ее здесь нет. И твоей жены тоже. Где они?

— Да, они не здесь, — машинально ответил Штефан и тут же мысленно чертыхнул себя за собственную глупость. — О чем вы говорите? — добавил он более резким тоном. — И кто вы такая? Что вам нужно?

Вместо того чтобы ответить на эти вопросы, Соня повернулась и начала быстрыми мелкими шагами ходить взад-вперед по комнате. Она ничего не трогала, однако беззастенчиво разглядывала полки, шкафы и прочую мебель. Внимательно осмотрев письменный стол, она заглянула за кушетку, а потом, присев на корточки, под кресло.

Штефан по-прежнему стоял у двери и смотрел на девушку со смешанным чувством растерянности и негодования. Если бы на ее месте был кто-то другой, Штефан охарактеризовал бы подобные действия одним словом — бесстыдство. Ее действия и правда можно было так назвать, однако в них чувствовалось что-то еще, что не просто трудно, а практически невозможно было выразить словами. Где-то на подсознательном уровне это настолько испугало Штефана, что почти лишило его возможности говорить и двигаться. Он инстинктивно осознавал, что над ним нависла какая-то опасность. Глядя на эту стройную, двигавшуюся с некоторой подростковой угловатостью девушку, он и представить себе не мог, в чем заключалась нависшая над ним опасность, тем не менее он ее отчетливо чувствовал и боялся так, как боятся огня дикие звери, даже никогда не испытывавшие его воздействия.

Соня, наконец закончив свой осмотр, подошла к окну и секунд на пять замерла, глядя на улицу. Штефан находился слишком далеко и не мог видеть, что она разглядывает, но он и так это понял. Соня пришла не одна. Внизу ее наверняка ждал парень, которого Штефан видел у подъезда сегодня утром. А может, с ним был и кто-то еще.

— Почему она не здесь?

Соня повернулась к Штефану и посмотрела на него. Штефан бесконечно долго — целую секунду — смотрел прямо в ее лучезарные глаза, а затем сделал гневный жест рукой и вошел в комнату. Как ни странно, у него при этом возникло ощущение, что он сейчас находится не в собственной квартире, а на какой-то чужой территории. «Если я не возьму себя в руки, — подумал он, — то через десять секунд мне уже придется просить у нее разрешение на каждый свой шаг!»

— Моей жены и Евы здесь сейчас нет, — ответил он недружелюбным тоном. — Однако мне непонятно, что…

— Ее здесь еще никогда не было, — перебила его Соня. — Эта квартира ей не понравилась бы.

— Почему? — спросил Штефан. — Потому что здесь никто не пытался бы ее убить?

Соня слегка улыбнулась. Штефан засомневался, что она поняла то, что он сейчас сказал. Ей, похоже, это было и неинтересно.

— У тебя есть что-нибудь попить? — неожиданно спросила она. — Я хочу пить.

Штефан состроил недовольную гримасу.

— На этот случай в городе имеются кафе и рестораны, — сказал он и, не переводя дыхания, тут же произнес совершенно противоположные по смыслу слова: — Кофе? Или чего нибудь холодненького?

— Кофе? — переспросила Соня и часто заморгала.

Штефан вдруг осознал, что она не понимает значения этого слова. Как, черт возьми, объяснить ей, что значит «кофе»?

— Я его быстро приготовлю, — сказал он. — Я и так собирался сварить себе чашечку. Присаживайтесь. Нам нужно вначале успокоиться, а затем попытаться во всем разобраться.

Он вышел из комнаты, однако направился не прямиком в кухню, а к входной двери, чтобы запереть ее. На всякий случай он закрыл ее и на цепочку. Хотя парень, стоявший сегодня утром у подъезда, выглядел истощенным, как будто он голодал, он, как показалось Штефану, принадлежал к тем людям, которые с ножом в спине и парой-тройкой пуль в животе способны еще долго и упорно драться.

Его поступок, конечно же, не остался незамеченным. Когда он вернулся в комнату и прошел через нее в кухню, Соня снова начала улыбаться, однако на этот раз уже однозначно насмешливо. Конечно же, если ее сотоварищи захотят проникнуть в квартиру, их вряд ли остановят замок и цепочка. Их они, может быть, и не сломают, но дверь представляла собой древесностружечную плиту с тонкослойным покрытием, которую и сам Штефан, наверное, смог бы выбить ударом ноги. Кроме того, своими последними действиями он наглядно — лучше всяких слов — продемонстрировал свою боязливость. Штефан мысленно чертыхнул себя. Однако эту ошибку уже не исправить, и ему оставалось лишь стараться не допустить еще какие-нибудь оплошности.

Когда он наливал в кипятильник воду и насыпал в фильтр три ложки молотого кофе, его руки дрожали. Тем не менее хаос в его мыслях постепенно улегся. По всей видимости, он правильно сделал, занявшись приготовлением кофе: ему должно было хватить этих двух-трех минут, чтобы прийти в себя.

Первым делом нужно было подавить в себе панику — его теперешнее состояние можно было охарактеризовать именно этим словом. Быть может, это была какая-то тихая паника и в этом состоянии он не вопил что есть мочи и не бегал, как перепуганная курица, туда-сюда, но, несмотря на это, испытывал холодящий душу ужас. Он лихорадочно размышлял, но так и не смог прийти к какому-то разумному решению, а потому просто не знал, что ему сейчас следует предпринять.

При этом он, безусловно, должен быть готов к тому, что может произойти. Возможно, не очень скоро и без каких-то жутких катаклизмов, но что-то все же произойдет. Вообще, с их стороны было глупо рассчитывать на то, что им удастся вот так просто забрать ребенка из чужой страны и оставить его у себя, как приблудившегося котенка.

Дожидаясь, пока закипит вода, он тихонько подошел к двери в жилую комнату. Выходя в кухню, он прикрыл ее за собой, однако оставил небольшую щель, чтобы можно было понаблюдать за гостьей незаметно для нее. Впрочем, ничего особенного он не увидел: Соня неподвижно сидела на кушетке, положив руки на колени. Эта поза не только говорила о том, что она чувствует себя не в своей тарелке, но и вообще казалась абсолютно для нее неестественной.

Штефан снова невольно залюбовался красотой этой девушки. Быть может, слово «красота» было не совсем подходящим, поскольку, если быть объективным, Соня не совсем соответствовала общепринятым канонам красоты. Эта девушка обладала… экзотической красотой, от которой Штефану становилось не по себе.

С трудом отогнав от себя эти мысли, он попытался сконцентрироваться на более насущных проблемах, например на том, как ему дальше реагировать на ее вторжение.